Глава 4. Талигойя. Ракана (б. Оллария). 400 год К. С. 9-й день Зимних Скал
1
Урготское посольство занимало приземистый особняк возле Гусиного моста сразу за аббатством Святой Октавии. Летом дом прятался в темной зелени, но зима содрала с вековых платанов листву, и глядящее сквозь мокрые перекрученные ветви здание казалось могучим и равнодушным. Даже странно, что внутри, под слоем негостеприимного камня, скрывались живые люди: топили печи, открывали окна, спали, ели, говорили…
– Мевен! – Альдо резко дернул повод, и белоснежный, до невозможности похожий на Бьянко линарец послушно остановился, лебедем выгнув шею. – Шевельните-ка это болото.
– Да, ваше величество. – Гимнет-капитан отъехал, и тотчас к воистину крепостным воротам направился широкоплечий сержант.
– Каков хитрец, – Альдо кивком указал на зелено-коричневый флаг, прихваченный в двух местах витым серым шнуром [11], – но мы поверим. Мы прибыли лично узнать о состоянии здоровья дуайена Посольской палаты.
– Вускерд говорил, – припомнил Дик, – что Фома слишком много о себе полагает.
– Экстерриора господин Габайру не принял, – Альдо улыбался, но глаза смотрели жестко, – но королю урготы откроют.
– Конечно, – согласился Дикон, – это же не кэналлийцы!
– А кэналлийцы бы не открыли?
– Они слушают только соберано, – неохотно объяснил юноша, вспомнив угрюмую физиономию и пустой кабинет. Хуан! Мог ли работорговец тайком пробраться в дом и вытащить Удо? Замки на внутренних дверях не меняли, только на внешних.
– Дурацкий обычай, – сюзерен брезгливо выпятил губу, – и очень неприятный народ. Что ж, лишний довод в пользу того, что от Кэналлоа нужно избавиться. Пускай убираются к шадам. О, вот и наши торгаши!
Украшенные золотыми ласточками створки торжественно распахнулись, раздался барабанный бой – пусть и застигнутые врасплох, урготы приветствовали августейшего гостя по всем правилам.
– Вперед, – весело велел Альдо. – Шагом!
– Вперед, – повторил Мевен.
Процессия двинулась с места, неспешно втягиваясь в ворота: сначала знаменосец с королевским штандартом, за ним Мевен в лиловом полуденном плаще, трубачи, барабанщики, гимнеты… Эскорт придавал уверенности, но входить в дом все равно не хотелось. Подданные Фомы славились хитростью, лживостью и корыстолюбием, двуличней были разве что гоганы, но они, слава Создателю, до Талигойи не добрались.
Конь Альдо вступил в вымощенный золотистыми восьмиугольными плитками двор, и Дикон слегка придержал Караса: от ворот к крыльцу двумя рядами выстроились слуги, мрачные, высокие и плечистые, словно порожденные угрюмым зданием. Вблизи особняк казался еще тяжеловесней, а слуховые окна были прямо-таки созданы для стрелков.
Барабанная дробь оборвалась и тут же с крыльца неспешно спустился высокий, еще не старый ургот. Дуайеном он быть не мог при всем желании, но держался, словно сам Фома.
– Придется быть вежливыми, – бормотнул Альдо не столько Окделлу, сколько себе самому.
– Ваше величество, – дипломат, оказавшийся первым советником посольства графом Жанду, церемонно поклонился, – посольство великого герцогства Урготского счастливо принимать венценосного гостя. К нашему глубокому сожалению, маркиз Габайру тяжело болен и не покидает спальни.
– Я слышал, – король легко и красиво спрыгнул на рассерженные камни. – Мы решили навестить заболевшего друга. Мы надеемся, маркиз в сознании?
– О да, – подтвердил ургот, – в полном сознании, но говорить ему тяжело.
– Мы желаем видеть маркиза Габайру.
– Он будет счастлив, однако лекарь не исключает, что его болезнь заразна.
– Нам осенние простуды не опасны. – Сюзерен спокойно направился к крыльцу, и граф Жанду был вынужден пойти рядом. Проход между замершими коричневыми фигурами для троих был слишком узок, и Ричард отстал на пару шагов. Стало вовсе неуютно.
Массивные двери неторопливо распахнулись. Обитые медью створки были толще надорских, а кованый узор над головой напоминал подъемную решетку. Войти в урготскую резиденцию без ведома хозяев было непросто, выйти, похоже, еще труднее.
– Ваше величество, прошу вас… – Жанду был почти так же высок, как Альдо, но много уже в плечах. Одно слово, посольский жук.
– Благодарю, – сюзерен шагнул через массивный порог, пахнуло теплом и лекарственными травами. Вестибюль оказался под стать дому – темные панели, тяжелые светильники, огромные картины. У парадной лестницы замерли четверо офицеров с розовыми и голубыми лентами через плечо. Цвета принцесс, одна из которых станет талигойской королевой.
– Господин, – слуга с бычьей шеей угодливо улыбался и тянул лапы, – прошу вас, господин.
Юноша сглотнул и спокойно расстался с плащом и шляпой. Святой Алан, следовало прихватить пистолеты! Ну и что, что они в доме дуайена Посольской палаты? Герцог Окделл – цивильный комендант столицы, он в ответе за жизнь сюзерена и вправе не расставаться с любым оружием. Предупредить Мевена? Но гимнет-капитана окружил чуть ли не десяток коричневых, а шептаться неприлично.
– Ваше величество, маркиз Габайру не встает с постели.
– Вы уже говорили, – улыбнулся Альдо, направляясь к лестнице, – а мы заверили, что не боимся заразы. Как здоровье его величества Фомы?
– Полагаю, у него разыгралась подагра, – вздохнул дипломат, – так всегда случается к концу осени. К несчастью, это время года в Урготелле отличается сыростью. В талигойской столице климат более здоровый. Прошу вас направо.
– Да, – рассеянно кивнул сюзерен, – несущие морскую влагу ветра налетают на Алатский хребет и проливаются дождями. Урготелла стоит в не слишком удачном месте.
– Вы совершенно правы, ваше величество, наши предки не приняли в расчет ветер, – ургот казался удивленным, и Дик невольно улыбнулся: о причинах осенних дождей сюзерен узнал по дороге в посольство от него.
– Прекрасный портрет, – громко произнес Альдо, задержавшись у огромного, в полстены, полотна. – Его величество может гордиться красотой своих дочерей.
– Этот портрет написан весной прошлого года, – сообщил граф Жанду. – Работа Теотелакта Агарина.
Представить Альдо рядом с урготскими куклами было оскорблением. Неужели сюзерен, не испытав настоящей любви, навсегда свяжет себя с чужеземкой?
– Чувствуется рука мастера, – король сделал шаг в сторону, и Ричард увидел Фому с принцессами. Герцог в бархате цвета спелой сливы и кудрявом парике напоминал барона Капуль-Гизайля, девица в розовом нюхала цветок, девица в голубом кормила голубков. Дик вгляделся в смазливые, обрамленные локонами мордашки. Голубая была потолще, у розовой
