удовлетворил.
………………………………………………………….
На Профсоюзной улице Никитин останавливал такси, только не как его обычно ловят, посредством поднятой руки с раскрытой ладонью, но, демонстрируя, известный в нашей стране каждому младенцу, жест: мизинец оттопырен, большой палец поднят вверх. Три оставшиеся загнуты. Если на обычное “голосование” таксисты почти не реагировали, то на второй сигнал отзывались мгновенно.
Машина резко тормозила, и водитель задавал всего один вопрос:
- Тебе сколько?
- Одной хватит.
Получив бутылку водки за двойную цену, Никитин отправлялся на Воробьевы горы, укутанные зеленью, находил свободную скамеечку, которых там было в избытке, и, расположившись на ней, устраивал себе “отдых после боя”. У него в сумке всегда были с собой складной пластиковый стаканчик, пара-тройка прихваченных из дому бутербродов и “Иудейская война” Иосифа Флавия.
………………………………………..
Возвратившись домой к 18.00, “уставший”, как и положено, после “выполнения служебного задания”, Никитин плотно обедал-ужинал, опрокинув “под холодное” и “под горячее” еще пару стопок “Русской”, после чего, невпопад отвечая на традиционные расспросы ма и тетушки, рассеянно выслушивал в десятый раз их рассказы о каких-то неведомых ему людях:
- Вот Василий Тимофеевич и Серафима Аристарховна – жена его, такую замечательную дочку вырастили: умница и красавица. И на фортепьяно играет. Одна беда: нынешние молодые люди почему-то совершенно не способны оценить подлинные достоинства девушки, все бегают за какими-то размалеванными вертихвостками в мини-юбках.
- Ма, ну сколько раз говорить: не собираюсь я еще жениться-плодиться. Я еще не навоевался.
- Вер, послушай… а? Он, видите ли, не собирается. А я когда собственных внуков нянчить буду?
Никитин встал и демонстративно ушел к себе в комнату.
Полистав еще “Иудейскую войну” и покрутив приемник, чтобы найти какую-нибудь спокойную музыку, отключиться до самого раннего утра.
Вошла Ма:
- Игорь, пока тебя в Москве не было, тебе несколько раз Юля звонила.
- Ма, ты же знаешь, даже в школе я не был членом её кружка поклонников, - усмехнулся Никитин.
- Все равно. Позвонил бы ей. Сходили бы куда. Что дома сидеть в отпуске.
- У меня, Ма, не отпуск – командировка. И пора уже собираться домой.
- А здесь разве у тебя не дом?
- Отсюда меня давно уже выписали.
***
Титры: Фрарахруд. Провинция Фарах. Афганистан.
15 июня 1988 года
- Товарищ майор, старший лейтенант Никитин из командировки прибыл. Замечаний не имею.
- Ну, как там столица? Все нормально? Стоит Москва? - спросил Петрович.
- Как обычно, - пожал Никитин плечами, – Разрешите идти?
- Погоди, - комбат замялся, - присядь?
Комбат сам опустился на стул.
- Тут такая штука, Игорь… - Петрович вздохнул, - Я отправил на тебя аттестацию на ротного, но позвонили из бригады и сказали, что ты…
- Мордой не вышел? – вставил Никитин.
- Да не кипятись, – раздраженно отмахнулся комбат, – Мне начштаба сказал, что надо немного подождать, посмотреть, как ты справляешься, дать возможность проявить себя. Ну, там месячишко-другой. А пока походишь в «и.о.» Когда утвердят, всю разницу в должностном окладе тебе компенсируют, ты же знаешь порядок.
- Значит, до сих пор я никак себя не проявил? – со злостью осведомился Никитин.
- Да проявил ты себя, проявил! – взорвался Петрович, – Я тут глотку надорвал, доказывая, что проявил, достоин и все такое. А мне: да, знаем, но только в качестве взводного. А на роте ответственности больше и прочее…
- Товарищ майор! Ведь даже идиоту ясно: придерживают место для «варяга», а я буду, как дурак, до его прибытия это место «греть»!
- Не исключено, - снова вздохнул комбат, – Но мы так просто не сдадимся! Я еще с комбригом на эту тему не разговаривал.
- Вы думаете, он не в курсе? – Никитин иронически хмыкнул.
- Все равно разговор будет! Так что иди, принимай дела и командирствуй. Будет точная «наколка» на караван - пойдешь ее реализовывать ты. Как ротный. Вопросы есть?
- Есть, товарищ майор. Комиссия-то у нас была?
- Комиссия? - Петрович усмехнулся, – Не было