Я смотрел на неё, словно заворожённый.
Латунный цилиндрик остановился в полутора метрах от стула.
— Никак обмочился, студент? — хохотнул Махов.
Отвечать я не стал. План, как спастись, уже вырисовывался. Оставалось только дождаться, когда руки и ноги снова начнут работать.
— А меня Мироныч предупреждал, что сбежать попытаетесь, — продолжил Витёк. — Он даже разрешил грохнуть кого-нибудь. Но только кого-нибудь одного. Другой или другая ему для эксперимента понадобится. Так и сказал: «Пали в кого хочешь, но хотя бы одного подопытного оставь. Главное, чтобы ещё живой был, когда его в ящик засунем». Что это за ящик такой, я не в курса́х, да мне и без разницы. Мне интереснее, кому из вас прямо сейчас в бо́шку стрельну́ть, а кого на развод оставить, чтобы Мироныч не зверствовал.
Махов чуть опустил пистолет и забулькал дебиловатым смехом:
— Гы-гы-гы. Ладно. Не ссыте. Это я пока просто шутю. Но ежели что, обоих пришью и плевать на Мироныча! — погрозил он стволом и кивнул Лене на упавшие на пол верёвки. — А ну-ка, свяжи его снова! И не халтурь! Я проверю.
Девушка стиснула зубы, но подчинилась.
Когда она повернулась ко мне и на миг закрыла Витьку́ обзор, я тихо проговорил:
— Ты влево, я вправо. На счёт два.
Лена едва заметно кивнула и сделала вид, что пытается распутать верёвку.
— Э-э, поживее давай! И вбок отойди, а то я не вижу, вяжешь ты или нет.
Заговорив, Махов отвлёкся.
Лучшего момента, чтобы реализовать мой план, нельзя было и придумать.
— Раз, два.
Я кулем свалился на пол. Лена метнулась в другую сторону.
Миг, и стреляная гильза оказалась у меня между пальцами. Ещё миг, и она полетела в клавишу выключателя. Люстра погасла, комната погрузилась во тьму.
— Ах, ты ж, б…!
Два подряд выстрела полыхнули яркими вспышками.
Витёк палил наугад. Туда, где нас уже не было.
Следующей моей целью стали валяющиеся в углу гантели. Я заприметил их ещё во время допроса. Всего пять шагов, секундное дело.
Увы, я себя переоценил. Затёкшие ноги восстановиться полностью не успели.
Уже на втором шаге левая неожиданно подломилась, я пропахал носом доски, и это было ещё не самое страшное. Через мгновение свет в комнате снова зажёгся.
— Молись, сука!
Убрав с выключателя руку, Махов вскинул оружие.
В запасе у меня оставалось не больше секунды.
Я кувыркнулся к гантелям.
Грохнул выстрел. Следом ещё один.
Из-за спины послышался болезненный вскрик.
Сердце как будто стянули стальными обручами, однако остановиться и оглянуться я был сейчас просто не в состоянии. Все силы ушли на то, чтобы дотянуться наконец до гантелей, подхватить ближнюю и метнуть в Махова.
Килограммовая чушка ударила урода в плечо. Витёк заорал, пистолет вывалился из его рук и брякнулся на пол.
Лишь после этого я смог повернуться к Лене.
Она лежала ничком. Её голова была неестественно вывернута.
Не помня себя, я рванулся на ватных ногах к Витьку и со всего размаха впечатал гада в ближайшую стену. Сквозь застилающую взгляд багровую пелену я видел его раззявленный рот, выпученные, как у рыбы, глаза, летящий навстречу пол, подвернувшуюся под руку гантель…
Опомнился только тогда, когда последняя стала совершенно скользкой от крови.
Странно, но никакой брезгливости я не испытывал.
Бросив железку, оттолкнулся от трупа… поднялся… пошатываясь, словно пьяный, добрёл до неподвижно лежащей девушки и рухнул перед ней на колени.
Мне отчаянно хотелось поверить, что всё это просто сон, который вот-вот закончится.
Ведь, по любым правилам и законам, Лена никак не могла очутиться на линии огня. Мы же договорились, что разбежимся в разные стороны. Почему она рванулась за мной? Неужели надеялась, что её бывший жених не станет стрелять, если она окажется между нами?
Я осторожно перевернул погибшую. Пуля попала ей в сердце. Без шансов.
Свет снова погас.
