вид-экраном и вижу смерть в маминых глазах, и хотя она за шестьдесят тысяч световых лет от меня и это последний раз, когда мы с ней говорим, это хорошо, потому что я знаю, она меня любит.
– Я горжусь тобой, Кэт!
Нам по восемнадцать, перед нами стоят ряды пустых стаканов, у нас новые татуировки, мы точно знаем, к чему стремимся, и это хорошо, потому что глубоко в душе я знаю, ты меня любишь.
– Ох, Кэт…
Я лежу наутро, и хотя он ушел десять минут назад, я все еще чувствую его вкус на своих губах и его запах на своей коже, пусть все, что он говорил, чертовски разумно, но я не могу перестать плакать, потому что
он
меня
не любит.
Я вижу далеко-далеко. Я – тысяча глаз. Те, что внутри моего черепа, с которыми я родилась, плоть медленно уступает
яду,
разложению,
заражению,
спасению в моей крови.
Но более того, я вижу сквозь них. Кроны, что растут и извиваются вокруг здания, где лежит, распадаясь, мое тело. Семена вокруг нас в воздухе танцуют вихрями радужно-синего. Оболочка, в которой он обитает, обернутая в шкуру простых приматов, или в военную форму ГРУ, или в кожи колонистов.
Все, чего он коснулся.
Поглощено.
Охвачено.
Я – все.
Я – ничто.
Я – это я.
Я – это…
… мы.
– Кэт.
Я слышу голос Ра'хаама сквозь нити, проникшие в мое тело. Теперь я ощущаю, как он велик. Как невозможно стар. Огромное сознание, простираемое на бесчисленные звезды. Легион из одного и миллиардов, растущий с каждым разумом, им охваченным.
Очерченным.
Приглашенным.
– Зачем сражаешься ты с нами, Кэт? – спрашивает он внутри моей головы.
– Потому что боюсь, – отвечаю я. – Потому что не хочу себя потерять.
– Нет потери в этом единении, только обретение. Ты станешь намного больше внутри нас. Ты никогда не будешь нежеланной или нелюбимой. Ты будешь нами. А мы будем тобой. Всегда.
– Но остальные… Скарлетт и…
– Он воссоединится с нами. Однажды мы охватим все. Все, что здесь есть.
– Охватим? – Я качаю головой. – Ты хотел сказать, проглотим и уничтожим?
– Мы не разрушители. Мы переносчики. Из тюрьмы собственной личности – в свободу союза. Мы – согласие. Мы – любовь.
Тот самый голос, что я слышала, когда была новая, замерзшая, напуганная, впервые взирающая на мир с бастиона материнской груди.
Но сейчас мне не холодно и не страшно.
Я ощущаю тепло.
Я ощущаю, что мне радуются.
Подавляют.
Поглощают.
И я лежу на полу реакторной в какой-то забытой колонии, в затерянном секторе, я теряю все, чем была и могла бы стать, но это хорошо, потому что я знаю,
знаю,
ЗНАЮ,
что меня любят.
• • • • •
Мы стоим. В той оболочке, которая была Кэт.
Она принадлежит нам, мы принадлежим ей.
Когда-то мы включали в себя миры. Объединялись с целыми системами. Но так мало нас осталось сейчас. Обедневшая сеть, едва помнящая свое прежнее величие. Мы ослабели за бесчисленные эпохи. Так мало из нас бодрствует – настолько, что пришлось пробираться маленькими щупальцами в крохотные оболочки, которые наткнулись на эту колыбель пару столетий назад. Отправлять их на нашу защиту, пока мы спим еще несколько сотен лет.
Но вскоре мы дадим семена. Начнем все заново.
Расцветем и вспыхнем.
Мы смотрим глазами оболочки-Кэт. Оболочка по имени Скарлетт смотрит на нас. Крошечная, испуганная, запертая в тюрьме собственной плоти и костей.
– Кэт?
Мы не отвечаем ей, а смотрим на другую.
На врага.
– Аврора, – говорим мы.
