Миск снова повернулся ко мне.
– Я желаю тебе добра, Тарл Кабот, человек, – сказал он.
– Подожди, – ответил я, – я пойду с вами.
– Ты ничем не можешь помочь, – сказал он. Антенны Миска наклонились ко мне. – Стой на ветру и снова взгляни на небо и солнце.
Я поднял руки, и Миск осторожно коснулся моих ладоней антеннами.
– Желаю тебе добра, Миск, царь-жрец, – сказал я.
Миск повернулся и ушел в сопровождении Куска и остальных.
Мы с Викой остались одни в разрушающемся комплексе. На мгновение показалось, что вся крыша над нами раскололась и обвисла.
Я схватил Вику на руки и побежал.
С невероятной легкостью мы как будто плыли по направлению к туннелю, и, оглянувшись, я увидел, что крыша медленно обваливается, как каменный снегопад.
Я ощущал изменение в силе тяжести планеты. Может быть, скоро она расколется, превратится в пылевой пояс в нашей системе, а пояс этот изогнется и гигантской спиралью, как падающая птица, ринется в недра пылающего солнца.
Вика у меня на руках потеряла сознание.
Я бежал по туннелям, не представляя себе, что делать дальше.
И оказался в первом комплексе, из которого впервые бросил взгляд на рой царей-жрецов.
Двигаясь как во сне, касаясь пола через тридцать-сорок ярдов, я по рампе поднимался к лифту.
И увидел только темную открытую шахту.
Дверь была сломана, и в шахте валялся мусор. Висячих тросов не было, и в полусотне футов ниже я видел разбитую крышу лифта.
Похоже, мы застряли в рое. И тут я увидел в пятидесяти ярдах еще одну дверь, только меньшую.
Одним медленным долгим прыжком я оказался у этой двери и нажал кнопку сбоку от нее.
Дверь открылась, я влетел внутрь и нажал самую верхнюю кнопку в ряду.
Дверь закрылась, и лифт быстро пошел вверх.
Когда она снова открылась, я увидел зал царей-жрецов, хотя огромный купол над ним теперь был разбит и части его упали на пол.
Я нашел лифт, которым пользовался Парп, врач из Трева, мой хозяин в первые часы пребывания в рое царей-жрецов. Я вспомнил, что Парп вместе с Куском отказался подвергать меня имплантации и вступил в подпольную организацию сопротивления Сарму. Когда он в первый раз разговаривал со мной, как я теперь понял, он находился под контролем царей-жрецов, его контрольная сеть была активирована и слова и действия диктовались, по крайней мере в основном, из смотровой комнаты, но теперь смотровая комната, подобно большей части роя, разрушена, и даже если бы она была цела, теперь некому активировать сеть. Отныне Парп будет собственным хозяином.
Вика по-прежнему без сознания лежала у меня на руках, и я укутал ее в полы одежды, чтобы защитить лицо, глаза и горло от пыли.
Я направился к трону царей-жрецов.
– Приветствую тебя, Кабот, – произнес голос.
Я поднял голову и увидел Парпа, который спокойно сидел на троне, попыхивая трубкой.
– Ты не должен здесь оставаться, – сказал я ему, с беспокойством поглядывая на обломки купола.
– Мне некуда идти, – ответил Парп, удовлетворенно пыхтя трубкой. Он откинулся назад. Клуб дыма вырвался из трубки, но не поплыл, а буквально устремился вверх. – Хочу насладиться последними затяжками, – сказал Парп. Он благосклонно взглянул на меня, проплыл две или три ступени и встал рядом. Поднял край покрова, который я натянул на лицо Вики.
– Она прекрасна, – сказал Парп. – Очень похожа на мать.
– Да, – согласился я.
– Хотел бы я знать ее получше. – Парп улыбнулся. – Я недостойный отец для такой девушки.
– Ты очень хороший и храбрый человек, – возразил я.
– Я маленький, некрасивый и слабый, – ответил он, – и правильно моя дочь меня презирала.
– Я думаю, сейчас она бы не стала тебя презирать.
Он улыбнулся и снова закрыл ее лицо.
– Не говори ей, что я ее видел. Пусть забудет глупого Парпа.
Как мячик, он подпрыгнул, взлетел вверх и снова уселся на троне. Ударил по ручкам трона и от этого движения чуть не полетел вверх.
– Зачем ты сюда вернулся? – спросил я.
– Чтобы еще раз посидеть на троне царей-жрецов, – с усмешкой ответил Парп.
– Но зачем?
– Может, тщеславие, – сказал Парп. – А может, воспоминания. – Он снова хихикнул, и глаза его с усмешкой устремились на меня. – Но главным образом, потому что я считаю это самым удобным сидением во всем Сардаре.
Я рассмеялся.
Потом посмотрел на него.
– Ты ведь с Земли?
– Очень, очень давно, – ответил он. – Так и не привык сидеть на полу.
– Он снова захихикал. – Колени не сгибаются.
– Ты англичанин.
– Да, – с улыбкой сказал он.
– Привезен в путешествии приобретения?
– Конечно.
Парп с раздражением рассматривал свою трубку. Она погасла. Он начал рыться в мешочке с табаком, который висел у него на поясе.
– И как давно? – спросил я.
Он начал набивать трубку табаком. С уменьшением тяготения это стало нелегкой задачей.
– А что ты об этом знаешь? – спросил Парп, не глядя на меня.
– Я знаю о стабилизирующей сыворотке.
Парп посмотрел на меня, придерживая пальцем табак в трубке, чтобы он не улетел.
– Триста лет, – сказал он и снова обратил все внимание на трубку.
Он пытался затолкать в нее табак, но получалось плохо, потому что маленькие коричневые частички все время отделялись и всплывали над трубкой. Наконец ему удалось набить достаточно, чтобы они держали друг друга, и он пустил струю пламени из серебряной зажигалки.
– Где ты взял табак и трубку? – спросил я, потому что на Горе ничего подобного нет.
– Как ты понимаешь, – ответил Парп, – эту привычку я приобрел на Земле, и так как я несколько раз в качестве агента царей-жрецов возвращался на Землю, мне удавалось потакать ей. С другой стороны, в последнее время я стал выращивать собственный табак внизу в рое под лампами.
Пол у меня под ногами подскочил. Трон накренился, потом встал на место.
Парпа, казалось, больше беспокоит трубка, которая грозила снова потухнуть, чем раскалывающийся рядом мир.
Наконец ему удалось справиться с трубкой.
– А ты знаешь, – спросил он меня, – что это Вика отогнала золотых жуков, когда Сарм послал их на армию Миска?
– Нет, – ответил я, – не знал.
– Смелая девочка.
– Это я знаю, – сказал я. – Действительно замечательная и красивая женщина.
Парпу как будто понравились мои слова.
– Да, я тоже так считаю, – сказал он. И печально добавил: – И мать у нее была такая же.
Вика зашевелилась у меня на руках.
– Быстрее, – сказал Парп, будто чего-то испугался, – унеси ее отсюда, пока она не пришла в себя. Она не должна меня видеть!
– Почему?
– Потому что она меня презирает, а я не вынесу ее презрения.
