молитву, чтобы выехать сразу перед тем, как стражники закроют ворота на время намаза.
От предвечернего намаза до заката три часа. На свежих конях, если не гнать, но поторапливаться под уклон, как раз можно спуститься в Чембало. Ибрагим обещал, что ночью ведьму еще не начнут искать. Начнут хорошо если утром, и то не с рассветом. С путешественниками, которые в Бахчисарае ничем не прославились, могут и не связать. Подумают, куда Оксана могла подеваться. Ведь не обязательно в Чембало. Может быть, в Инкерман. Может быть, в Акмесждит, где живет калга-султан. А может и просто на север, чтобы степью уйти на Русь, но это совсем отчаянной надо быть.
У входа в церковь на каменной площадке встретили знакомцев Бельского.
— Попался, московский лазутчик, — сказал Василий и ткнул пальцем в Ласку.
— Сам ты московский лазутчик! — возмутился Ласка.
— По-русски заговорил, да еще с московским аканьем? — добавил второй знакомец.
— Я у султана на службе, на той неделе из Истанбула приехал.
— Помню-помню. На той неделе за нами от церкви до самых ворот шел.
— И что?
— И все. Попался ты. Султану он служит, соври попроще.
— Кто кому попался, — Ласка положил руку на саблю, — Вы тут кто такие, чтобы на православный люд лаять? Не говори, что хану служите, не поверю.
Вольф неосознанно тоже потянулся к оружию, и спалился.
— Опа! — сказал Василий, — Немец, смотрю, тоже за тебя, не просто попутчик?
Оксана, которая шла между мужчинами, посмотрела на одного, на другого, и тоже попала под подозрения.
— И девица с ними, — сказал второй, — Не пройти ли нас всем к Семену Федоровичу?
— Вы в Крыму никто и звать вас никак, — сказал Ласка, — Сейчас кликну стражу…
— Кого кликнешь?
Ближайшие люди, которых можно назвать «стражей» это часовые на воротах Кырк-Ор и охранники в тамошней тюрьме. Специальных же людей для охраны порядка в патриархальном татарском обществе не полагалось. Как, впрочем, и в русской деревне, даже в большой. Случись кому натворить нехорошего, его хватали неравнодушные прохожие и тащили на правеж к местным уважаемым людям. Вполне работоспособная система охраны порядка там, где народу немного и большинство местные.
— Крови вашей проливать не хочу, — сказал Ласка, — Дайте по-хорошему пройти.
Стоит схватиться за саблю первым, и сразу будешь виноватым для всех вокруг. Они тоже это понимают. Только они вон какие здоровые. Мало не как братья Петр и Павел.
— А не дадим, то что?
— Пойдем другой дорогой, время есть, — шепнул Вольф по-немецки.
— Не дадут, — ответил Ласка, — Готовься на кулаках.
Знакомцы Бельского надвинулись вплотную. Как назло, никто не спешил ни вверх, ни вниз. Здесь вообще никто никуда не спешит. Люди, шедшие по своим делам, в основном, христиане, останавливались посмотреть и совершенно закупорили проход и вверх, и вниз.
— Морду набью, — сказал Ласка.
Мелькнула мысль, что для татар и вообще для правоверных мордобой — совершенно непристойное деяние, примерно как богохульство или матерное оскорбление. Бить людей по лицу им запретил не то Аллах, не то Пророк. Вот бороться татары умеют, не отнимешь. Как отнесется люд вокруг? Не схватят ли?
Василий, державший правую руку на рукояти сабли, а левую на ножнах, ударил наотмашь, тыльной стороной ладони в лицо. Ласка увернулся. В недалеком детстве его учил драться не только отец, но и братья, поэтому он отлично представлял, чего ожидать от тяжеловесов.
Тут же шагнул вперед и с поворотом вбил левый кулак Василию под ребра. Костяшками нельзя бить в твердое, а в мягкое можно и нужно. Сразу с правой такой же удар и шаг назад. Правда, не успел. Василий выбросил вдогонку левую руку и сгреб в пятерню кафтан на груди.
Второй бросился вперед и попытался схватить Ласку за плечо, но Вольф встретил его отменным ударом в лицо. Как раз костяшками, будто у немцев руки казенные. Столкнувшаяся с кулаком голова второго осталась на месте, а ноги сделали еще шаг, и он рухнул на спину.
Батя учил, что захват за одежду это подарок врагу. Схватил — сразу бросай, а не можешь сразу бросить, то и хватать нечего. Ласка накрыл руку Василия левой, а правой подтолкнул его под локоть, одновременно делая шаг и поворачиваясь влево. Парень полегче воткнулся бы головой в землю, а то бы и рука сломалась.
Василий устоял на ногах, вывернулся из захвата и сразу же выхватил саблю. Народ вокруг с аханьем отскочил назад, насколько мог, и толпа с обеих сторон так уплотнилась, что сбежать стало совершенно невозможно. Не то, чтобы прямо толпа в десятки человек, но много ли надо на горной дорожке, где два всадника с трудом разъедутся.
Ласка и Вольф одновременно схватились за оружие, только Ласка успел, а Вольф нет. Василий, продолжая движение, которым выхватил саблю, вытянулся и полоснул немца по правой руке, потом тут же отбил удар Ласки и перешел в атаку.
Кровь из перерезанной до кости руки брызнула на зрителей. Они бы разбежались, или отошли подальше, но некуда. Сзади напирают прохожие, еще и требуют объяснений, почему пройти нельзя.
И фехтовать тут особо негде. Василий, похоже, мог себе позволить поранить кого-нибудь постороннего, но Ласка не мог. Пару ударов он парировал, а потом не успевший подняться второй поставил ему подножку и схватил упавшего за правую руку, отбирая саблю.
— Немец, держи тут! — крикнула Оксана.
Вольф, уже присевший на ступеньки, зажал левой рукой раненую правую выше разреза. Оксана оторвала ему рукав рубашки и стала накладывать тугую повязку, не переставая что-то бубнить под нос.
Знакомцы вдвоем отобрали у Ласки саблю и связали ему руки спереди.
Через толпу протолкался приличного вида татарин.
— Что за шум? Вы что тут устроили, еще и у церкви? Попробовали бы вы у мечети это сделать!
Василий поклонился и во всеуслышание заявил, что поймали московского лазутчика.
Ласка закричал, что никакой он не лазутчик, а служит султану и прибыл из Истанбула.
Московских лазутчиков здесь не любили, но обвинение выдвинул тоже русский. Султанских же янычар многие татары видели. Среди тех частенько встречались и бывшие христиане вполне европейского вида.
Бахчисарай не Рим, и события здесь не накатываются поминутно как волны. Если где-то началось что-то интересное, весь честной народ спешит туда. Слово одного русского против слова другого русского? Не отвести ли их на правеж к хану, тем
