заключил Муцио. – И насчет каторжников тоже. Они им, видите ли, не верили, а бедняги сделали больше, чем от них ждали… Вечная память!..
– Муцио, конечно, о покойных принято говорить хорошо, к тому же я рискую подорвать вашу веру в человечество, но с каторжниками генералиссимус был прав. Эти разбойники изменили.
– Но как же?! – Брови Скварцы явно собрались спрятаться под повязкой. – Я же сам видел… Неужели случайность?!
– Можно сказать и так, – согласился Рокэ. – И вы сейчас находитесь в ее милом обществе.
– Что? – Муцио все еще не пришел в себя. – Что такое?!
– Адмирал Фоккио Джильди прятался в секретной каютке и, когда наши прощенные друзья выкинули серый флаг, поджег запалы. Кстати, не забыть бы посоветовать дуксам запретить адмиралу Джильди чрезмерно рисковать. Он слишком хорош для того, чтоб собственноручно подрывать вражеские галеасы. Даже флагманские.
– Рокэ, – возмутился Фоккио, – кто бы говорил об осторожности!
– Я – совсем другое дело. – Алва потянулся к стакану.
– А… – Скварца ловил ртом воздух, не зная, что сказать, и наконец выдавил: – А что… что было в шкатулке?
– Киркорелла, – зевнул Рокэ, – розовая, с золотом. Очень красивая.
– Леворукий и все кошки его! Так вы… вы с самого начала…
– Муцио, – Ворон укоризненно покачал головой, – я уповал на то, что в каторжниках заговорит совесть и все такое, но должен же я был предусмотреть и обратное. Увы, любовь к отечеству в сих заблудших не проснулась.
– Если б вы не были маршалом, вам бы следовало податься в поэты. – Муцио основательно захмелел. Еще бы, рана, усталость, выпивка. – Я чуть не расплакался, слушая вашу речь, а в шкатулке сидел паукан!
– Стыдно, адмирал, – глаза кэналлийца задорно блеснули. – Каторжники – люди невежественные, им простительно, но вы… Не узнать монолог Генриха из «Утеса Чести»?! Конечно, это не лучшая вещь Дидериха, и все же…
– Дидерих? – переспросил Джильди. – Это из пьесы?
– Разумеется. Неужели вы думали, что я способен на подобный бред? Правда, в «Утесе» каторжников проняло, они пошли за благородным Генрихом, все погибли, но спасли отечество, по поводу чего Генрих прочитал еще один монолог. Его я не учил, не думал, что до него дойдет. Если угодно, могу дать книгу, она в палаццо.
– Увольте, – замахал руками Джильди, – после сегодняшнего?! Я всегда знал, что Дидерих – старый дурак, но чтоб такое!
– Ну и зря, – потянулся Алва. – В старикашке есть возвышенность. Он свято веровал, что каторжники, шлюхи, воры и изгнанники прекрасны просто потому, что они каторжники, шлюхи, воры и изгнанники.
– Рокэ, – простонал Муцио, – во имя Леворукого, пауканов вы тоже из-за Дидериха размалевали?
– Нет, из галантности, – вяло возразил Ворон. – Они предназначались дамам, а дамы серо-бурые тона не жалуют.
– В таком случае, – торжественно объявил Джильди, – вы просто обязаны забрать тех девиц с «Пантеры», от которых пауканы не шарахаются.
– Почему бы и нет, – кивнул Алва, – под ответственность виконта. И если ваш сын не против. Где он, кстати?
– С абордажниками, – махнул рукой адмирал. – У них там свои праздники. Паршивцу не нравится быть адмиральским сынком.
– Мне тоже не нравилось, – признался Муцио. – А вам, сударь, нравилось быть сыном Первого маршала?
– Не очень, – признался Рокэ, – но я утешался тем, что бывает и хуже и я хотя бы не сын короля.
