— Господин Альтер! — прорвался сквозь туман сознания озабоченный голос Прокла. — Вы себя хорошо чувствуете?
— Прекрасно, превосходно! Давайте выпьем!
— С удовольствием!
— За наших любимых женщин!
— За наших когда-то любимых женщин! — грустно вторил мне Прокл.
— Побольше оптимизма, дружище! Всё вернётся и повторится!
— Увы, увы… Я однолюб.
— Однако, редкое явление!
Мы поднесли к губам очередные рюмки с водкой, и в этот ответственный момент перед нами появилась Милли. Она была прекрасна! Нет, она была великолепна! Иссиня чёрное длинное платье подчёркивало каждый изгиб её безупречной и совершенной фигуры. Упругая и большая грудь, как всегда, требовала немедленного выхода наружу. Рыжие волосы струились густым потоком и по ней, и по роскошным плечам, и далее в пространство. Жёлтые кошачьи глаза смотрели на меня весело, но с укоризной. Не надо было много ума, чтобы понять, что перед нами — женщина из иного, далёкого и загадочного Мира!
Прокл онемел от такой красоты, выронил рюмку и застыл в благоговейном восторге. В кафе воцарилась абсолютная и поражённая тишина. Даже ветер за окном перестал бесноваться и яростно гонять снег туда-сюда.
Я, не торопясь, выпил свою водку, подошёл к Милли и страстно поцеловал её в грудь через глубокий вырез на платье, а потом произнёс:
— Сущность наслаждения в самом желании его! Я жажду эту женщину, но, увы, никак не овладею ею! Представляете? А может быть это и правильно? Возможно, получив наслаждение от тесного общения с нею, я разочаруюсь? Может быть, мне следует продлить желание?
— А вдруг разочаруюсь я? — усмехнулась Милли.
— Возможно, возможно…
— Милый, продлевать мы твоё желание не будем, — ласково и нежно сказала Милли, усаживая меня за стол. — Сегодня, наконец, мы пресечём его скорбный, ненастный и долгий путь, и обретёт оно свой тёплый и уютный дом.
— О, как хорошо и образно сказано! Согласен, любовь моя, — радостно улыбнулся я.
— Ну, что? У кого есть тост? — спросила Милли, присаживаясь рядом со мною и наливая себе полную рюмку водки.
— У меня он имеется, прекрасная незнакомка, — заикаясь и хрипя, произнёс Прокл, наконец очнувшийся от сладкого и восторженного потрясения. — За вас! За самую великолепную из женщин, которых имел честь я созерцать на этом свете!
— Она, вообще-то, с другого света, — ухмыльнулся я.
— В смысле!?
— Не говори глупости, ты уже слишком пьян, — возмутилась Милли.
— О, как же зовут вас, прекрасная незнакомка?!
— Меня зовут Милли. За любовь! — женщина залпом осушила рюмку, а потом слегка поморщилась, налила в какого-то сока и с удовольствием сделала несколько глотков.
— Разрешите представиться. Прокл. Писатель. А, вообще-то, по профессии я — программист. Очень неплохой.
— Вы работаете по специальности?
— Нет. Скучно и неинтересно стало мне в последнее время. Но за всеми последними течениями мысли и новинками пристально слежу.
— Так каков будет ваш следующий тост, господин писатель? — весело сказала Милли и снова наполнила свою рюмку.
— Кто-то когда-то сказал, что «страсти — это облака, затемняющие солнце Разума». Так выпьем за то, чтобы небо над нами было всегда покрыто облаками! Бог с ним, с разумом! За страсти!
— Браво! — захлопала в ладошки Милли.
— Неплохо, — усмехнулся я.
Мы выпили, с энтузиазмом доели картошку и селёдку, помолчали каждый о своём.
— Господин Прокл, — весело сказала Милли. — Мы вас, увы, оставляем, но думаю, что ещё увидимся. На прощание, пожалуйста, прочитайте нам что-нибудь этакое, оптимистическое и соответствующее случаю.
— Сей момент, прекрасная Милли! Восточных поэтов в этой ипостаси ещё никто не переплюнул!
— А Пушкин?
— Да, вы правы… Но Омар Хайям к вашим услугам!
— Валяйте!
«Брось молиться, неси нам вина, богомол!
Разобьём свою добрую славу об пол.
Всё равно ты судьбу за подол не ухватишь.
Ухвати хоть красавицу ты за подол!».
— Браво!
— Браво не мне, а истинному мудрецу и поэту, — улыбнулся Прокл.
— Ну, что, мой милый, любимый и единственный, пора домой? — Милли нежно поцеловала меня в щёку.
— Да, пожалуй, пора. Спасибо за компанию и умную беседу, Прокл. Это сейчас такая редкость. Вот моя визитка.
— Вот моя.
— Пока.
— До свидания.
— До встречи, Прокл!
Всякий по-своему солнце видит.
Курд.
Я стал раздевать Милли ещё в коридоре, горя и трепеща от необыкновенной и всё поглощающей страсти, которая кипела во мне, как раскалённая лава в чреве вулкана, готового вот-вот взорваться. О, Милли, женщина моей мечты! Самая необыкновенная, прекрасная, нежная, неповторимая и безумно любимая! Наконец-то я тобой овладею! Я был так возбуждён, что несколько запутался в молниях и застёжках, а потом не стал обращать на них внимание и принялся остервенело и безжалостно рвать шикарное платье своей возлюбленной в клочья.
О, Милли! О, моя радость! О, моя самая любимая и желанная! О, женщина, ради которой я готов пожертвовать всем! Что мне Миры! Они не стоят и гроша ломанного и мешков золота перед этим удивительным созданием! Плевать мне на всех, плевать на Космос, на звёзды и планеты, на Энергию, на Границы, на судьбу и на всё остальное! Здесь и сейчас для меня существует только Милли, — единственная и обожаемая, святая и непорочная женщина, ради которой я готов на всё! О, Милли!
Я уже почти до конца обнажил свою возлюбленную, решительно разорвав на ней невесомые, но довольно прочные трусики, когда в дверь раздался долгий и назойливый звонок.
— Не обращай внимания, любимый! — Милли затрепетала и стала в ответ рвать одежду, имеющуюся на мне, а потом присела на колени.
— Как же не обращать, чёрт возьми! — прохрипел я, ощущая горячий и влажный рот женщины на своём члене, который был эрогирован до такой степени, что до его взрыва оставались считанные мгновения.
— О, о, о!!! — заорал я.
Звонок прозвенел снова.
— Чёрт возьми! Этот когда-нибудь прекратится!?
— Когда-нибудь, когда-нибудь… — донёсся из-за двери громкий, но печальный голос Серпента.
Милли вскочила и вдруг грязно выругалась.
— Входите! — устало произнёс я, застёгивая брюки. — Да нет! Минуту! Милли, быстро в ванную комнату, приведи себя в порядок! Там есть халат.
— Хорошо.
— Входите же!
На пороге возник Первый Великий Господин. Он был облачён в классическое дорогое тёмно-жёлтое пальто, на ногах имел не менее дорогие башмаки, а на голове его покоилась очень дорогая и стильная фетровая шляпа.
