Женщина вдруг запнулась и посмотрела на Томаса. Ее глаза расширились, и Томас понял: своим безошибочным женским чутьем она словно разгадала его тайну.
– Вы…- пробормотала она в благоговении и удивлении. – Вы спаситель.
По телу Томаса прокатилась жаркая волна стыда и страха. Доминика глядела на него своими ясными глазами, и в них было столько надежды и веры, что можно было бы осветить весь мир. Но Томас не был уверен, сможет ли оправдать ее доверие.
«Я самозванец», в панике подумал он.
«Успокойся, мальчик», что-то сдавила его голову изнутри, удерживая на месте и не давая разрушительным мыслям выбраться наружу. «Ты там, где должен быть. Я не отрекаюсь от обещания, данного твоему отцу».
Слова Астарота взбодрили Томаса и придали ему недостающую уверенность. Он соскочил на землю, и Доминика тут же подлетела к нему, заключая юношу в крепкие объятия.
“Salvatore, спаситель”, горячо прошептала она ему в ухо, и по спине Томаса пробежали мурашки.
Он бережно отстранил Доминику и взглянул ей в глаза.
– Я сделаю все, что в моих силах, сеньора, – мягко сказал он, целуя ее в лоб. – Но давайте же познакомимся с вашим гостем.
Она кивнула, возвращаясь назад к мужу, а после обернулась и помахала Карлу.
– Сеньор Марино, эгей!
Мужчина, которого она звала, какое-то время стоял на месте, точно истукан, словно Доминика обращалась не к нему. Его взгляд впился в Томаса, точно вместо священника он видел перед собой самого дьявола. Тогда маленький сын Дарио, стоящий рядом с Карлом, подергал его за одежду и что-то сказал. Мужчина тряхнул головой, точно очнулся от наваждения, а после широко улыбнулся и направился к новоприбывшим.
***
– Это он, смотри, – голос маленького Уго прорезался сквозь туман в голове Карла. – Он пришел за тобой, как я и говорил. Теперь ты мне веришь?
Карл верил. Он смотрел, как его покойный брат Паоло, гибкий и стройный, соскакивает с лошади, и как по его лицу скользит надменная ухмылка. Сколько он себя помнил, Карл ненавидел ее. Паоло во всем был лучше, а родители всего его выделяли. И теперь, Паоло снова был здесь, перед Карлом, и смерть не помешала ему.
Когда Уго впервые заговорил о Паоло, Карлу показалось, что мальчик одержим. Маленький Уго рассказывал о детстве Карла такие вещи, которых не мог знать никто – но слова лились из детских уст, вскрывая в душе Карла старые, кровоточащие раны. Когда рука Карла тянулась к фарфоровому голубку, как к спасению, Уго качал головой и снова принимался говорить. Тогда рука Карла безвольно падала, и он снова отдавался во власть этого пугающего ребенка.
Уго ничем не выдавал себя при матери, а Карл хранил его секрет. Этим утром, Уго просто сказал: «Он скоро прибудет».
И Карл тут же понял, что он имел в виду.
Больше Уго не говорил ни слова, но Карлу это было не нужно. Он вновь подумал о небольшом ноже, который всегда носил с собой в голенище сапога. Возможно, Паоло уйдет навсегда, если Карл убьет его своими собственными руками.
И теперь, Карл Марино шагал навстречу призраку, который все эти года не давал покоя его душе. Карл видел, как мертвый Паоло бережно обнимает Доминику и что-то ей говорит, а после поворачивается к Карлу и улыбается. О, как Карл ненавидел эту покровительственную, снисходительную улыбку!
Карл улыбнулся в ответ и ускорил шаг.
«Как же долго я ждал, fratello».
***
Томасу почудилось нечто неестественное в упругой походке Карла. Астарот, казалось, почувствовал то же самое, потому что в следующее мгновение шепнул:
«Он мне не нравится. И не потому, что он святоша. С ним что-то не так».
«Но что?»
«Я не знаю. От него несет не только Ватиканом… Ребенок!»
Голос Астарота взорвался в голове Томаса, заставив того рефлекторно отступить назад. И этого крохотного шажочка хватило, чтобы Дарио, каким-то чудом почуявший опасность, оказался между Томасом и ножом Карла.
