— Вух! Вроде порядок.
Закончив возиться с настройками, Шура уселся перед своим «лучом» и протянул руку к «большой красной кнопке» — рычажку, включающему наш ретранслятор в режим перехода.
— Готовы?.. Начинаю отсчёт… Десять, девять…
Я слушал, как он считает, и мучительно напрягал собственный разум, пытаясь сообразить, что же я упустил, что сделал не так… или наоборот — не сделал…
— …шесть, пять…
Переключатель вариантов развития мира. Он был совсем рядом. Я мог повернуть его, куда захочу.
Тумблер стоял в положении «два», как и положено. Наша нынешняя реальность должна была устремиться в будущее и слиться там с предыдущей. И в этой новой реальности не было места для Лены Кислицыной. Даже память о ней исчезла бы навсегда вместе с миром под номером «три».
— …три, два…
Я приподнял руку и быстро переключил тумблер в положение «три».
Даже если это ошибка, то…
— …ноль!
Перед глазами замельтешила яркая радуга…
Почти как тогда, в августе 2012-го…
Моя голова словно бы превратилась в огромный пузырь…
Он медленно рос, как будто его поддували изнутри чем-то очень упругим, его поверхность растягивалась и скрипела от напряжения, и наконец…
Шар лопнул!
Окружающий меня мир внезапно расширился до размеров Вселенной, но уже через миг сжался в невидимую, бесконечно малую точку.
Гигантское бесконечное прошлое… Такое же безграничное будущее… И то, и то другое исчезло, сойдясь в единственном для каждого настоящем — месте, где только и могут рождаться и умирать иные реальности…
Среда. 19 декабря 2012 г.
Очнулся я от острого запаха нашатыря. Сморщился, дёрнулся, машинально оттолкнул от носа источник. Потом качнул головой и раскрыл глаза. Прямо надо мной с пузырьком в руке склонился постаревший сразу на 30 лет Шура Синицын.
— Очухался?
В голосе старого друга не слышалось ни капли сочувствия.
— У нас получилось?
Глупый вопрос, но я его задал не просто так, а чтобы окончательно убедиться, что Шурик — тот самый, из моего прошлого-будущего.
— Ещё бы не получилось, — сварливо отозвался профессор и, убрав нашатырь в шкафчик, вернулся на своё место за компом.
Я приподнялся с «офисного» диванчика и не спеша огляделся.
Лаборатория Курчатовского института осталась такой же, какой я её запомнил в августе 2012-го перед своим попаданием в прошлое.
Шкаф, этажерка с книгами и журналами, заваленный бумагами компьютерный стол, у ближней ножки которого притулился знаменитый Шурин портфель. Малознакомые приборы и оборудование в дальнем углу, высокий комод, на котором блестел хромированными боками пузатый чайник. Посреди кабинета, на широком лабораторном столе — уменьшенная копия той установки, что занимала первый этаж здания и на которую нашим ремонтникам настоятельно рекомендовали ничего не ронять.
Ощущение дежавю исчезло, как только я опять посмотрел на приятеля.
— Ты даже не представляешь, Андрюха, какой же ты гад!
— Это ещё почему?
Я перевёл себя в сидячее положение и опустил ноги на холодный линолеум.
Ботинки валялись около установки, рядом с опрокинутым стулом. Видимо, когда всё случилось, я находился именно там.
— Тридцать лет! Только представь себе, я жил тридцать лет в полном неведении, не зная, что всё это, — он обвёл рукой комнату, — просто иллюзия. Субъективная чужая реальность, данная мне в ощущениях собственным разумом.
Я усмехнулся:
— Ты думаешь, было бы легче, если бы из семнадцатилетнего пацана ты бы вдруг стал мужиком, давно разменявшим полтинник и уже имеющим не только детей, но и внуков?
Игру в гляделки Синицын предсказуемо проиграл. В отличие от меня, он попросту был не готов к внезапно свалившемуся на него «счастью».
— Да. Наверно, ты прав. Это было б не лучше, — проговорил он, неловко поёжившись.
Потом снова поднял глаза и тихо спросил:
— Ты тоже… всё вспомнил?
— Да. Только для меня это сюрпризом не стало.
Мы несколько секунд помолчали, а потом Синицын вдруг с силой ударил кулаком по столу.
— Ну почему?! Почему всё случилось именно так? Почему не забылись эти четыре месяца? Я же ведь всё для этого сделал.
