отправил свое письмо тайком, я кивнул.
– Да. И естественно, я сразу же прибыл. У вас есть какая-нибудь теория относительно причины рецидива мистера Харта?
Бриттлстоун, казалось, на мгновение растерялся. Он пристально изучал меня.
– Должен признаться, нет, – медленно ответил он. – Однако, я думаю, что "коллапс" было бы лучшим выражением. Мистер Харт, похоже, страдает от чрезмерной апатии. Конечно, я сразу заподозрил, что у него был острый приступ несварения желудка, а позже я испугался, что у него могло развиться какое-нибудь злокачественное заболевание. Но я провел тщательное обследование и могу сказать, что он совершенно здоров. Поэтому я вынужден думать, что он страдает от перенапряжения. Он тоже немного перестарался, доктор. Вопреки моему совету, и вы можете быть в этом уверены. В первый день, когда он встал с постели, он прошел много миль. Конечно, я ошибся, позволив ему взять надо мной верх. Но, – Бриттлстоун осуждающе улыбнулся, – ему довольно трудно противостоять. Пойдемте, и я отведу вас к нему.
Внешне совершенно дружелюбный, Бриттлстоун без умолку болтал, ведя меня по широкому белому коридору. У меня сложилось стойкое впечатление, что он не был ни озадачен, ни встревожен Хартом, что он расценивал его недомогание просто как усталость. Его больше интересовало описание санатория, который он пообещал показать мне, как только я увижу Харта. Перед открытой дверью комнаты в правом крыле он остановился.
– Он здесь, доктор.
Я вошел первым, и как только переступил порог, я все понял. Харт лежал на спине, его лицо было спокойным, глаза закрыты. На его лице была усталость, которая уже медленно исчезала. Я слишком часто бывал в присутствии смерти, чтобы не почувствовать её. Бриттлстоун, казалось, это тоже понимал. На его лице отразились удивление и тревога. Я подошел к кровати и взял Харта за руку. На его запястье не было никаких признаков пульса, а плоть была холодной.
– Что… что… – заговорил Бриттлстоун взволнованным голосом. – Неужели он…
– Он мертв, – ответил я, глядя на него с негодованием, которое, возможно, было неоправданным.
– Где мистер Брэнд? – спросил я.
– Но почему… – Бриттлстоун подошел к кровати и схватил мертвеца за руку. Затем он позволил ей упасть. – Он должен быть где-то поблизости. Я найду его.
Он поспешно вышел из комнаты. Его странное поведение и сильное волнение показались мне чрезвычайно странными и больше соответствовали реакции близкого родственника, чем врача. Вскоре он вернулся с Джоном Брэндом, секретарем-адвокатом Харта. Тем временем я тщательно осмотрел мертвеца и не нашел никаких зацепок относительно причины его смерти. Когда Бриттлстоун и Брэнд вошли, я осматривал левую руку трупа. Я обнаружил, что она усеяна следами иглы для подкожных инъекций. Коротко кивнув Брэнду, я указал на это Бриттлстоуну.
– Вводился ли морфий пациенту с вашего разрешения, доктор?
– Ну, да, – поспешно ответил Бриттлстоун. – В течение последней недели он часто испытывал боли. Он совершенно не мог спать по ночам. Я был вынужден дать ему успокаивающую дозу.
– Я не знал об этом, – сказал я, строго глядя на врача. – И вы не говорили мне об этом, доктор. Что было причиной этой боли?
Бриттлстоун нервно поджал губы.
– Я не упомянул об этом, потому что думал, что вы полностью понимаете состояние мистера Харта. Он был подвержен сильным головным болям, симптомам частых приступов острого несварения желудка.
Я задумчиво посмотрел на Бриттлстоуна, а он словно избегал моего взгляда. Я, конечно, понял, что он солгал. Это была весьма неуклюжая ложь, очевидно, придуманная под влиянием момента. Но я не видел причин для его лжи.
– Вы говорите, ему было больно? – вернулся я к разговору. – Что вы подумали, что он страдает от головной боли? Вы не предприняли никаких попыток определить, что было не так? Вводили ли вы ему лекарства только по его просьбе? На его руке дюжина следов от подкожных инъекций. Если бы он не умер так, как умер, вы были бы на верном пути, чтобы сделать из него наркомана, потому что вы не признались, что вводили наркотик только на прошлой неделе.
– Дюжина? – переспросил Бриттлстоун явно удивленный, шагнул вперед и осмотрел руку мертвеца. – Я вводил их ему всего три раза.
– Медсестра? – спросил я. – Где она?
– Она… – Бриттлстоун колебался. – Она ушла вчера. То есть та, которая ухаживала в течение последнего месяца. Я предоставил ей двухмесячный отпуск. Новая медсестра где-то рядом. Мне позвать её?
– Нет. От нее не будет никакого толка, – ответил я.
То, что здесь было что-то серьезно не так, было очевидно. Но с каждым мгновением я становился все более озадаченным. Поведение Бриттлстоуна, безусловно, было подозрительным, и я начал подозревать его в преступной деятельности и даже убийстве. На мгновение меня ошеломило то, что возможно Харт был убит. Я сразу же отбросил эту мысль. Ибо, если это было убийство, какой у него мог быть мотив? Врач не убивает своих пациентов. И все же смерть Харта была подозрительно внезапной, а его болезнь подозрительно неестественной. И Бриттлстоун сказал, что Харт испытывал сильную боль, в то время как в своем письме ко мне он описал себя лишь как ужасно утомленного. Еще одним странным обстоятельством было отсутствие кого-либо из ухаживавших за Хартом.
Что касается следов от подкожных инъекций, то не было никаких свидетельств смерти от морфия, да и вообще от какого-либо наркотика. Также не было ничего, указывающего на смерть от какой-либо известной болезни. Замешательство Бриттлстоуна по поводу следов от подкожных инъекций было подозрительным. Почему он солгал о них? Но его изумление и смятение, когда мы обнаружили Харта мертвым, казались вполне искренними.
Я находился в совершенном затруднении. Пришла мысль, что это может быть самоубийство. Возможно, Бриттлстоун сказал правду, и Харт симулировал боль, чтобы получить наркотик. Но он умер не от морфия. И на руке было на девять отметин больше, чем признался Бриттлстоун. Возможно, Харт подкупил медсестру и получил от нее дополнительные дозы. И все же, что убило его? В тот момент я мог думать только о том, что он, возможно, покончил с собой, впрыснув пузырь воздуха в свою кровь, хотя это, конечно, не объясняло его усталости. Я повернулся к своим спутникам.
– Мистер Харт, похоже, поддался чрезмерной усталости, вызванной перенапряжением, – заявила я. – Но эти дополнительные дозы какого-то наркотика вызывают сомнение, которое оправдает расследование. Не будете ли вы любезны уведомить коронера, доктор?
Глаза Бриттлстоуна странно блеснули.
– Конечно, – ответил он, и в его тоне слышалось раздражение. – Мне, конечно, не нравится, когда поднимается какой-либо вопрос, который может отразится на Хэппи Лейн, но в данном случае я чувствую, что это