В ее генах мы чувствуем след нашего давнего противника. И в ее разуме. Последний эшвар умер миллион лет назад. Но мы знали, что они нашли способ ударить по нам из своих честно заслуженных могил.
Какое-то дремлющее устройство, спрятанное в Складке. Ждущее нужного момента, ждущее катализатора. Ждущее ее.
Мы – Кэт. А Кэт – мы. И потому мы знаем, что оболочки по имени Финиан и Зила – наверху, готовят реактор к взрыву и не увидят, как мы поглотим Аврору. Если мы ее получим, у нас будет средство для поиска оружия эшваров. Если она будет у нас – в наших руках окажется тот единственный, кто может им орудовать. Единственный, кто знает, кто мы такие, где мы спим и как нам можно помешать.
Будет она у нас – нашей будет вся галактика.
– Кэт?
Это говорит оболочка по имени Тайлер. Высшая ступень в их глупой иерархии, смотрит на нас из окна. Он одинок.
Все они одиноки.
Невообразимо одиноки.
– Кэт больше нет, – шепчет Аврора.
И мы наносим удар, приводим в движение многие оболочки, поглощенные нами с тех пор, как первые колонисты Октавии наткнулись на нас глубоко под мантией планеты. Мы извиваемся, мы гнемся, течем. Наша главная цель – тот, кого зовут Кэлиис, защитник Авроры. Лианы и листья змеятся, хлещут, ища его, колючие и острые. Нас много, он один. И хотя он в своем зачаточном состоянии нас превосходит, нам достаточно лишь малейшего разрыва в его биоскафандре – и он будет наш.
Он знает, знает, и утекает как вода. Остальные члены экипажа лихорадочно мечутся. Оболочка-Скарлетт поднимает оружие, мы отбиваем его в сторону. Оболочка-Финиан и оболочка-Зила наверху вскрикивают, когда мы атакуем, вырываем инструменты у них из рук, обвиваем их спутанными кронами и одеялом цветов.
Оболочка-Тайлер стоит парализованный. Он видит только то, кем была оболочка-Кэт, и не может увидеть того, кем она стала.
Кем-то большим.
– Кэт, прекрати!
Снаружи поднимает руки оболочка-Принцепс, и наша поросль на реакторе начинает шевелиться. Хватать. Тянуть. Бетон здания дрожит и стонет, расходятся трещины. Электроток, который оболочка-Финиан пустил по металлу, трещит и жжет нас. Но нас много – отваливающиеся от нас поджаренные и почерневшие куски тут же заменяются новыми. Здание трещит, стены расходятся, крыша задирается и сползает. Оболочки вопят, видя, как все разрывается, осыпается дождем бетонной пыли и визгом мертвого металла.
Валятся опоры.
Рушатся стены.
Пол проваливается под ними.
Но эти оболочки не падают.
– Нет.
Оболочка-Аврора парит в воздухе, правый глаз ее горит белым.
Руки разведены в стороны, от нее исходит обжигающий нас свет. Та сила, которую вложили в нее эшвары. Всего лишь малая доля истинного ее потенциала.
Но такого острого.
Такого яркого.
Мы бросаемся на нее – оболочка-Кэт, оболочка-Принцепс, оболочка-агент – множество форм, подчиненных и включенных в нас за время нашего пребывания здесь. Она отбивается ударными волнами паранормальной ярости, рвет нас на куски, отрывает ползущие щупальца от своих оболочек-друзей и осторожно опускает их на землю.
Но как она ни свирепа, сила в ней только-только пробудилась. Она понятия не имеет о масштабе этой силы, о том, чем может стать она сама.
И она одна.
Нас много.
Слишком много.
Мы нападаем. Хватаем ее, царапаем. Огонь дезинтеграторов ее оболочек-друзей для нашего количества – летний дождь. На место каждого сожженного куска встает новый. Гештальт. Мириада. Гидра.
Она смотрит на нас, и в ее глазах светится наш давний враг.
И она молит:
– Кэт, помоги мне!
Мы смеемся. Мы чувствуем импульс паранормальной энергии, посланной к разуму
