— Твои движения уже не так быстры, Воитель! — ехидно прокричал он. — Что проку от силы, когда бьешь мимо цели! Давай, еще немного потанцуй со мной!
Темнолицый гигант молча ждал, не двигаясь с места. Он глубоко и ритмично дышал — хотя в этом мире дышать было совсем не обязательно — и в такт вдохам-выдохам секира в его руке чуть заметно поднималась и опускалась. Безликий, танцуя над огненной рекой, издевался, манил, угрожал — Воитель оставался безучастен и недвижим, лишь поворачивался следом, когда противник пытался зайти ему в спину. Так продолжалось долго, и в конце концов Безликий устал от собственных насмешек..
Тогда он атаковал первым. Багровый свет несуществующего солнца полыхнул на лезвиях его сабель, и синим сполохом взметнулась в ответ секира…
… и Айлэ поняла, что сейчас произойдет, за мгновение до того, как…
… такого не могло быть! Он лежал навзничь, чувствуя биение крови в своем, столь безупречно ловком теле, от плеча до паха рассеченном секирой Воителя, ощущая, как с каждым мигом из страшной раны истекает… жизнь? Сила? В последней отчаянной попытке он потянулся к выпавшей из руки сабле — но массивный темный силуэт надвинулся, заслоняя тусклый свет, отшвырнул зазвеневший клинок ногой, и Безликий впервые услышал голос своего врага, глубокий и мощный, словно исходящий из вулканического жерла. Этот голос произнес всего два слова:
— Ты побежден.
Потом была тьма.
* * *
…Конан зашатался, слепо шаря вокруг себя руками — а Блейри да Греттайро стал оседать к его ногам, и лицо рабирийца было мертвым, а широко распахнутые глаза совершенно пусты.
Хеллид вскинул ладонь с ножом, но один из лучников-дуэргар опередил его: издав отчаянный вопль, гуль подхватил с земли лук, выдернул из заплечного колчана стрелу и с десяти шагов пустил ее в киммерийца.
Однако странное дрожащее марево, завивавшееся вокруг двух властителей, еще не успело опасть. Баронетте Монброн доводилось видеть в действии защитные сферы магов, прочие увидели впервые: стрела мгновенно возвратилась назад. Боевой клич оборвался предсмертным хрипом, и гуль с собственной стрелой в груди опрокинулся на спину.
Его смерть будто бы послужила сигналом для прочих дуэргар. Хотя численное превосходство по прежнему было на их стороне — пуантенцев после схватки осталось четверо, включая оглушенного Эйкара, гулей по крайности полдюжины, не считая Хеллида — стрелки один за другим подняли руки или заложили их за голову. Пуантенцы похватали луки, Хеллид увидел нацеленные ему в лицо наконечники стрел. Но егеря промедлили с выстрелом — между ними и рабирийцем стояли Коннахар и Айлэ, все еще не пришедшая в себя после увиденного, и этого краткого промедления Хеллиду хватило на многое.
Хороший пинок в спину сбросил принца с крыльца, заставив пересчитать все пять натертых ступенек. Девушка осталась: сильные пальцы гуля крепко сжали ее плечо.
— Не стрелять! — взревел Конан.
Егеря неохотно опустили луки.
— Я не желаю зла девчонке, — крикнул Хеллид в наступившей напряженной тишине, стараясь выговаривать каждое слово совершенно четко, — как не желаю зла никому из вас! Но и в плен сдаваться не буду! Выслушайте меня!
— Говори, чтоб ты сдох, — процедил киммериец сквозь зубы.
— Одни боги ведают как, но ваша взяла! — продолжал Хеллид, прикрываясь баронеттой, как щитом. — Я хочу только одного: спокойно уйти! Но с одним условием! Я заберу с собой Блейри да Греттайро! Взамен я отдам вам Венец Рабиров!
— Поцелуй меня в зад, — сплюнул Конан, кривясь от боли в пробитой стрелой груди. — Венец лежит у моих ног вместе с твоим паршивым князем. Корону я возьму сам, а мерзавца повешу. Отпусти ее, и умрешь быстро.
— Венец ничего не стоит без второй составляющей! — крикнул Хеллид. — Мы пытались обойти ритуал — что вышло, видите сами! Есть предмет, именуемый Анум Недиль, Вместилище Мудрости, и есть тот, кто владеет ритуалом истинной коронации — его имя Лайвел, он бывший дворецкий князя Драго; и только я знаю, где находится то и другое! Убьете Блейри или меня — в Рабирах никогда не будет законного правителя!
— Вот же скорпионье отродье, — пробормотал варвар себе под нос.
Вслух он гаркнул:
— Чего ты хочешь?
— Я уже сказал — спокойно уйти отсюда! Предлагаю обмен: жизнь Блейри — на жизнь Хранителя Венца! Ровно через три солнечных круга я вернусь — вернусь один — и привезу свой выкуп. С остальными пленными можете поступать, как вам угодно, но Блейри должен остаться в живых!
Конан помотал головой. От боли и усталости в глазах у варвара все поплыло, он присел на корточки рядом с неподвижным телом да Греттайро и двумя пальцами сдернул с его головы Венец, оказавшийся неожиданно легким, почти невесомым.
— На кой тебе эта падаль? — хмуро спросил он, брезгливо пихнув низложенного князя кулаком. — Любовник твой, что ли?
— Я дал клятву, — ответил Хеллид. Конан хмыкнул, но ничего не сказал. — Так мы договорились? Кстати, киммериец, твой одноглазый приятель заперт в мастерской алхимиков. Это приземистое каменное здание с черепичной крышей. Спроси его, что такое Анум Недиль… Если, конечно, он еще жив.
— Какого демона… — взревел киммериец, порываясь вскочить. Однако Хеллид, в течение всего разговора едва заметно пятившийся назад, уже уперся спиной в незапертую дверь жилища Хасти.
— Через три дня, здесь же! Если согласен, подними флаг на башне! — крикнул он напоследок, отшвырнул пискнувшую Айлэ и провалился в дверь.
Одним движением он задвинул засов и бросился вперед — через комнату для гостей с качающимся под потолком маленьким корабликом и погашенным очагом. Из зала уводил узкий коридор, потом какая-то лестница в три ступеньки и снова комната — с окнами, так необходимыми Хеллиду. Цветные стекла так и брызнули в разные стороны, когда он с размаху заехал по раме табуретом. Дуэргар головой вперед нырнул в открывшийся проем, приземлился, кувырнувшись, и бегом помчался по берегу, понимая, впрочем, что погони не будет. Тем, что еще остались на берегу, сейчас не до преследования…
— Он же подмогу приведет, — мрачно сказал Альмарик, отбрасывая ненужный лук. — Явится с полсотней молодцов, и нам крышка.
Конан в ответ только обессиленно помотал головой.
И тут, словно ставя точку в событиях ночи и утра, земля под ногами дрогнула. Из глубины леса долетел грохот. Сперва слабый, в одно мгновение этот раскатистый звук превратился в ураганный рев — а потом самый воздух отвердел и превратился в некое подобие щита, и этот щит, налетев, хлестнул наотмашь. Людей и гулей посбивало с ног, потащило к воде. Дом Одноглазого застонал всеми сочленениями и брызнул стеклянным мусором изо всех окон разом, пара сараев рассыпалась с треском. Песок, как во время пустынного самума, обратился на миг плотной колючей тучей. Где-то в чаще нарастал прерывистый свист, шелест и треск, словно шквальным ветром вовсю валило деревья.
