Первым делом Рейе вытащил из трупа столь удачно послуживший метательный клинок. Потом огляделся.
Иламна распростерлась навзничь там, где болотная грязь переходила в лесной желтый песок. В камышах, похоже, никто более не скрывался — зеленые верхушки замерли неподвижно, и ночную тишину нарушали только редкие скрипы цикад. В наступившей тишине мирно журчала вода, обтекая труп в черном, застрявший на отмели лицом вниз. Рейенир в третий раз пробормотал столь полюбившееся ему киммерийское ругательство, сорвал пучок жестких листьев осоки и принялся тщательно оттирать лезвия обоих ножей. Делал он это не столько из любви к аккуратности, сколько для того, чтобы унять предательски дрожащие пальцы.
К тому моменту, как дрожь в руках прошла, а оба клинка заблистали почти первозданной чистотой, герольд покойного Драго сидела на куцем пеньке, и ее поникшие плечи судорожно вздрагивали. Рейе никак не мог решить, как себя с ней вести. С одной стороны, она была изобличенным предателем, и полагалось облить ее холодным презрением. С другой же — перед Рейе сидела красивая молодая женщина, которой он только что — в очередной раз! — спас жизнь. И эта женщина плакала.
Не придя ни к какому решению, он буркнул:
— Ты как? Не ранена?
Иламна молча мотнула головой. Нет, не ранена.
— А это что за ухорезы? Дуэргар?
Молчаливый кивок: дуэргар.
— Послушай, ты точно в порядке? Язык не откусила от волнения?
Новый взрыв рыданий и невнятная короткая фраза, заставившая Рейе переспросить:
— Что сделать?!
— Прикончи меня! — рявкнула Иламна, вскакивая со своего пенька. Лицо ее было мокрым от слез, а кулаки крепко сжаты — правда, ножи разбросаны по песку. — Давай, доделывай их работу — я это заслужила именно от тебя! Это я вас предала! Я завела вас в ловушку! Я служила ублюдку Блейри с самого начала осады Токлау и прилежно доносила ему всякую сплетню!
Рейенир качнулся, как от удара, и пошел на девушку. Широкий, с зазубринами на обушке нож Одноглазого он все еще сжимал в руке, забыв убрать в ножны. Увидев это, Иламна всхлипнула и закрыла глаза.
Тогда Рейе сделал то, чего сам от себя не ожидал — обнял ее, притянул к себе и тихонько шепнул:
— Я знаю. Но это не твоя вина.
* * *
— …Он заставил меня. Я не знаю как, Рейе. У него есть Сила… Сила Венца, но не такая, какая была у покойного Драго. Когда Драго пускал в ход Венец — очень редко, по пальцам можно пересчитать — это было… ну, как рассвет над морем… это прибавляло мудрости, и тогда собеседник сам видел правоту Владыки. А у этого… Он лупит своей Силой, как дубиной, налево и направо, ему нужны не союзники, а покорные рабы. Вламывается в твой разум, как насильник, как завоеватель — не подчиниться нельзя, а подчиняться тошно. Тебе больно, гадко, ты понимаешь, что так нельзя… но ты должен. И свет. Синий свет, от которого слепнешь на время…
— Так говоришь, он частенько наведывался в Токлау? И как часто?
— Почти каждую ночь. Просто взбирался на стену в первом попавшемся месте. А часовым говорил — «вы меня не видите», и они его не замечали…
— Почему же тогда он не проник в покои Просперо или мои? Не прикончил нас во сне? Не заставил сдать форт? Впрочем, вряд ли он тебе об этом говорил…
— О, говорил-то он как раз очень много. Мол, он не хочет бессмысленной резни, ему, дескать, претят убийства исподтишка. Что, кабы не я, он вообще не появлялся бы в крепости, но меня он жалеет и хочет раскрыть глаза на предательство зингарского прихвостня, то есть твое… Я чуть не рехнулась, меня пополам разрывало изнутри: с одной стороны, я знала, что он врет, с другой — не могла не верить… И это при том, что он, похоже, не использовал даже трети своей подчиняющей Силы — боялся, как бы я вовсе не лишилась мозгов. Но воздействие Венца постепенно сходит на нет, если его достаточно долго не обновлять. Сейчас наваждение прошло окончательно. И теперь я ясно вижу, что в конечном счете наш князек кое в чем жутко просчитался.
— Вот как? В чем же, если не секрет?
— Не секрет. В общем, это даже немного смешно. Знаешь, когда пытаешься с помощью Венца воздействовать на чужое сознание, то вынужден хотя бы немного приоткрыть свое — ты ведь не можешь пожать чью-то руку, не протянув в ответ свою, верно? Если носитель Венца мудр и благороден в помыслах, такое соприкосновение ничем ему не грозит, даже напротив: тот, на кого обращена Сила, узрев сокрытое, исполнится светлой спокойной радости и уважения. Так было с Драго. Ну а Блейри… он забрал себе огромную Силу, ей невозможно противиться… но при этом он даже не подозревает, насколько открыты его собственные мысли. Он бездарь, на которого свалилась частичка настоящей мощи. Непосвященный, вроде этих вот головорезов, все равно ничего не поймет. Но если владеешь Силой хоть немного, то увидишь, хотя бы невольно…
— Представляю. Будто в выгребную яму заглянул.
— Совсем нет. Очень чисто, очень холодно, бесконечные лиги сверкающего синего льда и на этом льду безукоризненные черные письмена. Пройдя Испытание Венцом, разум Блейри почти полностью лишился эмоций. Теперь это просто мощная машина для достижения поставленной цели, вроде осадной катапульты — ну а скопище мертвого железа никаких ответных чувств не вызывает, ни отвращения, ни сочувствия… Цели у него вполне понятные, но вот средства гнусные. Венец основательно почистил мерзавцу мозги, но, увы, не изменил подлой натуры… Эти письмена на льду мне поведали, что он не прошел Испытания Мудростью, следовательно, не может восстановить Границу и прекрасно понимает, что через луну, много — через две не Кордава, так Мессантия сожрет его вместе с княжеским титулом и набранным с миру по нитке ополчением. При всей его шикарной самоуверенности ему нужен защитник. Покровитель. Кто-то, действительно более сильный.
— Одноглазый маг! — воскликнул Рейе. Теперь они шли не торопясь, внимательно осматриваясь и тщательно выбирая дорогу, по направлению к озеру Синрет. — Ну конечно! Блейри использовал форт с гарнизоном, как приманку для Одноглазого! А теперь, когда он его захватил…
— Не его. Об этом он думал, но отбросил такую мысль. Хасти слишком силен, слишком непредсказуем, его невозможно держать в узде, он достиг таких уровней магии, которые Блейри и представить не в силах. Такого слизняка, как наш князек, он попросту раздавит, едва почуяв попытку принуждения. Нет, Блейри хочет убить мага. Он его хладнокровно прирежет, едва король Конан покинет «Сломанный меч».
— Тогда кого?.. — Рейе вдруг остановился, точно налетев на незримую стену, и изумленно воззрился на спутницу. — Покинет «Сломанный меч»… Боги, ты говоришь про киммерийца?! Закрыться от вторжения его словом и мощью Аквилонии? Стравить меж собой Трон Льва и Золотую Башню? Но это невозможно! Конан в жизни на это не пойдет!
