вашем неподобающем поведении. Вы согласны?
— Да. Итак, мне снилось, что я — ваш прадед Хасимото Киннай. Понимаю, что это — дерзость превыше той, с которой я начал. Но в снах не выбираешь, что видишь и кем станешь. Вы простите меня за это?
Цугава вздрогнул.
— Продолжайте, — выдавил он.
— Я был вашим прадедом, я бился с врагами. Бился насмерть на горном склоне. Слышал крики женщины, — о том, что именно кричала женщина, когда её страх сменился гневом, я благоразумно умолчал. — Кажется, неподалёку тоже сражались. Я не всё разглядел, но полагаю, там бился юный князь Сакамото. Мне противостоял разбойник с топором. Этого достаточно?
— Даже слишком, — прохрипел Цугава, бледный как смерть. — Зачем вы просили меня поведать вам семейную историю о двух клинках? Вы ведь всё уже знали из вашего сна! Вы хотели меня оскорбить? Унизить?!
В своём возбуждении он искал виноватого, желая отвести душу. Никого, кроме меня, рядом не было.
— Унизить вас?
Я изобразил оскорблённую невинность. Собственно, я и не был ни в чём виноват. Не был я и оскорблён, но на это моих скромных актёрских талантов хватило сполна.
— И в мыслях не держал! Что вы такое говорите, Цугава-сан? Во сне я видел только схватку на поляне. Да и то до вашего рассказа я плохо понимал, что происходит! Всю предысторию, всё, что случилось после, я узнал от вас.
— Простите меня, — остыл он так же быстро, как и вспыхнул. — Я сам не знаю, что творю. Слабое оправдание, но другого у меня нет. Да, Рэйден-сан, это именно тот сон, который мучил нашу семью до ношения амулетов. Спрашивайте, что хотите, я отвечу без колебаний. Если вы велите мне залезть на крышу и спрыгнуть во двор — клянусь, я сделаю и это.
— На крышу? Нет, я предложу вам кое-что более необычное. И надеюсь, что вы согласитесь.
— Всё, что угодно!
— Тогда позвольте мне взять с алтаря меч вашего прадеда.
— Я уже позволял вам это. Нет нужды просить снова, я согласен.
— Дослушайте до конца, Цугава-сан. Сейчас я возьму этот меч. Потом я выйду из залы, а вы останетесь здесь. Будете ждать, не последуете за мной, куда бы я ни пошёл. И не пошлёте вслед за мной кого-то из ваших вассалов. Вы понимаете меня?
— А куда вы пойдёте? Этот меч нельзя выносить из дому.
— Я пойду в спальню вашего сына.
— С мечом? В спальню Ансэя?!
— Да.
— Один? А я останусь здесь?
— Да.
— Вы с оружием зайдёте в комнату, где мой сын лежит с разбитой головой? Туда, где спит его жена?! Войдёте без стука, без приглашения?!
— Да.
— Если это шутка, это глупая шутка. Глупая и опасная.
— Я не шучу, Цугава-сан. И я сделаю это с вашего разрешения.
Вот сейчас он бросится на меня. Повалит на пол, станет избивать, топтать, пинать ногами. Глаза белые, бешеные. Пальцы сжались в кулаки. На скулах заиграли желваки, рот начал дёргаться, как у припадочного.
— Хорошо, — сказал Хасимото Цугава, хранитель княжеского меча. — Я даю вам своё согласие. Безумие? Пусть. Разве то, что творится в моём доме, не безумие? Одно безумие можно победить лишь другим, ещё более безумным. Делайте, что хотите, господин дознаватель, я не стану вам мешать.
Я говорил, что он — сильный человек? Только сейчас я понял, насколько он силён. Кто победил себя, тот истинный силач.
Взяв меч со всем благоговением, я двинулся к выходу.
— Не обманите меня, — сказал я, задержавшись на пороге. — Вмешаться значит помешать. Поверьте, я не желаю вам зла. Ни вам, ни вашему сыну. То, что я делаю, выглядит не лучшим образом. Но помните: я на вашей стороне. Пусть дед умирает раньше отца, а отец раньше сына. Мне нравится такой порядок вещей.
Глава шестая
Живые и мёртвые
1
«Что вы себе позволяете?»
Ансэй спал.
Голова молодого господина белела свежими повязками. Покрывало сползло, открыв взгляду чету супругов в нижних одеждах, сбившихся во время сна. Жена Ансэя лежала на спине, откинувшись на изголовье так, чтобы не испортить прическу, и держа руки строго вдоль тела. Сам Ансэй время от времени ворочался, руку же закинул на бедро женщины.
Во всём этом было больше непристойности, чем в открытом наблюдении за чужой любовной игрой. Я едва не выскочил прочь, но сдержался.
Меч я положил рядом со спящими, стараясь действовать со всем возможным почтением. Со стороны могло показаться, что я привёл с собой другого человека — и сейчас предлагаю ему принять участие в моём замысле. В какой-то степени так оно и было.
Нетрудно двигаться бесшумно, если на ногах одни носки. Я лишь молился, чтобы моя обычная неуклюжесть не сыграла со мной злую шутку. Присев над юной женщиной, я мысленно попросил её простить меня за отвратительное поведение — и потянулся к её груди. Сама грудь интересовала меня в меньшей степени — это не вполне так, но пощадите мою скромность! — просто там, на груди, покоился амулет: такой же, как у всех обитателей дома.
Стараясь не коснуться женского тела, я наскоро ощупал мешочек. Не требовалось развязывать шнурок и заглядывать внутрь, лишая оберег силы, чтобы понять: да, в мешочке помимо прочего лежит кайкэн, нож-стрела, которым лишила себя жизни Масако-старшая. Похоже, жена Ансэя никогда не расставалась со свадебным подарком мужа.
Я бросил взгляд на меч, словно ждал от него ответа. Если ответ и был, я ничего не услышал.
Перебравшись на другую сторону тюфяка, я со всей возможной осторожностью полез за пазуху к Ансэю. Ага, вот и амулет. После того как молодой господин чуть не удавился шнурком, амулет ему оставили, но шнурок забрали. Причинить себе вред мешочком с безобидным содержимым не смог бы и гений самоубийства.
Я извлёк амулет и развязал тесёмку, стягивавшую горловину. Да, после такого вторжения амулет станет бесполезной игрушкой. Но если я ошибся, Цугава найдёт для сына другой амулет, точную копию выдохшегося. Если же я прав…
— Да, — одними губами выдохнул я, обращаясь к мечу. — Я прав.
В мешочке Ансэя не было ни статуэтки Дзидзо, ни семейного благопожелания. Там скрывался энмусуби — любовный талисман, каких полно в любой лавке. Влюблённые обычно берут два подобных амулета, но для супругов чётные цифры считаются несчастливыми, поэтому муж с женой, как правило, пользуются одним общим талисманом.
Лоскут белого шёлка. Изображение летящего журавля. Мне вспомнился Журавлиный Клин — кладбище Куренкусаби, куда я ходил на могилу банщицы Юко — и я едва не выронил амулет.
— Да, — шепнул я мечу, пряча талисман