399 год К.С. 16-й день Летних Ветров
1
Вверх-вниз, вверх-вниз, старая, как мир, забава. Летящие навстречу еловые кроны, запах роз и лаванды, пышные белые облака, смех Мэллит. Матильда научила маленькую гоганни смеяться и кататься на качелях. Девушке нравилось это нехитрое развлечение, еще бы, ведь она впервые видела столько неба и столько зелени.
– Ну конечно же, на качелях! – Матильда с хлыстом в руках стояла у векового тиса. – Мэллица, ты мне нужна.
Гоганни, как всегда, немножко замешкалась, она вообще терялась, когда ее заставали врасплох. Робер выпрыгнул из разукрашенной пестрыми лентами лодочки и помог выбраться девушке. Она бы и сама справилась – Мэллит была гибкой и ловкой, но кавалер должен помогать даме, а дама должна привыкнуть к тому, что иначе и быть не может.
Эпинэ проводил взглядом вдовствующую принцессу и ее «воспитанницу». Если наследник рода Эпинэ женится на «незаконной внучке Эсперадора и алатской герцогини», будет скандал, хоть и не больший, чем когда Рамиро Алва взял в жены Октавию. Робер Эпинэ был бы рад последовать примеру Предателя, только дело не в нем. Мэллит, превратившись в Меланию, не перестала любить Альдо. Иноходец задумчиво толкнул опустевшие качели, те радостно взметнулись к высокому небу. Лето в Черной Алати было чудесным – ярким, солнечным, но не жарким.
В Сакаци вообще было изумительно красиво; мало того, здесь снились удивительные сны, которые хотелось удержать, но разве можно удержать сон? Как всегда, когда на него накатывало то, что Матильда, злясь, именовала филозопией, Робер отправился на конюшню: Дракко не мешает размяться, а ему – заглушить дурь стуком копыт.
Полумориск, заслышав хозяина, принялся месить опилки. Бедные младшие конюхи! Робер укоризненно покачал головой. Дракко хрюкнул и изогнулся, норовя дружески боднуть не спешившего с яблоками хозяина. Эпинэ засмеялся и протянул красавцу половину здешней мьельки [34]. Своей жизни без Дракко Иноходец уже не представлял, и эта любовь, похоже, была взаимна. К мысли о жеребце прилепилась мысль о Вороне, подарившем ему это чудо. Шутка вполне в духе Алвы – прикончить хозяина и позаботиться о коне…
– Робер!
Дикон, и тоже на конюшне.
– Проедемся до Белой Ели?
– Конечно. – Юноша улыбнулся, но как-то вымученно, он вообще казался встрепанным и потерянным. Матильда пробовала с ним говорить, но Дик бодро заверял, что все в порядке. Принцесса подождала, подумала и вынесла приговор: влюблен и в разлуке. Роберу сперва тоже так казалось, но потом Иноходец понял, что дело не в этом. Вернее, не только в этом. Ладно, захочет – сам скажет. Не лезь к другому с тем, за что прибил бы полезшего к тебе.
Эпинэ окончил седлать Дракко и вывел во двор, дожидаясь Дика. Кобыла у парня была потрясающей – чистокровная мориска, но на удивленье спокойная и добронравная. Эпинэ в глубине души надеялся, что Дракко если не быстрее, то выносливей, но возможности проверить не было. Горные дороги не предназначены для скачки. Альдо – тот мог погнать коня через буераки с риском сломать шею и себе, и ему, но Дракко Роберу был слишком дорог. Рыжий, кстати, явно отличал мориску среди других кобыл. Надо поговорить с Диком. Конечно, в пару к Соне просится вороной мориск, но где ж его тут такого взять, а золотой полукровка даст фору многим чистокровным…
– Робер!
В темном провале арки юноша с Соной на поводу казались сошедшими с эсператистской иконы. Будь кобыла белой – готовый святой Гермий!
– Поехали! – Эпинэ ухватился за гриву и вскочил
