Поначалу, стоящих на возвышенности всадниц крысы не тронули. Огибая холм стороной, они устремились к изгороди. Ещё несколько ополченцев рухнули, исчезнув под шевелящимся серо-ржавым потоком. Остальные укрепились на новом рубеже.
Отогнав ополчение, орда, точно обладая разумом полководца, обратила внимание на воительниц.
Серые полезли на холм. Не все из них смогли быстро взобраться по крутому и сыпучему склону, но и те, что прорвались, доставили овдам немало хлопот. Вёрткие зверьки шныряли повсюду. Они пока ещё не могли добраться до всадниц, зато с успехом кусали лошадей. Животные взбесились. Крутились на месте, брыкались, пытаясь раздавить малозаметных обидчиков. Но куда там — такую прорву разве передавишь…
Овды не спешивались, а луки, как бы метко ни били, не причиняли врагу такого урона, чтобы заставить его отступить. В круговерти, когда небо и земля мелькают перед глазами в бешеной пляске, стрелять прицельно стало невозможно. Да луки вообще не на такого противника придуманы. Тут сабли нужны, а лучше косы крестьянские. Но не было у овд ни сабель, ни кос. Некоторые из девушек за кинжалы схватились — хотя бы тех достать, что наверх пролезли…
Рыжий добрался до городьбы. Перевалился с разбегу и согнулся, хватая ртом воздух. Вурды, поджидая отставшего монаха, остановились в трёх шагах от спасительной стены.
Евлампий едва до середины добрался. Вроде бы и спешит, руками машет, ноги шустро переставляет, а шаги сухой песок скрадывает. Небольшая стайка играючи преследовала монаха, то отставая, то забегая вперёд.
— Тяжёл овцевод, по песку карабкаться, — заметил Быстроног.
— У них так, у пастухов-то, — кивнул Власорук, рассуждая со знанием дела. — Чем тело тяжелей, тем душа легче. Потому как о душе заботясь, про тело забывают.
Тут Евлампий споткнулся и зарылся носом в песок. Крысы, по-прежнему играясь, бросились ему на спину. Монах попытался встать, но, вскрикнув от боли, схватился за ногу. Получилось только сесть.
Власорук направился на помощь вразвалочку, с ухмылкой, словно опытная мамаша к залезшему в крапиву карапузу. Быстроног, подумав, присоединился к товарищу.
Однако более серьёзное происшествие заставило обоих остановиться.
Беда случилась у овд. Одну из лошадей охватило безумство. Она понесла свою всадницу вниз, навстречу верной погибели. Твари, что скопились под холмом только и ждали такой поживы. Кинулись со всех сторон, зубами и коготками вскрывая вороную шкуру, взбираясь всё выше и выше. Взбрыкнув последний раз, лошадь повалилась на землю с перегрызенной кровеносной жилой. Всадница, чудом успев соскочить, приземлилась на ноги. Десятки тварей тут же бросились на лёгкую добычу, не обращая внимания на частые взмахи кинжала. Девушка отбивалась отчаянно, стараясь не подпустить врага к горлу. Болезненные укусы ног и рук сейчас в счёт не шли.
Соратницы заметили угрозу, но никак не могли утихомирить коней, а продержаться без помощи девушка вряд ли сумела бы долго.
Выбор заставил вурдов замешкаться. До неуклюжего монаха было ближе, но положение овды казалось куда опаснее. Евлампий всё ещё сидел, отмахиваясь от врага, что медведь от пчёл. Крысы как-то лениво нападали на него, да и развлекалось их там не то чтобы много.
Власорук крикнул Бушую, показав рукой на монаха. Тот кивнул. С десяток которовских сорвиголов поспешили к Евлампию, ещё дюжина бросилась вслед за вурдами. Крысы в очередной раз показали разумность. Серый клин повернул и пошёл вдоль частокола, отсекая людей.
