бор. Правда, кое-какие детали ландшафтного дизайна были откровенно чужеродными в этом вроде бы естественном лесном массиве. За могучими стволами явственно проглядывали каменные постройки, в которых Семён с удивлением распознал кладбищенские надгробья и памятники.
— Кладбище, значит, — констатировал он. — Что это за прозрачные намёки?
— Если тебе нужно спрятать дерево, то спрячь его в лесу, — подселенец ехидно хихикнул, — а если мёртвое тело, то, сам понимаешь, лучше кладбища ничего не найти.
— Значит, ты так и не отказался от своей бредовой затеи, — в голосе Семёна послышалась угроза. — Ну ты и упёртый болван, Медина. Я ведь уже сказал, что не собираюсь участвовать в твоей авантюре. Давай, перенеси меня назад.
— Прости, Сэм, но этого я делать не стану, — голос подселенца вроде бы звучал отстранённо, но эмпатический датчик бессмертного уловил какую-то странную волну совершенно не свойственных для этого иномирного монстра чувств: не то печаль, не то сочувствие. Впрочем, углубляться в фрустрации Медины Семён не собирался, поскольку беспокойство за жизнь Киры вытеснило из его головы все прочие переживания.
— Ну и чёрт с тобой, сам доберусь, — отрезал бессмертный, оглядываясь в поисках каких-нибудь ориентиров. — Это хоть тот же самый мир? — неприязненно поинтересовался он, не обнаружив даже признаков гор на горизонте.
— Алат находится отсюда в двух днях пути для обычного человека, — Медина и не подумал юлить, его голос звучал уверенно, но без надрыва, — бессмертный, наверное, сможет добраться за сутки. Вот только для тебя это больше ни имеет никакого значения, потому что тебе некуда возвращаться.
— С чего…, — Семён запнулся, поскольку уже догадался куда клонит его подселенец. — Кира? — его голос невольно дрогнул.
— Твоя жертва оказалась напрасной, — подтвердил его догадку Медина, — она не выжила.
— Ты врёшь! — Семён не удержался и выкрикнул эти слова вслух. — Ты не можешь этого знать.
— Мне не нужно тело, чтобы существовать в этом мире, — тихо произнёс Медина, — я видел, как всё случилось, когда приближался к твоему убежищу. Один из тех, кто нёс носилки, поскользнулся на скале. Нет, они её не уронили, — остановил он возражения оглушённого роковым известием носителя, — но этого и не потребовалось, она умерла почти мгновенно, совсем не мучалась.
Что ж, именно этого Семён и боялся. Любая случайность при транспортировке раненой женщины могла закончиться для неё фатально. Может быть, именно поэтому рассказ Медины не вызвал у него подозрений, зато вызвал возмущение.
— Почему ты её не спас?! — накинулся Семён на подлого подселенца. — Ты ведь был рядом.
— Я не умею оживлять мёртвых, — возражение Медины было так себе, и Семён сразу обнаружил уязвимость в его отмазке.
— Меня же ты оживил, — накинулся он на вруна, — а я к тому моменту точно был уже мёртв, причём довольно долго.
— Не сравнивай бессмертного с обыкновенным человеком, — Медина и не подумал оправдываться. — Твои рефлексы могут поддерживать фоновую жизнь в твоём теле много часов после клинической смерти, а обычный человек если уж умер, то окончательно.
— Ты же даже не попробовал, — процедил сквозь зубы Семён. — Понятное дело, Кира ведь тебе мешала.
— Для манипуляций с материей мне нужно физическое тело, как источник жизненной силы, — Медина говорил спокойно и убедительно, словно увещевал больного, — а это тело ещё нужно было реанимировать и накачать энергией. Я просто не успел бы ей помочь. Впрочем, не стану спорить, — оборвал он свою речь, — я был даже рад, что всё так сложилось, иначе мне пришлось бы самому её прикончить. Мне нужна твоя помощь, Сэм.
— Тварь бездушная, — голос Семёна прозвучал отрешённо, словно он говорил о чём-то незначительном.
Впрочем, наверное, так оно и было, со смертью Киры всё потеряло для него значение. Какая уж теперь разница, что двигало этим иномирным монстром, свершившегося было не исправить. Семён вдруг ощутил в груди странный озноб и невольно поёжился, поскольку озноб начал быстро распространяться по всему его телу, погружая в оцепенение конечности, лицо, а потом даже мысли. Словно в его душе образовалась дыра, сквозь которую тепло и радость существования начали беспрепятственно улетучиваться в пространство, оставляя за собой лишь холод и пустоту космического вакуума.
Всё то, что раньше составляло смысл его жизни, исчезло вместе с той единственной женщиной, которая, оказывается, и была её смыслом. Служение человечеству, братство бессмертных, даже дети — всё это были лишь слабые тени, отголоски главного смысла, и со смертью Киры они сразу скукожились и поблекли. Правда, кое-что всё-таки осталось.
— Я должен забрать дочь, — в голосе Семёна напрочь отсутствовали какие-либо интонации, словно это говорил автомат.
— Куда? — ехидно поинтересовался Медина. — Ты не забыл, что на тебя объявлена охота? Тебе придётся скрываться и отбиваться от орденских боевиков, причём среди твоих преследователей будут и бессмертные. Собираешься таскать с собой ребёнка? А если твоя дочь тоже угодит под предназначенную тебе пулю?
— Резонно, — Семён не стал спорить с очевидным, — в качестве отца от меня сейчас никакого проку. В Алате у Тиночки хотя бы есть дом, да и Риса она обожает.
— Возможно, отец из тебя сейчас и впрямь никакой, — согласился Медина, — зато ты можешь позаботиться о своей дочери как бессмертный. Думаю, она будет тебе благодарна, если ты поможешь освободить этот мир от Ордена, — голос подселенца сделался масляным, заискивающим. — Конечно, операция рискованная, но не более рискованная, чем жизнь с мишенью на лбу.
Семён не стал отвечать, собственно, причин не участвовать в суицидной авантюре Медины у него больше не осталось. Короткая история любви бессмертного закончилась, причём внезапно и трагически. Раньше он даже не отдавал себе отчёта в том, как мало ему, оказывается, нужно, чтобы ощущать себя живым: просто знать, что где-то в этом мире живёт любимая женщина, что она в безопасности и счастлива. Вот и всё. За это он готов был заплатить любую цену, даже отдать свою вроде бы бессмертную душу. Без Киры и всё остальное, что было в его жизни, тоже утратило смысл. А кому нужна жизнь, в которой нет смысла?
— Сэм, я обещаю, что не позволю снуку тебя уничтожить, — Медина почувствовал, что настрой носителя изменился, и продолжил канючить с удвоенной силой, — ты выберешься и сможешь жить дальше с сознанием, что обеспечил своей дочери безопасную жизнь.
— Хорош ныть, — оборвал его увещевания Семён. — Ладно, я с тобой, самоубийца. Говори, что делать.
— Иди в сторону кладбища, — Медина тут же принялся распоряжаться с таким самоуверенным видом, словно секунду назад и не унижался как жалкий проситель.
Семён послушно двинулся в сторону каменных изваяний. Вскоре дубы расступились, открывая вид на старое и вроде бы даже заброшенное кладбище. Несмотря на некоторую обшарпанность, выглядело оно богато
