не мог их осуждать.
Мимо него в спешке пронесли очередного тяжело раненого воина. Его лицо и руки были испещрены тонкими порезами. Судя по стонам и количеству крови, они были глубокими и болезненными. Не иначе как новая жертва вражеской магии.
Гархейд вглядывался в башню над главными воротами. Как только они опрокинут чан со смолой, это будет означать, что враг уже готовится штурмовать вход в город.
— Давай! Налегли! — Гархейду почудилось, что этот крик доносится как раз таки из башни.
И в самом деле через несколько мгновений из окон башни клубами повалил пар. Молодой страж, конечно же, не мог видеть, как кипящая смола густым варевом льётся на головы врагов, облепляя их и прожигая кожу до самого черепа и костей. Но его воображение сработало вместо глаз, демонстрируя внутреннему взору весь ужас этой картины.
Из башни раздались торжествующие вопли. Похоже, штурм ворот откладывался, и Гархейд, совершенно не замечавший до сих пор, что задерживал дыхание, с шумом выдохнул.
***
Зеркало было покрыто едва заметным тёмно-фиолетовым свечением. Оно уже несколько минут отражало пустоту, вместо лица Эррудуна. Наконец изображение задрожало, и зеркало показало того, кто находился за тысячи сэфилов от Лесткерма.
— Мой повелитель…
— Эррудун. Лесткерм взят?
— Нет, мой повели…
— Тогда в чём дело?! — перебил Изугар.
Эррудун опустил взгляд.
— Я сложил с себя командование армией, — тихо произнёс он.
Эррудуну необязательно было поднимать глаза, чтобы понимать, как преисполнился гневом его собеседник.
— Отойди, — процедил сквозь зубы Изугар.
Эррудун не понял приказа и лишь недоумённо посмотрел на своего господина.
— В сторону, Эррудун!
Эррудун поспешил отойти, и тут же зеркало засияло так ярко, что свет был виден даже снаружи шатра. Из этого сияния явился Изугар Изан. Теперь уже во плоти, а не в виде проекции на зеркале.
— Я снабдил тебя всем необходимым, Эррудун. Я дал тебе войска, я проклял эти земли! Захватить королевство было легче лёгкого.
— Мой повелитель…
— Не смей меня перебивать, предатель! — если бы голос Изугара был оружием, то был бы отравленным кинжалом.
Эррудун покорно опустил голову. Его руки потянулись к краю и без того идеально расправленной туники, но на полпути замерли. Вместо этого он смял ткань, сжав её в кулаках. Сглотнул комок в горле. Несмело поднял голову и встретился с ледяным взглядом Изугара.
— Мы не должны были начинать эту войну… — тихо сказал Эррудун.
— Что?!
— А теперь мы должны закончить её, Изугар. Сегодня нас ждёт поражение, и я не хочу смотреть, как казнят моего брата, — постепенно в голосе Эррудуна появлялось всё больше твёрдости.
— Да как ты смеешь называть меня братом, поганый трус?! Тебе не хватило смелости даже освоить магию!
— Изугар, пожалуйста, давай сбежим!
— Заткнись!
Молния вырвалась из раскрытой ладони Изугара и ударила Эррудуна в правое плечо. Эррудуна развернуло, и он упал на стол, где были разложены карты местности. Стол не выдержал веса взрослого мужчины, и две его ножки сломались, из-за чего Эррудун оказался на полу, погребённый под бумагами.
Вспышка молнии, как и сияние от телепортации Изугара ранее, осветила шатёр так, как освещают сцену для театра теней. Аглехас, искавший встречи с Эррудуном, заметил это и бегом бросился туда.
Сорвав завязки на пологе, лекарь вбежал под свод шатра и обнаружил незнакомого длинноволосого мужчину, занёсшего руку над распростёртым на полу Эррудуном. По пальцам незнакомца едва заметно бегали фиолетовые искры.
— Нет! — не то выкрикнул, не то прорычал Аглехас.
Изугар обернулся на голос и мгновение спустя был сбит с ног. Но Аглехас не стал с ним бороться. Он поспешил склониться над Эррудуном. Одежда последнего была изорвана в клочья. Правое плечо — опалено ожогом. Да настолько, что в одном месте виднелась кость ключицы. Целитель распростёр ладони над раной, и те засияли жёлтым светом.
Изугар поднялся и с бешенством посмотрел на того, кто толкнул его. В первую секунду он хотел расправиться с обидчиком, чтобы больше никто не мешал ему наказывать родного брата, но, увидев, как лекарь пытается исцелить раненого Эррудуна, замер. Он гневно смотрел на эту картину, сжимая и разжимая кулаки.
Аглехас, не прекращая лечить Эррудуна, повернул голову в сторону правого плеча и сказал:
— Уходи. Нас ты больше не увидишь.
Будь Изугар внимательнее, он заметил бы, что в глазах лекаря стоят слёзы. Но колдун лишь немного помедлил, после чего вышел из шатра.
— Эррудун, хотя бы ты сегодня не умирай. Пожалуйста, живи…
Ладони Аглехаса стали светиться ещё сильнее, а из глаза упала первая слезинка из многих, что лекарь уронит за этот день.
***
Если бы Гархейд был на стене, он бы мог заметить, как сквозь ряды вражеских воинов нагло и самоуверенно движется высокая фигура, облачённая в тёмно-серый дорогой костюм, совсем не приличествующий для поля битвы.
Лучники на стенах нещадно тратили запасы стрел. Они осыпали снарядами всех, кто находился прямо под ними. А потому стрелки даже не замечали ни мужчины в сером, ни той опасности, что исходила от него.
Сначала Гархейд услышал крики. Более громкие и отчаянные, в них слышалась боль — они доносились со стен близ главных ворот. А затем — на самом деле почти одновременно с криками — раздался дикий грохот, как будто бы грозовые облака опустились на городские улицы и гром прогремел из-за соседнего дома. С этим грохотом главные ворота разлетелись облаком пыли и щепок. Они взорвались как застеклённое окно от брошенного булыжника. И волна разметавшихся осколков ранила тех, кто стоял на перекрёстке трёх дорог, прямо за воротами, и не сумел вовремя поднять щит.
В ушах у Гархейда ещё звенело, а пыль ещё не успела осесть, как на городские улицы высыпали захватчики. Они смяли первый заслон, и без того больше других пострадавший от взрыва, а затем начали рассредоточиваться по трём улицам, ведущим от ворот вглубь города.
Высокая фигура с пепельно-серыми волосами и в дорогом костюме двигалась шагом, входя в город. Вражеские воины оббегали её, не смея толкнуть или потревожить иным способом. Мужчина медленно осмотрел все три открывшихся направления и всё так же неспешно двинулся прямо.
От взгляда Гархейда его укрыла стена здания, когда вновь сверкнула яркая вспышка, а затем раздался невероятный громкий гул грома. После слышались крики и стенания, но молодому стражу было не до них. Его отряд теснили вглубь города. Они лишь замедляли наступление ценой своих жизней. Впрочем, Гархейд уже давно понял, что это и было их задачей: не давать пройти врагу слишком быстро через импровизированные оборонительные рубежи из наваленных ящиков, мешков и телег здесь, на улице.
