звезды безумно странными, но, по крайней мере, время продолжало свой бег.
Саймон встал на ноги и, легко преодолевая ступеньки, продолжил подниматься по лестнице, и хотя у него немного кружилась голова, он не сомневался, что долгий сон вернет все на свои места. Саймон добрался до верхней площадки, похожей на каменный воротник, который поддерживали колонны, прежде шедшей вдоль всего здания. Она давно разрушилась, и большая часть обломков упала вниз, остался лишь небольшой кусок пола, соединенный с лестницей. Верхняя часть высокой внешней стены находилась как раз над головой Саймона. Он сделал несколько осторожных шагов вдоль площадки к месту, где дыра в куполе сползла вниз и оказалась почти прямо над его макушкой. Саймон нашел надежную опору для пальцев, подтянулся наверх, спустил одну ногу со стены, и она повисла в пустоте.
Луна, словно рана на разорванном ветром покрывале из туч, светила достаточно ярко, и бледные развалины внизу сияли. Саймон выбрал прекрасное место для наблюдения. Обсерватория, единственное сооружение за внешней стеной Сесуад’ры, по высоте не уступало самим стенам, превращая все вокруг в одно низкое огромное здание. В отличие от других оставленных ситхи поселений, которые Саймон видел, тут не было высоких башен и шпилей, словно дух строителей Сесуад’ры отдыхал или как если бы они возводили здесь строения по какой-то утилитарной причине, а не гордясь своим мастерством.
Нельзя сказать, что руины выглядели ужасно: белый камень испускал собственный искрившийся свет, а дома за стеной подчинялись какому-то дикому, но очень логичному геометрическому рисунку. И хотя все здесь было меньше, чем в Да’ай Чикизе или Энки-э-Шао’сэй, скромные размеры и одинаковая архитектура наделяли поселение простой красотой, отличавшейся от великолепия других мест.
Вокруг Обсерватории и остальных важных зданий, вроде Дома Прощания и Дома Воды — их имена назвала ему Джелой, но Саймон не знал, связаны ли они как-то с тем, для чего их изначально построили, — вились тропинки и стояли сооружения поменьше, точнее руины, чьи переплетавшиеся детали были сделаны так искусно и казались настолько естественными, что напоминали лепестки цветов. Вокруг почти все заросло деревьями, но даже в них Саймон видел остатки порядка, так зеленая трава внутри ведьминого круга показывала, откуда начали расти грибы.
В центре бывшего когда-то потрясающе красивым поселения находилась необычная, выложенная плиткой плоская площадка, сейчас практически заросшая вездесущей травой, но даже в свете луны Саймон сумел разглядеть следы невероятно сложного, изящного рисунка. Джелой назвала площадку Огненным садом. Саймон, который был знаком только с творениями человеческих рук, решил, что здесь находился рынок.
За Огненным садом, по другую сторону Дома Прощания, Саймон видел неподвижные конические очертания белого цвета — палатки отряда Джошуа, заметно увеличившегося благодаря новым воинам, приходившим сюда вот уже целую неделю. Свободного места почти не осталось даже на широкой, точно обеденный стол, вершине. Некоторые из недавно прибывших устроились в пещерах под горой.
Саймон сидел, глядя на мерцание костров, пока не начал чувствовать себя ужасно одиноким. Луна казалась ему невероятно далекой, холодной и равнодушной.
Он не знал, как долго смотрел в темную пустоту. На мгновение ему показалось, что он уснул и ему снится сон, но он не сомневался, что странное ощущение невесомости реально — настоящее и пугающее. Он принялся сопротивляться, но его руки и ноги стали какими-то далекими, и он их не чувствовал. Казалось, у него остались только глаза. Его мысли сияли ярко, точно звезды на небе — когда были небо и звезды и что-то еще, кроме бескрайнего мрака. Саймона наполнил ужас.
Да спасет меня Усирис, неужели пришел Король Бурь и теперь в мире будет царить вечная темнота? Господи, пожалуйста, верни свет!
И, словно в ответ на его молитву, в глубокой темноте начали зажигаться огоньки. Не звезды, как ему сначала показалось, а факелы — крошечные точечки света, которые постепенно становились все больше, как будто приближались к нему издалека. Сияющее облако, подобное стае светлячков, превратилось в реку, а та в линию, вращавшуюся медленными спиралями. Саймон понял, что сотни факелов поднимались по извивавшейся по склону горы тропинке к Сесуад’ре тем же путем, которым он сам пришел сюда из Джао э-Тинукайи.
Саймон уже видел фигуры в плащах с капюшонами, молчаливую процессию, двигавшуюся с ритуальной точностью.
Я на Дороге Снов, — неожиданно понял он. — Амерасу говорила, что я ближе к ней, чем многие другие.
Но что он видит?
Строй факельщиков добрался до ровной площадки и остановился, образовав сверкавший в темноте веер, и свет залил оба склона горы. Они поднялись на Сесуад’ру, но в сиянии факелов Саймон видел, что это не та Сесуад’ра, которую он знал. Руины исчезли, колонны и стены были целыми и невредимыми. Неужели его глазам предстало прошлое, прежняя Скала Прощания или диковинное будущее — что, возможно, наступит, когда Король Бурь подчинит себе весь Светлый Ард?
Огромный отряд направился вперед, к плоской площадке, в которой Саймон узнал Огненный сад. Фигуры в плащах вставили факелы в отверстия между плитками или на каменные пьедесталы, и расцвел огненный сад, превратившись в поле, залитое мерцавшим переливавшимся светом. Пламя танцевало на ветру, и Саймону показалось, что рассыпавшихся искр гораздо больше, чем звезд на небе.
Он почувствовал, что его неожиданно повлекло за толпой вперед и вниз, в сторону Дома Прощания. Словно лишившись плоти, он промчался сквозь залитую светом ночь и каменные стены и оказался в залитом ярким сиянием зале. Там царила тишина, лишь громко шумело у Саймона в ушах. Вблизи образы, на которые он смотрел, казалось, переливались и обретали расплывчатые очертания по бокам, как будто мир частично лишился своей естественной формы. Охваченный беспокойством Саймон попытался закрыть глаза, но обнаружил, что его двойник на Дороге Снов не может избавиться от видений и ему остается только беспомощно за ними наблюдать.
Таинственные фигуры окружили стол, шары в альковах испускали холодный свет, и их голубое, ярко-оранжевое и желтое сияние отбрасывало длинные тени на украшенные резьбой стены. Еще больше глубоких теней рождалось от установленного на столе сооружения из концентрических сфер, похожих на большую астролябию, которую Саймон часто протирал по просьбе доктора Моргенеса, — но вместо латуни и дерева сфера состояла из теплого света, как будто кто-то нарисовал жидким огнем в воздухе диковинные картины. Двигавшиеся вокруг фигуры были расплывчатыми, но Саймон совершенно точно знал, что смотрит на ситхи. Такой гордой осанкой и текучей грацией не обладал больше никто.
Женщина ситхи в небесно-голубом платье наклонилась к столу и изящными огненными пальцами добавила собственный рисунок к сиявшей сфере. Ее волосы были чернее теней, чернее ночного неба
