Перед тем, как покинуть борт, я навестил навигатора Габстела. Приходил я к нему ежедневно, ну а сейчас просто зашел поспрошаться.
Рана у него начала уже затягиваться, но вставать с постели лекарь категорически запретил, что, впрочем, не мешало нам, убивая время, разговаривать на всевозможные темы часами.
Мы немного поговорили о том, о сем, Габстел мне поведал, что отправится в Дигран, столицу обоим нам родного герцогства, чтобы уже в отчем доме окончательно оправиться от раны.
— Будете в Дигране, Люкануэль, обязательно меня в нем навестите. Слово?
— Слово, Иоахим! — обещал я. — Боюсь только, что ко времени, когда я в нем появлюсь, вы уже давно примете под командование «Сейтский Пунир».
Есть такой корабль в Ост-Зейндской Торговой Компании, гордость ее и флагман — пятимачтовый гигант.
— Я скорее навигатором к вам на «Небесный странник» пойду, — улыбнулся он.
— Возьмете?
— Возьму, Иоахим, — обнадежил я его, отлично понимая, что он шутит.
— Дом расположен на… — начал он объяснять, но я его тут же перебил: да кто не знает в столице дом Иоахима Габстела?
Расположен он у площади Иоахима Габстела, на которой стоит памятник Иоахиму Габстелу, отважного путешественнику, обогнувшему на летучем корабле земной шар. И я не выдержав, улыбнулся.
— И чему это вы там улыбаетесь, господин Сорингер? — с подозрением спросил навигатор, и было с чего.
Порой мы пикировались с ним часами, и счет у нас был равный, этот факт мы признали оба. И тут на тебе: вдруг я отпущу очередную колкость, а он не успеет на нее достойно ответить.
— Вы сейчас удивительно похожи на своего предка, — заявил я. — Сами не находите?
Навигатор улыбнулся, проведя рукой по густо заросшему за время болезни щетиной подбородку, грозившей в скором времени превратиться в бороду. Дело в том, что на памятнике Иоахим Габстел, опирающийся ногой на земной шар, бородач еще тот.
— Ладно, ваша взяла, Люкануэль, — махнул рукой навигатор, по-прежнему улыбаясь. — Тут мне крыть нечем. Ничего, при встрече сочтемся, — пригрозил он.
В приоткрытых дверях показался Тлисор. Увидев его, Габстел приглашающе кивнул:
— Заходи, заходи Рушитель, — на что Тлисор кисло сморщился, а мы с Иоахимом дружно заулыбались.
Дело в том, что Тлисора в последнее время так называли все, что ему не очень-то и нравилось, хотя причина для прозвища была вполне объективная.
Это произошло, когда я находился уже на мостике «Иоахима Габстела», все еще не веря в случившееся, а сам корабль к тому времени успел подняться в небо. С земли, донесся слабый грохот, и мы, взглянув вниз, увидели, что башня Древних рухнула, подняв невысокий столб пыли.
«Как вовремя мы ее покинули! — ошеломленно подумал я. — Задержись мы еще на полдня, и все: либо рухнувшая башня погребла бы нас заживо в пещере,
либо мы все погибли в ее обломках.
Ну а дальше постарался уже Кемир, заявивший, что, даже находясь глубоко в пещере, он почувствовал, как дрогнула земля после толчка Тлисора в стену башни.
— Благо, что он не перестарался, — смеялся вместе со всеми Кемир.
* * *
— Рады вас видеть, капитан, — услышал я дружное, объявившись на палубе «Небесного странника».
На палубу высыпали все, обвел я взглядом дорогие мне лица. А уж я-то как рад всех вас видеть, как будто бы домой вернулся! И какой с камбуза доносится запах, это же с ума сойти можно! У Пустынного льва лицо такое загадочное, не иначе сейчас он порадует меня чем-нибудь особенным, хотя я согласен на абсолютно любое блюдо из его стряпни.
Конечно же, они видели посадку «Иоахима Габстела», и у Амбруаза было достаточно времени, чтобы подготовиться к встрече. Вон он как на меня поглядывает, как будто я не всего лишь чуть спал с лица, а приперся полным доходягой. Как Аднер при своем первом появлении на борту «Небесного странника». Кстати, самого Аднера не видно. Ну и ладно, отложим его на потом. А пока…
— Аделард, это тебе в благодарность за науку. Только благодаря ей я и остался жив, — протянул я ему фонарь Древних.
Лард кивнул, понимающе взглянув мне на шею, где все еще краснела не зажившая полностью толстая царапина.
Нет, Аделард, это от сучка, сорвавшего с шеи трубу Древних. Кемир, кстати, тогда сумел на ходу ее подобрать, несмотря на то, что всем было далеко не до этого, и вернуть уже на борту «Иоахима Габстела».
— Это тебе, Родриг, — протянул я нашему плотнику, боцману и шкиперу в одном лице карандаш не карандаш, перо не перо. Но рисует на чем угодно, никогда не заканчивается, еще и слегка светится в темноте.
— Спасибо, капитан!
Вижу, что доволен. Непременно слышал о таких, возможно, даже приходилось пользоваться, а тут свое.
— Амбруаз, думаю, тебе этот нож должен понравиться.
Еще бы не понравился: не имелось у Древних оружия, кроме совсем уж страшного, от которого даже огромные корабли: «Раз! И облако пыли», но ножами пользовались и они. Жало на лезвии — бриться можно, затем днями мясо или рыбу разделывать, и снова бриться, не тупится оно.
— Мирра, — обратился к единственной девушке в команде «Небесного странника». — Ожерелье, конечно, не такое красивое, как ты сама, но, думаю, тоже ничего, — извлек я на свет украшение.
Мирра очень мило зарделась, и, благодаря, даже сделала книксен, что выглядело особенно забавно в матросских штанах.
— Спасибо, капитан.
Мне удалось заметить улыбку Гвена, посмотревшего на Мирру с изрядной долей иронии: мол, уж не то ли ожерелье, что увеличивает женщинам грудь? Оно пришлось бы явно к месту.
Не знаю, Гвенаэль. Возможно, ожерелье просто украшение, возможно имеет какое-нибудь волшебное свойство. Узнать непросто, Древние вещи открывают их только после того, как научишься пользоваться. Быть может, необходимо провести по нему особенным образом, или куда-то нажать, или оно само начнет действовать от тепла тела владелицы. Тем интереснее будет Мирре, но, думаю, даже если это простое украшение, то она нисколько не разочаруется, очень уж оно красиво.
И еще я подумал, что, наверное, становлюсь, старым, даря украшения женщинам не в благодарность за благосклонность, не в надежде получить ее, а всего лишь за одну милую улыбку. Или мудрым.
— Вот и все, парни, закончились подарки, — развел я с сожалением руки. Затем, в надежде отшутиться, добавил. — Бедноватые попались руины. Разве что…
Я достал светильник Древних, испускающий приятный голубоватый свет, и протянул его Гвену.
