– Бедный ребенок, – выдохнул Виктор.
– Может, все‑таки скорую вызвать? – предложил высокий худощавый парень.
– Вызови, – ответил второй, коренастый. – И полицию заодно. Тут, вон, три трупа еще.
– Не говори «трупы»!! – завизжала светловолосая, вскакивая на ноги и сжимая кулаки. – Зачем ты сказал «трупы»? Может, Женька еще не умер? Вдруг я ошиблась?
– Но я сказал «три трупа»… – ответил узкоглазый с виноватым видом. – Я же не про него.
– Так я вызываю скорую? – снова спросил высокий.
– Ты еще не звонил? – воскликнула девушка с кудряшками, Виктор запомнил, что ее называли Дашей. – Гена, ну ты с первого раза можешь хоть что‑нибудь сделать?! – И, повернувшись к рыдающей подруге, обняла ее со словами: – Тильда, держись. Может, его еще спасут.
– У него сердце не бьется, Даша! Нет пульса, дыхания! Если сейчас его еще можно спасти, то, пока доедет скорая, уже точно будет нельзя! О, какой ужас! Бедный братишка, он еще почти не жил!
– Не жил! Не жил! – вдруг подхватила Даша и принялась шарить в своих карманах. Подруга перестала рыдать и удивленно следила за ее действиями.
– Даш, ты чего? – спросила она, вытирая мокрые шеки.
– Нашла!! – вдруг во весь голос завопила та, потрясая стеклянным флакончиком, зажатым между ее большим и указательным пальцами.
– Что нашла?
– Недожиток, вот что!
– А‑а‑а… – протянула Тильда, прижимая к груди обе руки. В ее синих, как ясное небо, глазах, вспыхнула надежда.
Даша сняла колпачок с флакона, поднесла его к носу ребенка и замерла. Виктор, любопытствуя, подошел ближе. Узкоглазый парень вытянул короткую шею. Долговязый говорил по телефону, диктуя адрес скорой, но тоже следил за действиями девушек. Какое‑то время ничего не происходило. Потом из флакончика вылетела серебристая пылинка и исчезла в носу ребенка. За ней проплыла еще одна. Вскоре порошок тонкой струйкой потянулся из горлышка наружу, а когда флакончик опустел, мальчик открыл глаза.
С улицы донесся вой сразу нескольких сирен. Выглянув в окно, Виктор увидел машину «скорой помощи», а за ней две полицейские: они медленно пробирались по Чернавинскому проспекту, замершему в утренней «пробке». Странно, Виктор помнил, что долговязый парень не звонил в полицию. Это могло означать, что ее вызвал тот, кто обнаружил другие обугленные трупы в этом здании, возможно, охранник или уборщица. Когда люцифлюсы говорили, что «все попались», наверняка они подразумевали этерноктов. Если так, то вместе с теми тремя, что лежали в этой гостиной, трупов должно быть тринадцать, включая Божену и Марка. Интересно знать, удалось ли сбежать этой парочке? Виктор надеялся, что люцифлюсы настигли их, но пройтись по зданию, чтобы проверить это, он не мог. Пора было уходить, тем более, что подвернулся подходящий момент: пока ребята хлопотали над воскресшим мальчиком, на него никто не смотрел.
Виктор снова выглянул в окно. «Скорая» уже миновала улицу перед зданием, но полицейские машины еще верещали там, зажатые в плотном потоке. Времени на то, чтобы уйти, не рискуя столкнуться с сотрудниками полиции, было предостаточно. Зарубин оглянулся на гомонящих ребят. Девушка с редким именем Тильда счастливо смеялась, обнимая брата, на ее щеках еще блестели мокрые дорожки от слез. Все остальные смотрели на этих двоих и что‑то говорили наперебой. Виктор непроизвольно залюбовался этой сценой, но, опомнившись через мгновение, проскользнул вдоль стены к выходу из гостиной, по пути захватив чемодан‑портал, и через несколько минут очутился за дверью подвала, в относительной безопасности. Теперь, если полиция и нагрянет сюда, он успеет скрыться в погребе, люк которого абсолютно незаметен снаружи, даже если на него посветить фонарем, а в полумраке и подавно. Вот только вещи надо бы спрятать заранее, но их совсем не много: лишь матрац с одеялом и отбитое зеркало. Виктор скатал постель в рулон и спустил в погреб, туда же отнес чемодан‑портал, а затем отправился за зеркалом и мелочевкой: зубной пастой, щеткой, мылом и бритвенными принадлежностями, хранившимися в пластиковом контейнере. Взявшись за края зеркала, чтобы поднять его, Виктор вздрогнул, ошеломленный собственным отражением: все лицо покрывали мелкие серые чешуйки. Он прикоснулся пальцами к щеке, и те посыпались с нее, кружась в воздухе, как грязные снежинки. Они сминались от прикосновения, как пыль или как… пепел. Конечно, это был пепел! Виктор растянул воротник худи и осмотрел шею и грудь, на них был такой же серый налет. Еще находясь в гостиной, он заметил этот налет на своих руках, но не удивился, решив, что испачкался, ведь пепел там был повсюду. Теперь стало ясно, что дело не в этом. «Сгорает лишь все неправильное», – вспомнились слова люцифлюса. Перед мысленным взором возникли трупы этерноктов в нетронутой огнем одежде. Мозг выдал резонный вопрос: «А я‑то почему не умер?» Как подсказка, в голове снова прозвучала фраза, сказанная люцифлюсом: «Это тот, кто подал сигнал, он выжил».
