Масако распущены и растрёпаны. Словно змеи, они извиваются от сквозняка. Лицо такое же мертвенно-белое, как и одежда. На лбу и щеках тёмно-синие полосы: отличительная черта призраков.
Киннай:
Ты ли это, Масако?
Ты ли это, жена моя?
Белым-белы погребальные одежды,
красным-красна кровь на них.
Белым-бело прекрасное лицо твоё,
синие тени спят на нём,
пятнают щёки, копятся под глазами.
Зачем явилась ты ко мне?
Зачем мёртвой тревожить живого?
Ты отдала все долги,
включая последний долг чести,
нечего тебе больше отдать,
нечего мне взять у тебя.
Масако (хохочет):
Нечего отдать, говоришь? Нечего взять?
О, ты слеп и глух, ты камень на обочине!
А как же обида моя, лютей лютого,
яростней дикой волчицы?!
Как же месть моя, жарче жáркого,
огненней адских костров?!
Не я ли была верной тебе, о муж мой?
Киннай:
Да, это так, воистину так.
Масако:
Не я ли исполняла все твои прихоти?
Киннай:
Да, это так, вне всяких сомнений.
Масако:
Не я ли ездила с вами на охоту,
скакала верхом, горяча коня,
радуя взоры князя?
Киннай:
Да, ты делала это,
послушная жена, достойная супруга.
Масако:
Не я ли потворствовала вам,
когда вы с господином замыслили побег?
Не я ли сопутствовала вам,
подавала еду, наливала саке,
не я ли, послушная вам,
угодила к разбойникам в лапы?
Киннай:
Твои слова ранят моё сердце,
твои слова язвят мою печень,
сдирают кожу заживо.
О, замолчи!
Масако:
Не я ли билась с насильником,
сражалась как самурай?
Чем моя отвага была хуже вашей,
чем храбрость моя уступала твоей?
Киннай:
Ты — женщина-воин, храбрейшая из храбрых,
сколь счастлив я, что ты была моей женой!
Масако:
Так почему же ты жив?
Почему вознаграждён судьбой,
обласкан князем, прославлен семьёй?
Так почему же я мертва?
Тебя вознесли на вершину счастья,
мне велели покончить с собой.
Где справедливость, скажи?
Киннай:
Масако:
Молчи, закрой рот!
Ты спасал господина — вот твой долг,
я билась с насильником — вот мой долг,
билась до конца, напрягая все силы,
лучше многих мужчин.
И что же?
Воля семьи исполнена, я мертва,
я мертва, а значит, свободна.
Плюю на ваш долг, плюю на семью!
Топчу твой клан, топчу ногами,
проклинаю до седьмого колена!
Киннай:
Что ты говоришь, дерзкая?!
Сцена 2
Масако:
Запомни, муж мой,
доблестный муж мой,
образец самурая, воплощённая честь,
живое послушание!
Вырежи эти слова на дереве твоего сердца,
которое твёрже камня.
Завтра меня похоронят, положат в могилу
вместе с ножом, омытым кровью,
горячей кровью несчастной женщины.
Не разбойник убил меня,
не я покончила с собой —
вы, мужчины семьи Хасимото,
вы дали мне острый нож.
Дали в день свадьбы,
дали в день смерти,
назначили вину и грех,
велели пресечь тонкую нить жизни.
Нож этот — месть моя,
ярость моя, боль моя,
ненависть моя.
Нож этот я буду держать в руке,
когда восстану из праха,
вернусь в ваш дом,
упьюсь вашей кровью,
будь она проклята во веки веков.
О, мужчины рода Хасимото,