Наверное, опять пробки.
Не знаю, зачем, но я подхватил под мышки лишенное жизни тело и приподнял так, словно надеялся, что моя подруга лишь спит и разбудить её можно, только обняв и прошептав на ушко что-нибудь ласковое.
Чуда не получилось. Разбудить её так и не удалось, как ни старался.
В окна светила Луна, я сидел на полу и молча раскачивался из стороны в сторону, прижимая к себе мёртвую Лену. Девушку, которую я любил. Девушку, которую я предал…
* * *
Я вижу тучи — а может быть, я вижу дым.
Пока было солнце, я думал, что пел, я думал, что жил.
Но разве это настолько важно — что ты хочешь ещё?
Ведь никто из нас не выйдет отсюда живым…[1]
От Шереметьевского до кацнельсоновской дачи было всего полтора километра. Пятнадцать минут пешком и ещё пять на рекогносцировку. Это если всё делать быстро. До контрольного срока оставалось всего ничего. Не успеешь, повторной попытки может и не случиться.
Тем не менее, спешить я не собирался.
Чтобы хоть как-то прийти в себя, требовалось, в первую очередь, время.
Идти по заснеженной тропке, с непокрытой головой, в расстегнутой куртке, чтобы холодный ветер выбивал из мозгов всё, что мешало достижению цели — лучшего способа я придумать не смог. Поэтому и переставлял одну за другой ноги, удаляясь всё дальше и дальше от места, где потерял Лену, а в голове всё крутилась и крутилась дурацкая, но оказавшаяся внезапно пророческой песня из ЗиЛовской магнитолы:
Когда гроза, мне легче дышать — это факт;
Не бойся грома, он всегда попадает в такт.
Цветы, что я подарил тебе, будут стоять до утра,
Но никто из нас не выйдет отсюда живым…
В какой-то момент мне и вправду почудилось, что жизнь кончена, и если бы в «трофейном» ТТ отыскался хотя бы один патрон, я бы не задумываясь выстрелил им в себя. Лена ведь говорила, что если мы умрём вместе, мир, возможно, спасётся.
К счастью ли, к сожалению, но пистолет оказался пустым — Витёк выпустил в нас весь магазин, а больше патронов я не нашёл, и мысли о смерти мало-помалу ушли, сменившись другими — злостью и страстным желанием отомстить. Выживет этот мир или нет, получится ли у меня вернуться обратно в будущее — какая, в сущности, разница, если в моём ещё не свершившемся прошлом останутся жить убившие Лену уроды?
Непонятный «чекист» Свиридяк, его ещё менее понятный «эксперт», дружки подонка Витька…
Нет, если уж мне суждено здесь сдохнуть, то только вместе с этими пятерыми.
Хватит тупых рассуждений о важности каждой жизни!
К чёрту интеллигентские бредни о жертвенности и покаянии!
Хотел обойтись без крови?
Надеялся выглядеть чистеньким перед собственной совестью?
Строил заборы и стены, чтобы отгородиться ими от реального мира?
Мечтал превратить всех врагов в посмешище, но оставить в живых?
Не получилось.
Реальному миру, как оказалось, плевать на мечтания.
А враг нужен только затем, чтобы его уничтожить…
Любой дом непрочен, если в небе сталь.
Я хотел бы успеть допеть, но если нет, то не жаль.
Я строил так много стен, я столько хотел сберечь,
Но никто из нас не выйдет отсюда живым.
Никто из нас не выйдет отсюда живым…
Куртку я застегнул, только когда добрался до места. Шапку не надевал — она осталась на покинутой даче. Из «оружия» оттуда прихватил с собой лишь топор. Плохо, конечно, что не пистолет, но всё-таки лучше, чем кухонный нож или палка.
Осторожно прокравшись мимо решётчатого забора, я заглянул во двор.
Свет в доме горел только в одном из окошек. Перед воротами стояла машина — тёмный «Москвич». На крыльце под небольшим фонарём курили трое знакомых гопников. Помнится, комитетчик называл их по кличкам: Щерба, Хобот и Лысый. С первым и третьим — понятно, за какие «заслуги», второй — хрен знает, наверное, из-за длинного шнобеля, или потому что совал его регулярно туда, куда не просили. Но мне это было сейчас без разницы. Главным сейчас было уконтропупить их так, чтобы находящиеся внутри ничего не заметили.