Ополченцы осторожно ступали по визжащим тварям, а далеко впереди, с ножами наперевес, неслись, словно ветер, два вурда. Их косматые волосы чёрными знамёнами развевались во встречном потоке. Руки и ноги мелькали подобно скрестившимся саблям. От потерявшей коня девушки их отделяло не больше полусотни шагов.
А та уже поддавалась напору. Крысы упорно лезли по истекающим кровью ногам, свисали с исцарапанных рук, подбирались к горлу.
Рыжий узнал девушку — та самая прекрасная собеседница, что вогнала его в краску ответом на назойливые расспросы. Он рванулся следом за ополченцами, но, уже перелезая через изгородь, понял, что не успевает. Зато успевали вурды. Рыжий остановился и стал свидетелем зрелища восхитительного для каждого, кто не чужд ратному или лихому делу.
Более молодой Быстроног, оправдывая своё прозвище, первым врезался в скопище осадивших овду крыс. Не обращая внимания на кишащую нечисть, он, в несколько прыжков, оказался подле теряющей силы жертвы. И тут показал, на что способно его племя.
Глазу было трудно уследить за порхающим в руке Быстронога ножом, зато отлетающие в стороны ошмётки красноречиво говорили о мастерстве. Со стороны могло показаться, что вурд вот-вот заденет саму девушку, так близко мелькало оружие от её тела. Но лезвие не оставило на коже ни единой царапины. Лишь кровь рассечённых врагов обильно покрывала одежду.
Власорук не сильно отстал от товарища и скоро присоединился к резне. Работая вдвоём, они в миг освободили овду от налипших тварей. А, сделав дело, подняли вверх окровавленные ножи и гортанно взревели, да так зычно и отвратительно, что спасённая чуть было не упала без чувств.
Однако радость победы длилась не долго. Твари носились повсюду, а ополченцы почти не продвинулись, увязнув в борьбе. Прикрывая девушку спинами с двух сторон, вурды перешли к обороне. Больше они не орали, только напряжённо пыхтели, вертя перед собою ножи. А серые наседали. Кто бы им ни противостоял, их оказалось всего лишь двое, и при известной сноровке, до их волосатых шей можно было добраться. По дюжине крыс вцепились в каждую из вурдовых ног. Они не смогли прокусить толстую кожу, но сковывали движение. Если бы не девушка за спиной, вурды постарались бы сбросить с себя обузу, совершив пару прыжков, но они не могли оставить спасённую, которая, совершенно лишившись сил, не падала лишь оттого, что падать ей не позволяли мощные спины заступников.
— Пастух, — вдруг тихо произнёс Власорук.
Быстроног покосился в сторону.
Продолжая отбиваться, они увидели, как к небольшой стайке, что возилась с монахом, подошло подкрепление. Игры кончились. Крысы бросились на обречённого человека скопом и, увлекаемый потоком, он повалился набок. От боли и страха Евлампий завыл. Голос его заглушил писк убиваемых вурдами тварей.
Быстроног дёрнулся, но товарищ удержал его за обрывок рукава.
— Стой, — он говорил тяжело, с перерывами. — Нельзя бросать деву…она не продержится без защиты…
Крик монаха угас. Бросив растерзанное тело, крысы устремились на ополченцев.
Тем временем, убрав бесполезный лук, Эрвела обняла коня и принялась что-то ему нашёптывать. Конь не сразу услышал, но, в конце концов, успокоился. Он заржал, двинул разок-другой копытом и ещё раз заржал, но уже вопросительно. Владычица тут же бросила животное туда, где отбивались вурды. И вовремя. Плотный покров тварей уже облепил обоих. Грозди живых и убитых, но не разжимающих пасти врагов пригибали вурдов к земле. Ещё мгновение и будет поздно — они рухнут под тяжестью вражеских туш. И тогда, сломив сопротивление, крысы хлынут на жертву со всех сторон.