— Не понял. Какие четыре месяца? — удивлённо посмотрел я на Шуру.
Тот тяжко вздохнул и обречённо махнул рукой:
— Из предыдущей жизни. С августа по сегодня, когда ты лежал здесь в коме, а мы пытались тебя возвратить. Я хотел, чтобы это время полностью вылетело из памяти.
— Зачем?
— Не хотел, и всё, — внезапно набычился Шурик.
— Ладно. Не хочешь рассказывать, не рассказывай, — ругаться и спорить сейчас не хотелось, но выяснить кое-что всё-таки требовалось. — Просто мне интересно, как ты это всё провернул? На что ты рассчитывал?
— Прикинул, подумал, решил, что прокатит, — пожал плечами Синицын. — Поставил на установке вариант «1», а не «2», вот и всё. В теории, обе реальности соединились бы тогда особенным образом, так, чтобы в объединившемся мире не случилось бы ничего из того, что происходило здесь с августа по декабрь, и мы, соответственно, помнили всё из обоих миров-слоёв, кроме этого ограниченного отрезка времени, чтобы тот вариант памяти, когда я делал свою установку, исчез навсегда. Странно, почему получилось иначе. Мир, где был ты, стал основным, это факт. На это я, собственно, и рассчитывал. Но память почему-то никуда не исчезла, я помню всё до последней минуты.
— То есть, ты переставил режимы с «2» на «1»?
— Ага. Так всё и было.
— Хотя мы с тобой договаривались, что там и там будет стоять двоечка?
— Ну… извини. Я просто не смог удержаться. Это было необходимо.
Я укоризненно покачал головой и тоже вздохнул.
— Ты понимаешь, Шур… Если бы ты это сделал один, наверное, всё бы у тебя получилось. Но, понимаешь, дело всё в том, что…
— Ты тоже сменил настройки?! — вытаращился на меня доктор наук.
— Увы. Я тоже переключил систему. Только не на «1», а на «3». И у меня тоже были для этого основания.
Почти полминуты Синицын ошарашенно смотрел на меня, потом вдруг всплеснул руками и громко расхохотался.
— Чёрт побери! Андрюха! Ты даже не представляешь, какие мы с тобой идиоты! Оба одновременно решили, что самые умные… Нет, ну это же надо, так лопухнуться, блин! А в результате…
Он неожиданно замолчал и резко взъерошил волосы на своей голове.
— Вот же какая интересная ситуёвина получилась. Обе установки, и главная, и ретранслятор, были аппаратно настроены на частоту того мира и того времени, куда ты попал. Слой номер два в любом случае остался бы или главным, или на паритетных началах с другим, ближайшим. Но мы с тобой, вот же придурки, умудрились выдать системе два абсолютно противоречивых условиях. Или «1», или «3». А вот для двоечки там места не оказалось, и в результате система решила, что это ошибка, и тупо отсекла обе неправильные реальности, сохранив только их архивные копии. А хранилищем стали, понятное дело, наши мозги. Поэтому мы и помним всё, что происходило у нас в предыдущей жизни… Хотя, — Шура снова задумался. — Есть тут одна неувязочка. Лично я ничего не помню про мир номер три. А вроде бы должен. Как думаешь?
Он испытующе посмотрел на меня, словно чего-то ждал.
И я его не подвёл.
— Нет, не должен. Потому что тебя в этом мире не было.
— В самую точку! — Синицын с довольным видом откинулся в кресле. — Я только сейчас догадался, зачем ты меня тогда спрашивал про якобы ещё одного попаданца. Наверное, он действительно был, и ты с ним даже встречался. Я угадал?
На этот раз я отвечать не стал. А от дальнейших расспросов меня избавил зазвонивший в кармане приятеля телефон.
Шура вынул «трубу», взглянул на экран, потом на меня…
— Смирнов, — сообщил он, прежде чем поднять телефон к уху. — Алло, я слушаю… Да, это я… Андрей? Да, он сейчас тоже здесь… Надо поговорить?.. Многое вспомнил?.. Ну, мы, собственно, тоже… Ладно, давай подъезжай, обсудим. Только я тебя на улице встречу, а то там Андрюхины обалдуи всю лестницу разворотили. Чтобы ко мне попасть, надо ужом извернуться… Ну, всё. Бегу.
