Стрелять навскидку — не самое сложное. Попадать в лузу от трёх бортов гораздо труднее.
Наступившая после выстрела тишина длилась недолго. Пистолет «эксперта» со стуком упал на крыльцо. Следом свалился мешком и его хозяин.
Шурик слегка пошатнулся и тихо пробормотал:
— Андрюх… Я, кажется, сейчас обосрусь.
Я опустил ПМ и вытер льющийся со лба пот.
— Туалет за углом. Только ты туда не ходи. Там занято…
* * *
Я сидел на снегу, привалившись к машине. Тело сотрясала крупная дрожь.
«Отходняк. Обычное дело», — объяснил мне Смирнов и оставил на какое-то время в покое.
Действительно, завалить пятерых, да ещё и первый раз в жизни — это серьёзно. По идее, мне бы сейчас водки тяпнуть, но, во-первых, водки здесь нет, а во-вторых, участвовать в уникальном эксперименте напившись не есть хорошо. Кто знает, как это повлияет на результат. А вдруг вместо моего привычного будущего меня зашвырнёт неизвестно куда, и из-за этого вся наша мультивселенная накроется медным тазом? Нет, лучше уж как-нибудь перетерпеть, но сделать всё как положено.
Синицын, по виду, тоже чувствовал себя не в своей тарелке. От трупов старательно отворачивался и, вообще, держался от них подальше. Один Михаил выглядел адекватно, однако и он, как мне показалось, вёл себя несколько скованно. Видимо, считал виноватым за то, что, будучи из нас троих наиболее подготовленным, никакого активного участия в последних событиях не принимал. И даже наоборот, оказался совершенно к ним не готов и всё то время, пока я разбирался с гопниками и «чекистами», просидел связанным в доме.
Сейчас, правда, он всеми силами пытался реабилитироваться, причём, явно не перед нами, а, скорее, перед самим собой. Осматривал «место преступления», собирал «улики», обыскивал убитых бандитов. Заметив, что Шуру от вида убитых и крови едва ли не выворачивает, отослал его в дом готовить оборудование для перехода.
— Вида́л, что у этого гаврика было?
Поняв, что я уже более-менее оклемался, Смирнов присел рядом на корточки и показал мне оружие «Юрия Павловича».
Я покачал головой:
— Я в этом не разбираюсь.
Хотя, если честно, пистолет я узнал. Маркировка в потёмках была не видна, но чисто по форме — угловатой, достаточно странной для 80-х годов этого века — для завсегдатая оружейных форумов будущего не узнать его было бы стыдно.
— Глок-17, — пояснил Михаил. — Нам про этот пистоль месяц назад на спецсеминаре рассказывали, но живьём я его вижу впервые.
— Иностранный?
— Ага. Жаль, ты его хозяина кокнул. Допросить его было бы весьма интересно.
— Ну… извини. По-другому не получилось.
Смирнов рассмеялся.
— Ничего страшного. Второго допросим. Живучий оказался гадёныш.
— Кто? — привстал я, тревожно осматриваясь.
— Вон тот вон, — сказал, словно выплюнул, Михаил, кивнув на ворота. — Коллега, мать его за ногу.
— Он что, действительно, ваш? — удивился я, глянув туда же.
— Увы. Подполковник Свиридяк, из кадровой части… Никогда бы не подумал.
— А не сбежит?
— Это вряд ли. Ты его хорошо приголу́бил. По идее, надо бы нашим обо всём сообщить и скорую вызвать, но…
Смирнов внезапно замялся и оглянулся на дом.
Я его понял. Решение он оставлял за мной. А ещё — признал старшим, как по возрасту, так и по положению.
— Вызовем сразу после эксперимента, — принял я «условия игры». — Но допрашивать будем сейчас, пока не подох.
— Лады…
«Приголубленный» мной комитетчик полусидел или, скорее, полулежал у ворот. Голова свешивалась на грудь, грудь была перебинтована, сквозь бинт проступала кровь.
— Ты перевязывал?
— Я, — кивнул Михаил и легонечко ткнул стволом раненого. — Эй, подполковник! Еще не преставился?
— Н-нет, — с трудом выдавил из себя Свиридяк, приподняв голову.
— Кто такой Юрий Павлович? — не стал тянуть резину Смирнов.
Допрашиваемый закашлялся, но всё же ответил:
— Ам-мериканец.
— ЦРУ?
— Д-да.
Михаил повернулся ко мне и поднял вверх большой палец.
Я его снова понял. Разоблачить и поймать шпиона — это не только большая удача, но и отличная перспектива для карьерного роста.
— Д-дайте п-пистолет, — неожиданно попросил Свиридяк. — С од-дним п-патроном.
