какие-то крупные реки, кто же знал? Но запах моря…
«Землепроходцы могли пропустить реку, но уж моря не проглядели бы, – подумал Аоранг. – Степные земли Великой Матери уходят далеко на полдень, огибая Накхаран. Ходят смутные слухи, что где-то на юге равнины упираются в непроходимую горную цепь. Или море – дальше, за горами?»
Озаренная солнцем степь радовала глаз переливами рыжего, бурого, золотого. В пути Аоранга пару раз накрывало снежной бурей, но снег, едва примяв травы, сразу таял. И теперь мохнач любовался, как ветер гонит волны по высохшей траве, треплет метелки, словно седые пряди.
Повернувшись, он устремил взгляд на восток. Там вдалеке, вдоль окоема, тянулась синеватая линия гор. Это был Накхаран.
Глаз мохнача поймал движение вдалеке. Табун диких лошадей! Аоранг уже не в первый раз встречал их на пути. Степи были полны дичью. Какая тут была бы царская охота! Однако людей мохнач не встретил пока ни разу.
Зато Рыкун пропадал в степи днями и ночами, почти каждое утро с гордостью принося хозяину добычу. Саблезубец начал охотиться самостоятельно намного позднее диких ровесников. Прежде для него охотился Аоранг, зато теперь Рыкун наверстывал упущенное. Кот быстро рос, входя в полную силу: раздался в плечах, отрастил тяжелую морду, заматерел. Белые клыки почти на ладонь выглядывали из-под верхней губы. Прежнее изящество юнца заменили сила и мощь. Это уже был не домашний питомец жреца, а настоящий хищник. Нрав его тоже изменился – Рыкун перестал голосить по всякому поводу, распробовал независимость. Аоранг даже немного скучал по прежним временам, когда Рыкун постоянно липнул к нему и чуть что бежал к «отцу» за помощью и утешением.
А вот и Рыкун – разумеется, уже увидел диких лошадей и подкрадывается к ним! Аоранг заметил саблезубца лишь тогда, когда тот поднял голову, нюхая воздух. Рыжеватая, в бурых пятнах шерсть была совершенно неразличима среди сухой травы. Сейчас огромный кот медленно подбирался к табуну, двигаясь плавно, словно переливаясь с лапы на лапу. Уши прижаты, каждая мышца напряжена перед прыжком…
Аоранг замахал руками, закричал:
– Э-ге-гей! Не время охотиться, Рыкун!
Табун сорвался с места и понесся вдаль, поднимая облако пыли. Рыкун длинными прыжками рванул за ними. Как и Аоранг, он прекрасно понимал, что лошадей ему не догнать, но удержаться не смог.
Аоранг захохотал, хлопая себя по бедрам. Потом лег на спину, раскинул руки и уставился в небо, чему-то улыбаясь.
Он и сам не мог бы сказать, почему у него так легко на душе – чуть ли не впервые за последние месяцы, с тех пор как его вытащили из кургана. «Может, я просто слишком долго не был один?» – подумал он. В земле Великой Матери он всегда был на людях – днем и ночью ему прислуживали, угождали, а заодно и приглядывали…
Аоранг с содроганием вспоминал, как проснулся в кромешной, пропитанной благовониями тьме, долго пытаясь понять, что произошло, где он, куда подевалась Аюна, почему в голове такая мутная тяжесть и где грань между явью и сном… Помнил смертельный ужас, пришедший с пониманием, что произошло… Как, с трудом овладев собой, начал раскапывать курган изнутри, устроил обвал и едва не похоронил себя под рыхлой землей… Как начал задыхаться и помраченным сознанием завладели безумные видения, несомненно насланные злыми дивами этой страны. Молнии, бьющие в курган и сжигающие его плоть; клубящиеся тучи, в которые обращалась вспаханная земля; выходящая из этих туч огромная женщина с четырьмя грудями. Богиня увлекала его в борозду, в жирную землю, душила в неодолимых объятиях…
Перемазанную в грязи морду саблезубца Аоранг тоже сперва принял за предсмертное видение. А звуки голосов и удары лопат уже и вовсе прошли мимо него – мохнач окончательно лишился сознания…
Потом, когда верховный жрец Ашва все рассказал ему, Аоранг понял, что Рыкун-то его и спас. Той ночью саблезубец явился к кургану, под которым похоронили хозяина, и начал раскапывать землю, яростным рычанием разгоняя всех, кто пытался ему помешать.
Кто знает, чем бы это все закончилось, если бы не побег Аюны. Как только Ашве доложили, что царевна ускользнула во владения накхов, жрец Господа Тучи сразу понял, как надлежит действовать.
«Я во всеуслышание объявил, что Великому Коту – а значит, и Матери, коей он принадлежит, – неугодна принесенная жертва, – рассказывал старик. – И приказал раскапывать курган».
«И люди не возражали?»
«С чего бы? Они спасали тебя с такой же радостью, с какой и хоронили, – ведь это воля богов! Хвала Матери, мы пришли вовремя! Ты не успел задохнуться, хотя был близок к этому. Теперь, когда мы лишились дочери Солнца, потерять еще и тебя было бы непростительным упущением…»
«А что же Владычица Полей? Ведь это она осудила меня на смерть?»
«Она с величайшей охотой поспешила вернуть тебя к жизни. Теперь, когда нет царевны Аюны, ты вновь принадлежишь не дочери Солнца, а всем нам… Не опасайся, Аоранг. Больше никто здесь не попытается бросить тебя в борозду. Боги вернули тебя – значит твоя земная жизнь священна…»
Ашва не обманул. За Аорангом ревностно ухаживали, но это все равно не уберегло его от долгой болезни. Прежде здоровый как мамонт мохнач тяжело переживал предательство тела, и к болезни прибавился глубокий душевный упадок. Силы долго не возвращались к нему, как и радость, и вкус к жизни. Целые дни Аоранг проводил, лежа в своем домике, похожем на глиняный горшок, прячась от солнечного света и не желая никого видеть. Ашва часто навещал его, но и с ним мохнач разговаривал неохотно. Даже Рыкун приходил нечасто, пропадая в степях…
Лишь раз Аоранг оживился – когда старый жрец завел речь об Аюне.
«На случай, если ты еще мечтаешь, поправившись, уйти на поиски своей царевны, сообщаю – она жива и здорова. И насколько я могу судить, вполне счастлива в браке с бывшим саарсаном накхов…»
«С чего ты удумал, что она вышла замуж? – резко спросил Аоранг, садясь в постели. – Откуда вообще знаешь, что с ней?»
«Я слежу за всем, что происходит в пределах Аратты, – усмехнулся жрец. – Это Владычице Полей нет дела до чужих краев, ее заботят только земли Богини. Я же полагаю, что все взаимосвязано и у нас, ныне живущих, одна судьба. Тем более что накхи и вовсе наши ближайшие соседи…»
«Стало быть, царевна замужем за Ширамом? А почему ты назвал его бывшим саарсаном?»
«Потому что он потерял власть в Накхаране. Впрочем, там теперь правит его сестра Марга, так что род Афайя сохранил верховенство. Ширам же вернулся в столицу Аратты. Он теперь правая рука государя Аюра и начальник его войска. Пока Аюна наслаждается покоем во дворце своего отца, Ширам подавляет мятежи на рубежах страны… Ах да, царевна