дрались вместе с наездниками. Они теснили обороняющихся к скале. Я поискал глазами Эрика, но ни свечения Камня, ни его самого не увидел.
– Кто наши враги? – поинтересовался Ганелон у меня.
– Наездники на чудовищах.
Теперь, когда небесная артиллерия приумолкла, все они приземлились без помех и, оказавшись на земле, ринулись вперед. Я оглядел ряды защитников, Жерара тоже нигде не было видно.
– Веди войска, – велел я, поднимая карабин. – Прикажи, чтобы убивали и тварей, и людей.
Ганелон отошел, а я прицелился в снижающуюся виверну и выстрелил. Чудище забило крыльями, врезалось в склон и запрыгало по нему. Я прицелился и выпустил еще одну пулю.
Тварь загорелась сразу же, как только свалилась наземь. Скоро передо мной горело три костра. Я перебрался на предыдущую позицию, так безопаснее. Прицелился и выстрелил снова.
Я подбил еще одного, и тут враг стал поворачивать в мою сторону. Я дострелял магазин и поспешил перезарядить винтовку. Ко мне двигались уже несколько противников, и весьма быстро.
Остановить их я сумел, но вынужден был снова сменить магазин. Как раз тогда и появился первый отряд стрелков. Мы усилили огонь и перешли в наступление сразу же, как только начали подходить остальные.
Все закончилось минут за десять. За первые пять минут виверны успели понять, что шансов у них нет, и стали отступать к обрыву, пытаясь спрыгнуть в пространство и вновь взлететь. Мы били чудищ на бегу, повсюду вокруг нас горело мясо и тлели кости.
Влажная скала вздымалась по левую руку, ее вершина терялась в облаках, казалось, она уходит в бесконечность. Ветер отгонял дым и туман. Скалы вокруг были замараны пятнами крови. Мы стреляли, продвигаясь вперед. Воины Амбера быстро поняли, что мы идем им на помощь, и двинулись нам навстречу от подножия утеса. Вел их мой брат Каин. На миг взгляды наши встретились, а потом он рванулся в бой.
Разрозненные группы воинов Амбера объединились во второй отряд, едва атакующие отступили. На самом деле они перекрыли нам сектор обстрела, когда напали на дальний от нас фланг пощипанных зверолюдей и их виверн, однако предупредить их возможности не было. Мы сближались и стреляли метко.
Небольшая кучка людей оставалась у подножия утеса. Я чувствовал, что они охраняют Эрика, и он, скорее всего, ранен, раз гроза прекратилась столь внезапно. И стал пробиваться к ним.
Стрельба уже начинала ослабевать, когда я оказался рядом, и я не заметил, что случилось, пока не стало слишком поздно.
Что-то громадное ринулось на меня сзади. Я упал на землю и перекатился, машинально наведя винтовку на цель. Но на спуск так и не нажал. Мимо меня верхом на лошади мелькнула Дара. Она обернулась и расхохоталась, пока я прошипел ей вслед:
– Назад! Чертовка! Тебя же убьют!
– Встретимся в Амбере! – крикнула она, припустив по тропке, выбитой в серой скале.
Я был в ярости. Но сделать ничего не мог. Оскалившись, я поднялся и отправился дальше…
Я шел к ним и несколько раз слышал свое имя. На меня оглядывались, расступались, пропуская. Многих я узнал, но виду не показал.
Думаю, мы с Жераром увидели друг друга одновременно. Он склонился над раненым, но при моем приближении поднялся. Лицо его было каменным.
Подойдя ближе, я увидел именно то, что ожидал. Лежащим на земле раненым был Эрик.
Я кивнул Жерару и глянул свысока на Эрика. Чувства мои пришли в смятение. Из ран на его груди текла кровь, ярко-красная, и было ее много. Камень Правосудия, все еще висящий на цепочке у него на шее, также был весь в крови и пульсировал, жутко и вяло, словно вырванное сердце. Глаза Эрика были закрыты, голова покоилась на свернутом плаще. Он едва дышал.
Я встал на колени, не в силах оторвать глаз от пепельного лица. Эрик умирал, и я постарался хотя бы немного поунять свою ненависть, отодвинуть ее подальше, чтобы в последний раз попробовать понять этого человека, которому совсем немного оставалось быть моим братом. И я осознал, что могу даже чувствовать к нему что-то похожее на симпатию, ведь он терял все – и жизнь тоже… А потом мне подумалось: я ведь сам мог лежать на этом месте, сложись иначе судьба пять лет назад. Я попробовал сформулировать о нем что-то хорошее, но получилось лишь нечто вроде эпитафии: «Он пал в бою за Амбер». Впрочем, лучше, чем ничего, и слова эти засели в моей голове.
Веки Эрика задрожали, поднялись. Глаза встретились с моими, на лице не отразилось ничего. Я даже подумал было, что он не видит меня.
Но он назвал мое имя, затем промолвил:
– Я знал, что это будешь ты. – Потом перевел дыхание и продолжил: – Они избавили тебя от необходимости делать это самому, так? – Я не отвечал, он все понимал и сам.
– Когда-нибудь настанет твой черед, тогда будем квиты. – Эрик усмехнулся, но оказалось, что лучше бы ему этого не делать – он задохнулся в спазмах влажного кашля и, когда ему стало полегче, свирепо глянул на меня.
– Твое проклятие… Я чувствовал его вокруг. Все время. Тебе даже не пришлось умереть, чтобы оно сбылось.
Немного погодя, словно прочитав мои мысли, он едва заметно улыбнулся и добавил:
– Нет, мое предсмертное проклятие предназначено не тебе. Я приберег его для врагов Амбера. Для тех.
Он показал глазами и шепотом произнес его. Я вздрогнул от этих слов.
Взгляд его снова обратился к моему лицу. Эрик внимательно вгляделся в меня. А потом тронул цепь на своей шее.
– Самоцвет… – сказал он. – Отнесешь его в центр Образа. Поднимешь вверх, поднесешь поближе – к глазам. Вглядись в него, как будто это место. И попробуй переместиться… внутрь. Ты туда не попадешь… но получишь… опыт… Потом поймешь, как его использовать…
– Но как?.. – начал было я и осекся.
Он сказал мне уже, как настроиться на Самоцвет. Зачем же тратить его последние минуты, чтобы узнать, каким образом он догадался об этом.
Но Эрик понял и сумел выдавить:
– Записки Дворкина… под камином… моей…
Тут кашель вновь сотряс его тело. Кровь хлынула из носа и горла. Сделав глубокий вдох, он сел, глаза выкатились из орбит.
– Прояви себя не хуже, чем я – ублюдок! – выдавил Эрик, упал на мои руки и испустил последний кровавый вздох.
Я немного подержал его, а потом уложил на землю. Глаза брата оставались открытыми, я медленно закрыл их. Почти машинально сложил его руки на безжизненном теперь Самоцвете. Не мог я в этот момент снимать с тела эту регалию. А потом встал, скинул плащ