Смирнов зло усмехнулся:
— Ну нет, гражданин подполковник. Так просто ты не отделае…
— Постой-погоди, — тронул я его за плечо.
Мой друг обернулся и недоуменно нахмурился.
Я протянул ему руку:
— Дай-ка мне этот твой… Глок-17.
— Зачем? — не понял Смирнов.
— Увидишь.
Миша пожал плечами и передал мне импортную «игрушку».
Я взвесил пистолет на ладони, выщелкнул магазин. Патроны были на месте. Все, не все — большого значения не имело. Вставил магазин в рукоять…
«А интересно, на пластике пальчики остаются? Хотя… пусть об этом голова у Смирнова и его руководства болит, их на это учили…»
— Слушай, Миш. У тебя кассеты с собой?
— Какие кассеты?
— Вчера о них говорили.
— Эти-то? Да, с собой.
— Отлично!
Я отступил на пару шагов назад и вскинул оружие.
Грохнул выстрел.
Пуля вошла подполковнику точно в лоб.
— С ума сошёл?! Ты что творишь?! — резко вскочивший Смирнов уставился на меня очумелым взглядом. — Это же, блин, подследственный! Что я теперь скажу генералу?!
— А то и скажешь, — пожал я плечами, — что товарищ Свиридяк пал героической смертью в бою с вражескими диверсантами.
Глаза у приятеля стали как два пятака.
— В каком ещё, нахрен, бою?!
— Вот в этом самом, — кивнул я на двор, машину и трупы. — Кое-что, конечно, придётся подчистить, переместить, протереть, пистолетик в рученьки этого «Юрия Павловича» обратно вложить, пальнуть из него раз-другой, чтобы пороховые следы остались… Ну, да не мне тебя учить, сам знаешь, как это делается.
— Но… зачем?
Михаил всё ещё не понимал.
Я глубоко вздохнул и стал объяснять.
— На одной из твоих кассет ты из будущего излагаешь разные вумные мысли. Следовать им или нет, решать тебе, я в это вмешиваться не хочу, но могу посоветовать. Сотри эти записи. Или сожги. После эксперимента, если он будет удачным, мы просто забудем про все эти игры со временем и про моё путешествие из 2012-го сюда и обратно. Не знаю, чем будут заменены наши воспоминания, но то, что это случится, научно установленный факт. Память — твоя, моя и Синицына — может восстановиться лишь через тридцать лет. Память других людей останется той же. Любые физические артефакты, носители информации о временны́х парадоксах, тоже исчезнут. Однако они исчезнут не все. Те из них, которые были созданы нами, скорее всего, сохранятся. Кассета с твоими речами, как нам спасать Россию… ну, в лучшем случае, это будет просто забавно, в худшем — повод, чтобы отправить тебя к психиатрам. Польза от этих речей нулевая, а вот вреда — предостаточно. Другое дело — вторая кассета. Её я предлагаю оставить. Нарезка из будущих интервью современных партийных деятелей, которые очень скоро, если им не помешать, разрушат страну — сам понимаешь, какая это получится бомба, если их разлагольствования о партии, коммунизме и государстве попадут в нужные руки. Единственная проблема: как объяснить, откуда взялась эта информация, кто и как её раздобыл? И вот тут, Миш, у нас возникает затык. Мало просто преподнести информацию — надо преподнести её правильно, чтобы это выглядело или как результат длительной оперативной работы, или как просто случайность, удача, побочный эффект, на который если и обратили внимание, то не сразу, и поначалу даже сочли ерундой…
Выражение лица у Смирнова было — словно лимон проглотил.
Похоже, он уже начинал догадываться.
— Словом, вторую кассету надо будет засунуть в карман этому «Юрию Павловичу», — указал я на убитого ЦРУшника. — Пусть её потом обнаружат другие, а мы будем тут ни при чём и не в курсе. Кем в итоге назначат вашего подполковника, предателем или героем, тоже неважно. Главное, что документ — кассета — будет выглядеть достоверно. Распознать голоса, выяснить, чьи они, понять, что это не фальшивка и не монтаж, проблемой для конторы не станет. Вопрос, что это — провокация, материал для вербовки или предательство — тут вашим, конечно, придётся поломать голову. В любом случае, карьера этих товарищей, которые на кассете, будет безнадёжно испорчена. Их уже никогда не подпустят к вершинам власти. Тюрьма, персональная пенсия, отправка послом в Мухосрандию, расстрельная стенка, место главы Урюпинского исполкома, должность председателя колхоза на Ставропольщине… Выбор не слишком богатый, но лично меня он устраивает. Надеюсь, что и тебя тоже.