ним в седле девушки. Её имя тоже обещали поместить на обелиск, хоть и не все в совете поддержали такое решение, поскольку она была магом, незаконно участвовавшим в битве.
— У тебя угрюмый вид, — подойдя сбоку и встав рядом, заметила королева. — Всё тоскуешь по Фрельсе?
Ин усилием воли прервал воспоминания и не сразу сообразил, что именно спросила королева.
— Я заметила, что вы дружны с этой девочкой. Не сказала бы, что видела отеческие чувства у тебя, ты скорее ей как очень взрослый брат или даже дядюшка. Кажется, дворецкий и одна из кухарок были особенно недовольны тем, что ты научил Фрельсу стрелять рябиной из трубки.
Ин против желания улыбнулся, представив, как Фрельса попадает оранжевой ягодой прямо в котёл с едой на кухне. Теперь он и в самом деле стал думать об их с матерью отъезде через день после пира.
— Меня удивляет, откуда у тебя такая привязанность к той, в чьё существование ты сперва рьяно отказывался верить? — лукаво ухмыльнулась Гвелеста.
— Она напоминает мне одну старую знакомую… из моего детства, — немного погодя ответил Ин.
Королева заглянула Ину в глаза и увидела, что на его лице пролегла тень, ещё более глубокая, нежели в начале разговора.
— Ин, ты не передумал?
— Нет, ваше величество.
— Если это только из-за того, что я отказалась судить тебя, то мы можем вместе придумать некое формальное наказание.
— Нет, ваше величество. Это не единственная причина. Я просто больше не могу служить во дворце.
Гвелеста незаметно спрятала фибулу советника, которую сжимала в руке. Она не надеялась переубедить Ина уходить, но очень этого желала.
Вместе они постояли безмолвно ещё недолго, вглядываясь в серые облака, плывшие над холмами. Потом королева обернулась и произнесла:
— Обелиск поставили. Думаю, мне нужно сказать небольшую речь. Ты пойдёшь?
Ин перевёл взгляд с низко нависшего над головами безучастного серого неба себе под ноги, а затем коротко кивнул. Они с королевой обошли толпу. Правительница двинулась дальше, чтобы встать подле обелиска, а Ин пристроился к первым рядам зрителей. Недалеко от себя по правую руку он нечаянно обнаружил Гархейда и Колейру. Никто из этих двоих не мог оказаться здесь по долгу службы — Ин отпустил их по прибытии в Хаддельгон с Фрельсой — а значит, они прибыли сюда самостоятельно. Нос Колейры выглядел красноватым, и она постоянно им подёргивала. Ин решил, что ученица академии не так давно плакала, хотя по глазам этого и нельзя было сказать. Колейра крепко, двумя руками, держалась под локоть Гархейда, а сам молодой стражник, склонив голову набок, прижимался ухом к её макушке. Они выглядели бы романтично-идеалистически, если бы не лёгкий флёр грусти, окружавший их. Пара не замечала Ина, а тот не собирался привлекать их внимания.
— Будь мне подвластно само мироздание, — тем временем начала королева Гвелеста, — я бы не дала истории совершить этот поворот. И всем нам хотелось бы, чтобы ничего из того, что случилось, не происходило на самом деле, чтобы это тоже оказалось дурным сном, коих мы высмотрели на несколько жизней вперёд. И всё же, как сказал один мудрец, задолго до того, как я родилась: «Мы не выбираем времена, мы можем лишь решать, как жить в те времена, что выбрали нас».
Королева ненадолго замолчала, как бы давая обдумать людям сказанное, а после продолжила:
— Все эти люди, чьи имена написаны на камне, ушли вопреки своему желанию. Одни так и не смогли очнуться от очередного кошмара, другие — бились до последнего, чтобы прекратить самый страшный кошмар наяву — войну. Не мне решать, кто был в этой борьбе более важен, и потому на камне нет почётных мест и записанных заслуг. Каждый заслуживает, чтобы его помнили. И покуда письмена на камне целы, никто из ушедших не будет забыт. Будь то воин или крестьянин, торговец или лекарь, рыбак, трактирщик, банкир или маг. Каждый важен, а все вместе мы способны одолеть любую беду. И это именно то, чего не следует забывать, какие бы ни наступили времена.
Королева закончила речь, и люди стали проходить мимо Ина и подходить к обелиску. Одни просто клали цветы к его подножию. Другие задерживались, чтобы отыскать на гранях то единственное заветное имя. Потом они касались его, и слёзы текли по их щекам. Люди всё шли и шли, а Ин всё стоял и смотрел сквозь них всех.
В конце концов и он сам подошёл к обелиску. Дрожавшей рукой — тремор опять вернулся — Ин коснулся холодного камня. Мимолётный морок заменил бывшему советнику настоящее зрение, и на мгновенье он нашёл и своё имя высеченным на камне. Никто из людей так и не коснулся его имени, никто по нему не скорбел.
Ин ощутил подступавший к горлу кашель и попытался его удержать, но это ему не удалось. Прикрыв ладонью рот, он зашёлся громким удушающим кашлем. Когда приступ прошёл, Ин посмотрел на раскрытую ладонь: ровно посредине, перемешавшись со слюной и мокротой, алела пара капель крови. Бывший советник растёр кровь и достал из внутреннего кармана стеклянный пузырёк. Один из тех, в которых раньше было серое зелье Ренслика, дарующее бодрость. Теперь внутри плескалась мутная коричневая жидкость.
Ин откупорил пузырёк и залпом выпил содержимое. От напитка он тут же поморщился: ещё не привык к крепкому алкоголю. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что остался у обелиска один, он быстрым шагом двинулся в сторону города. Нужно было поспешить занять место в трактире, иначе придётся пить стоя. А этого бывшему советнику королевы не хотелось.
Стэг — мера длины, равная одному шагу.
Тангл — мелкая монета Фэранфада. 50 танглов = 1 гриан.
Сэфил — мера длины. 1 сэфил = 800 метрам.
Сорми — мера длины. 8 см.