– С…сеньор, – прохрипел Дарио, качнувшись, и упал в руки Томаса.
Где-то за спиной молодого священника закричала Доминика, а у дома навзрыд зарыдал старший сын Дарио.
Уго тихонько прошептал себе под нос «началось» - но никто его не услышал.
Глава 20. Хор немых
Томас в оцепенении наблюдал, как его друг, помощник и последователь падает ему в руки. Из груди Дарио торчала рукоятка ножа – само лезвие вошло глубоко в плоть. Ватиканский священник постарался на славу, нанося удар.
Доминика все продолжала кричать, и ее старший сын подхватил этот страшный плач. Где-то на краю сознания Томаса промелькнула мысль: а ведь младшенький молчит. И верно: младший сын Дарио, хорошенький белокурый ангелочек, все это время стоял на крыльце дома и молча наблюдал за ними. Когда глаза Томаса встретились с глазами ребенка, священник вздрогнул. Ему показалось, точно что-то темное и ледяное коснулось его, но эта мысль растворилась, потому как тело Дарио становилось все тяжелее с каждой секундой. Томас неловко опустил его на землю и беспомощно посмотрел на Доминику.
Лицо женщины раскраснелось, опухло от слез. Она тут же упала на колени перед мужем и обхватила его руками за голову, прижимая к себе.
– Где он? – сквозь слезы выдавила она, баюкая Дарио. Дыхание мужчины было сиплым и прерывистым.
Томас понял, о ком она. Он оглянулся, но Карла Марино нигде не было видно. Ватиканский священник словно растворился в воздухе.
– Я… – Томас не знал, что сказать. Он хотел оставаться рядом со своим верным другом, но голос в голове жестоко подтолкнул его.
«Ищи его. Он вместе с ребенком».
«Я не могу бросить Дарио».
«Он не один. Но если ты не последуешь за святошей, вскоре весь город присоединится к твоему другу. К тому же, он пока еще жив. Ты не слышишь?»
Томас слышал. Каким-то чудом, Дарио отвоевывал себе жизнь каждым хриплым вздохом, и рыдания Доминики постепенно становились все тише.
– Я позабочусь о нем,- сказала она, не поднимая головы, точно догадалась, о чем думает Томас. – Я его жена. А вы… Найдите его.
Женщина выплюнула последние слова, точно яд. Томас почувствовал, сколько боли и ярости она вложила в свою просьбу. А потому, он положил ей руку на плечо и легонько сжал его. А после, вскочил в седло и пустил коня в галоп. Почему-то ему казалось, что Карл отправился на главную площадь – ту самую, которую они проезжали с Дарио при въезде в город.
***
Карл не помнил, как добрался от гостеприимного дома Доминики до городской площади. Ему казалось, что в голове поселился странный ядовитый туман: густой, мерцающий, убаюкивающий. Иногда в тумане проскальзывало лицо Уго, который вел его куда-то за руку, а один раз – отца Анджело, его старого наставника. В этом видении, старик качал головой, а в его глазах была беспросветная тоска…
– Ты не убил его, – тонкий голос мальчика вырвал Карла из состояния транса. – Твой брат все еще среди нас, и ты позволяешь ему отравлять все вокруг своим присутствием.
Карл ничего не отвечал. Ослепленный и покоренный, он брел за ребенком, позволяя тому вести себя, точно барашка на привязи. Так, они вышли на площадь. Проходя мимо самодельного креста, свисающего с двери ближайшего дома, Уго небрежно сорвал его и кинул на землю.
– Stupido. Глупые, – он дернул Карла за руку. – Пошевеливайся.
Они стали прямо посреди площади. Вокруг не было ни души: казалось, словно город вымер.
– Зачем мы сюда пришли? – Карл повертел головой. – Паоло здесь нет.
– Он придет. Они все придут. Помолчи, per favore.
Уго закрыл глаза и, откинув голову, вдруг запел тонким, нежным голосом. Мотив показался Карлу знакомым, но он не мог разобрать слов.
«Эта песня», думал он, «я слышал ее. Я сотни раз слышал ее – но где?»
Когда звук песни затих, Уго повернулся к Карлу.
– Паоло захочет прийти сюда, Карл Марино, – серьезно сказал ребенок. – Не дай ему и шагу ступить за этот круг.