Виктор был уверен, что говорили о нем, но никакого сигнала он никому не подавал. В недоумении он стоял перед зеркалом и скреб щеку, пытаясь понять, что с ним произошло. «Сгорает все неправильное, – повторил он про себя. – Получается, что я не такой, как остальные этернокты? Но почему тогда я вообще горел?» Ответ напрашивался следующий: в погибших соратниках, теперь уже бывших, просто не было ничего правильного, и, когда все неправильное сгорело, их души истлели полностью.
Схватив полотенце, Виктор принялся отчаянно тереть лицо, спеша избавиться от налета пепла, вызывавшего жуткое отвращение. Лишенная серых чешуек кожа сверкала, как новая. Отчего‑то на ум пришли мысли о Фениксе, огненной птице, сгорающей и вновь восстающей из пепла. Вместе с этим Виктор осознал, что теперь он совсем не тот человек, который уходил из подвала на рассвете. И вдруг ему захотелось выяснить, не одной ли породы с Фениксом были птицы, рожденные из пламени в ладонях люцифлюсов.
***
Вечером того же дня компания друзей, вернувшаяся утром из потустороннего мира, собралась в квартире Алины. Весь день они провели в торговом доме на Чернавинском, отвечая на вопросы следователя, приехавшего на место происшествия сразу после того, как Женьку увезли в больницу. Времени на то, чтобы придумать правдоподобную историю, у них не было, и Тильде, которую опрашивали первой, пришлось сочинять прямо на ходу.
Объясняя свое с братом исчезновение на целые сутки, Тильда рассказала, что во время спектакля погас свет, началась неразбериха, ее сбили с ног, и она потеряла сознание, а очнулась рядом с братом уже в другом помещении. Они оба были связаны, но ей удалось освободиться и достать телефон, который оказался выключен. Как только она включила его, ей позвонила Даша, и Тильда попросила вызвать «скорую помощь» и полицию. Выполнив ее просьбу, подруга приехала в торговый дом вместе с их общими друзьями, Геной и Якуром.
Следователь поинтересовался – уже не у Тильды, а у Гены, Якура и Даши, – как они успели оказаться на месте раньше экстренных служб и так быстро нашли потайные комнаты, в которые вел единственный переход через выставку таксидермиста, скрытый в чучеле медведя. Те, переглянувшись, пожали плечами, а потом Даша сообщила, что у нее хорошая интуиция. Следователь хмыкнул и спросил, не встречались ли им по пути люди в костюмах ангелов, излучавшие свет. Его заверили, что никто из троих не видел никого, подходящего под такое описание.
Слушая рассказ друзей и подруг, Алина сказала, что в местных новостях сообщалось о массовом костюмированном шествии светящихся людей на Чернавинском проспекте.
– Представляете, власти сослались на то, что участники шествия использовали трюк со свечением тела, изобретенный Теслой, который называется «Огни святого Эльма».
– Ну, должны же они были что‑то сказать! – усмехнулась Даша.
– Точно, – поддержала Тильда и сообщила, что видела светящихся людей с крыльями, но это было далеко от Чернавинского проспекта, в ином мире. Пришлось заново описать волшебный остров, алмазные дворцы и тучу‑зло со смертоносными молниями. После этого она уже еле ворочала языком от усталости. Но впереди у них была еще целая ночь для разговоров. Родители Алины возвращались из Турции только на следующий день, и никто не мог помешать друзьям обсудить то, что с ними случилось.
