Привычные к рыбному промыслу скопы бросались на тех, что переправлялись через реку. Они выхватывали серых зверьков из потока и, быстро приканчивая когтями, бросали, чтобы взяться за следующих. Там же, у воды подвизались и чайки. Они не могли подобно ястребам брать крупную жертву, но успешно работали клювом.
Вовремя появилась подмога. Орда уже устремилась в прорыв, расширяя понемногу брешь, но теперь всё изменилось. Колдуньи потратили силы не зря. Птиц наверняка собирали со всей Мещеры, так много их собралось к переправе. Орда на южном берегу в замешательстве встала. Кто бы ни управлял ею, он не мог заставить зверьков вовсе забыть о естестве и сунуться в хищную мельницу, подстроенную колдуньями. Крысы оставались крысами, с присущей всякому животному жаждой жизни.
Благодаря птицам, прорыв удалось подавить. Запасные жерди наспех вбивали в землю, подпирая брёвнами. Дыру кое-как прикрыли.
Возле Сокола появилась Мена.
— Проклятье, их слишком много, — заметила она вместо приветствия.
— И мы даже не подозреваем насколько много, — согласился Сокол, наблюдая за битвой. — Тысячи тысяч. Впрочем, их поток можно считать и на вёрсты, и на часы.
Подошла Не с Той Ноги.
— Где Вармалей? — справилась старая колдунья. — Полагаю, его не сожрали? Не то тут было бы полным полно дохлых крыс.
Вурды, большие ценители мрачной шутки, разом оживились. Но продолжения не последовало.
— На опушке спит, — махнул чародей за спину.
— Надолго наших друзей не хватит, — вернулась к своей мысли Мена. — У тебя есть что-нибудь в запасе?
Сокол покачал головой.
— Вармалей волну обещал пустить, но без вашей помощи вряд ли большую. От соседей ни слуху, ни духу, княжеская дружина в городе заперлась. Эрвелы всё нет. Так что ничего хорошего.
— Эрвела будет, — заявила девушка.
Разговор смолк.
Непривычные к подобному истреблению птицы быстро уставали. Отрываться от земли с добычей им становилось всё тяжелей, и крысы, почуяв слабину, нападали на них с большим усердием.
Колдуньи отпустили изрядно потрёпанных соколов и прочую мелочь, затем распрощались с совами. Только беркуты и орлы продолжали какое-то время пропалывать орду, пока не выдохлись и они.
Крысы вновь хлынули в реку.
— Вот и всё, — сказала Не с Той Ноги. — Пойдём-ка, взглянем на твоих пленников. Может, сообща что-то удумаем.
Вурды подхватили клетку, и Сокол повёл всех к лесу, чтобы разобраться с пойманными тварями в спокойной обстановке.
Из шалаша на шум выбрался Вармалей. Ему удалось поспать чуть больше часа и судя по измятому лицу, этого не вполне хватило. Он поздоровался с колдуньями и задумался: то ли ему вернуться в шалаш, то ли расспросить об успехах женщин. Однако, увидев, чем занимается Сокол, колдун разом стряхнул остатки сна и присоединился к изысканиям.
Вурды переминались рядом.
— Э-э… — протянул Быстроног.
— Что? — обернулся Сокол.
— Если мы пока не нужны, — начал Быстроног. — Ну, в смысле, пока уважаемым колдунам угодно изучать врага, так сказать, изнутри… То мы бы не возражали, если бы нам позволили отлучиться, дабы принять участие в битве. Со своей стороны обязуемся по первой же надобности…
Сокол отмахнулся.
Вурды восприняли это, как согласие. Рыжий попытался возразить, но чародей уже доставал из клетки зверька и отвлекаться на пустые споры с самозваной охраной более не намеревался. Вчетвером колдуны принялись разглядывать крысу с тем любопытством, с каким ребёнок приступает к истязанию попавшей в его руки живности.
— Ладно, шершни переросшие, пошли, — буркнул Рыжий. Крысы ему не нравились. Даже в надёжных руках чародея.
Евлампий некоторое время раздумывал, не остаться ли ему с колдунами, но когда первая жертва истошно завизжала, а капельки крови разлетелись по траве, со вздохом поплёлся следом за вурдами.
* * *
Они вернулись как раз вовремя, чтобы застать перемену.
Затрубил рог и на дальней опушке показался отряд ведомый Эрвелой. Ополченцы приветствовали подкрепление могучим рёвом, который впрочем, быстро угас, как только стало понятно, что горстка воительниц погоды не сделает.
Рыжий отметил, что владычицу нёс другой конь. Столь же великолепный, но не тот, на котором она появилась когда-то перед их погибающим отрядом возле Свищева.
Быстро оценив положение, Эрвела направила отряд на вершину лысого холма, что стоял между двух частоколов.
Прекрасных всадниц действительно оказалась лишь горстка, но их стрелы не знали промаха. Каждый выстрел валил на землю серую тварь, а то и двух — так плотно кишели они. Запас иссяк нескоро, а к тому времени головная часть полчища значительно поредела. Настолько, что некоторые из которовских удальцов попрыгали через частокол, чтобы прибавить врагу смятения.
— Стрелы, стрелы хватайте! — заорал Бушуй.
А Рыжий вдруг задумался: откуда у овд, каждой частичкой своей души ненавидящих охоту, убийство, насилие, появились такие навыки. Ведь им не часто приходилось сражаться с настоящим врагом, чтобы отточить до совершенства умение убивать.
Мысль на некоторое время отвлекла его от битвы, а между тем положение вновь стало угрожающим — мещёрской стороны достигла вражеская волна, что пережидала птичий налёт на южном берегу.
Вурды, подобрав цепы, лупили без разбора. Евлампий и тот схватил дубину, но так неловко размахивал ей, что впору было смеяться. Рыжий опять не успел поучаствовать в битве — где-то на восточном крыле послышались вопли, и он увидел, как люди бросились прочь от городьбы, обгоняя друг друга. Крысы кусали их за ноги, прыгали на спины, взбирались выше, целясь в уязвимые шеи. Ополченцы бросались навзничь, пытаясь придавить тварей, но только подставляли горло под зубы других.
Бушуй отправил на помощь всех кого мог.
Но крысы стали прорываться чаще. Частокол валился то тут, то там и людей уже не хватало, чтобы добить всех прорвавшихся, а припасённое для починки дерево быстро закончилось.
Овды попытались сбить прорыв. Но лишь задержали его на время. Стрел у них сталось совсем ничего.
Полоса в сотню шагов между двумя рубежами медленно, но верно наполнялась крысами. Опасаясь полного окружения, ополченцы попятились к лесу. Потом побежали.
Рыжий сразу взял левее. Никакого особого замысла в этом не было, ему просто хотелось убраться с дороги мерзких животных. Маленькому отряду удалось избежать основного потока. Однако Евлампий бежал слишком медленно. То ли от страха, то ли от усталости, ноги слушались его плохо. А Рыжий заворачивал всё круче, и скоро они оказались по другую сторону от лысого холма, но к лесному рубежу почти не приблизились.
