– Ты уничтожил рой, – сказал Сарм, глядя на меня.
Я ничего не ответил. Даже не доставал меч.
– Теперь я уничтожу тебя, – сказал Сарм.
Меч покинул ножны.
Сарм взялся за стальные перила слева от себя и с невероятной силой царя-жреца одним рывком вырвал стальной прут восемнадцати футов длиной. Легко, как деревянной палочкой, взмахнул им.
Этот прут – страшное оружие, он легко может ударить меня, отбросить на двести футов к противоположной стене, прежде чем я приближусь к нему.
Я отступил, Сарм начал приближаться.
– Примитивно, – сказал Сарм, разглядывая свою стальную дубину, потом снова взглянул на меня, антенны его свернулись. – Ничего, подойдет.
Я знал, что не смогу отступать долго, Сарм гораздо быстрее, он догонит меня, прежде чем я смогу повернуться.
Я не могу прыгнуть в сторону: там только гладкий крутой изгиб стены купола, я скользну к смерти и упаду, как те камни с крыши, в дымный огненный рокот внизу.
А передо мной Сарм, с дубиной наготове. Если он первым ударом промахнется, может быть, я смогу подобраться ближе, но мне казалось маловероятным, что он промахнется.
Не очень подходящее место для смерти.
Если бы только я мог отвести взгляд от Сарма и в последний раз взглянуть на чудесный рой и на разрушение, которому он подвергается. В воздухе висели тучи пыли, внизу слышали удары падающих камней, стены дрожали, купол и мостик, прикрепленный к нему, вздрагивали и корчились. Я представил себе, как вздымаются волны далекой Тассы, как в нее рушатся утесы Сардара, Вольтая и Тентиса; рушатся горы и воздвигаются новые, обширные поля Са-Тарна раскалываются, падают башни городов, ограда из черных бревен, окружающая Сардар, разрывается в сотнях мест. Я представлял себе панику в городах Гора, раскачивающиеся корабли в море, паническое бегство диких животных, и из всех людей только я нахожусь в месте, где началось все это опустошение, только я смотрю на виновника этих разрушений, золотого разрушителя планеты.
– Бей, – сказал я. – И покончим с этим.
Сарм поднял стальной стержень, и я ощутил в его позе смертоносную решимость, все золотые волоски застыли неподвижно, сейчас длинные стержень свистнет и обрушится на мое тело.
Я скорчился с мечом в руке и ждал удара.
Но Сарм не ударил.
К моему удивлению, он опустил стержень и застыл, будто напряженно к чему-то прислушивался. Антенны его дрогнули и напряглись, но не застыли, все чувствительные волоски заколебались. Тело его неожиданно расслабилось.
– Убей его, – сказал он. – Убей его.
Я подумал, что это он себе, чтобы покончить со мной, но почему-то тут же понял, что это не так.
Потом тоже почувствовал что-то и обернулся.
За мной, поднимаясь по узкому мостику, перебирая своими шестью маленькими конечностями, медленно переваливая золотым куполообразным телом со ступеньки на ступеньку, двигался золотой жук, которого я видел внизу.
Грива на его спине поднялась, как антенны, ее волоски странно, мягко шевелились, как шевелятся подводные растения в холодных течениях моря.
До меня донесся наркотический запах от этой поднятой извивающейся гривы, хотя я стоял высоко в свежем воздухе, на вершине купола.
Стальной прут выпал из конечности Сарма, скользнул по выпуклой стене купола и с грохотом упал далеко внизу.
– Убей его, Кабот, – послышалось из переводчика Сарма. – Убей его, Кабот, пожалуйста. – Царь-жрец не мог пошевелиться. – Ты человек, – доносилось из переводчика. – Ты можешь его убить. Убей его, Кабот, прошу тебя.
Я отстранился, вцепившись в перила.
– Нельзя, – сказал я Сарму. – Великий грех убивать золотого жука.
Мимо меня медленно протиснулось большое куполообразное тело под сросшимися крыльями, вытягивая к Сарму антенны, открывая трубчатые челюсти.
– Кабот, – послышалось из переводчика.
– Так люди используют инстинкты царей-жрецов против них самих, – сказал я.
– Кабот… Кабот… Кабот… – из преобразователя.
И тут, к моему изумлению, когда золотой жук приблизился к Сарму, царь-жрец опустился на все конечности, будто встал на колени, и неожиданно погрузил лицо и антенны в извивающуюся гриву золотого жука.
Я видел, как трубчатые челюсти пронзили грудь царя-жреца.
Облако пыли повисло между мной и этой парой, застывшей в объятиях смерти.
О купол ударялись камни и с грохотом обрушивались вниз.
Весь купол и мостик, казалось, приподнимаются и вздрагивают, но вцепившиеся друг в друга существа не обращали на это внимание.
Антенны Сарма погрузились в гриву золотого жука, его хватательные крючки гладили золотистые волоски гривы, он даже пытался слизывать их выделения.
– Радость, – донеслось из переводчика Сарма. – Радость, радость.
Я не мог не слышать звуков всасывания. Это работали челюсти золотого жука.
Я понял, почему золотым жукам разрешалось жить в рое, почему цари-жрецы не уничтожили их, хотя это и означало их собственную смерть.
Должно быть, волоски золотого жука, покрытые наркотическими выделениями, давали царям-жрецам достойную компенсацию за тысячелетия аскетических поисков разгадок научных тайн, приводили к прекрасной кульминации эти долгие-долгие жизни, посвященные рою, его законам, обязанностям и усилению его могущества.
Я знал, что у царей-жрецов мало радостей, и теперь понял, что самая большая среди них – это смерть.
Один раз Сарм, великий царь-жрец, невероятным усилием воли оторвал голову от золотых волосков и посмотрел на меня.
– Кабот, – донеслось из переводчика.
– Умри, царь-жрец, – негромко сказал я.
Последнее, что я услышал из транслятора Сарма, было слово «радость».
В последней смертельной судороге Сарм вырвался из объятий золотого жука, тело его распрямилось на все великолепные двадцать футов роста.
Так он стоял на мостике на вершине большого купола, а под ним ревел и гудел энергетический центр царей-жрецов.
В последний раз Сарм огляделся, антенны его обозревали величие роя, потом он покачнулся, сорвался с мостика, упал на поверхность купола и скользнул на обломки внизу.
Раздувшийся медлительный жук медленно повернулся ко мне.
Одним ударом меча я разрубил его голову.
Ногой столкнул его тело с мостика и смотрел, как оно скользит по стене купола и, как тело Сарма, падает вниз.
Я стоял на вершине купола и смотрел на гибнущий рой.
Далеко внизу у входа я видел золотые фигуры царей-жрецов. Среди них был и Миск. Я повернулся и начал спускаться.
– Это конец, – сказал Миск. Он лихорадочно работал у контрольных приборов, его антенны напрягались, читая показания стрелок запахов.
