— Что-то вы молчите о вашем списке невест. Где же он, леди Дасия? Или вы уже определились со следующей женой для сына? — спросила я, пряча улыбку за чашкой с чаем.
— Нет, список отложен за ненадобностью. А я ведь так долго его составляла, — сокрушённо покачала она головой.
— Что же случилось? Невесты не дождались, пока сокровище разведётся, и выскочили замуж?
Леди Дасия наградила Милли, которая осмелилась хихикнуть, надменным взглядом и степенно развернулась ко мне.
— Перед отъездом мой мальчик навестил меня и сказал, что ты — это лучшее, что с ним случилось и что он готов до конца жизни вымаливать прощение и, если только ты позволишь, ни за что и никогда не разведётся. Он лучше будет один, чем с кем-то кроме тебя. — Я потеряла дар речи, а Милли уткнулась взглядом в тарелку. Флориан обычно избегал обсуждать с матерью что-либо подобное, а тут… неужели заявил ей такое? — Ты уже приняла решение, Аурелия? — понизила голос леди Дасия.
Я замерла на вдохе и словно приросла к стулу, не готовая что-либо ответить. Положение спасла Милли:
— О её решении первым узнает Его Светлость.
— Ну что ж, я могу это понять. — Вдовствующая герцогиня поднялась. Она уже собралась уходить, как неожиданно замялась, засуетилась. В первый раз я видела эту холодную женщину такой смущённой. — Я не буду защищать сына перед тобой, Аурелия, и доказывать, что он сокровище. У него сложный характер. Но с тобой он совершенно преображается, я вижу это. И позволь добавить — когда ты пришла ко мне и пожаловалась на неверность мужа, я сказала, что Флори такой же, как отец. Но я ошиблась: его отец никогда не испытывал ко мне таких страстных чувств. Ч и т а й н а К н и г о е д . н е т
Леди Дасия болезненно сморщила лицо и ушла, оставив меня и Милли удивляться такой откровенности. Ей, воплощению респектабельности и строгих правил, наверное, нелегко дались эти слова, приоткрывающие её собственную несчастную судьбу.
Несколько минут мы сидели в тишине.
— Рэй, и в самом деле, вы не обсуждали с Флорианом условия развода? Конечно, тебе ничего не положено, но я не верю, что Флориан ничего тебе не оставит. Только не после того, что ты рассказала.
— Не надо мне ничего, — проворчала я, почувствовав укол досады.
Не хотелось даже разбираться, отчего досадно — от того, что ничего не получу, или от того, что упоминание развода отдаётся болью.
«Может, стоило дать ему шанс?» — мелькнула мысль, ужаснув меня. В душе разлился холод испуга. «Нет, это всё глупые сомнения. И только из-за того, что Флориан в опасности. Вот и всё. Или нет?»
Я прикрыла глаза. Какие-то новые ощущения подымались во мне, стесняли грудь, мешали размышлять.
«Почему же трудно стало думать о расставании? Куда же делась непреклонность?» Я распереживалась, да так, что меня замутило.
— Я немного отдохну, Милли. Что-то тяжело мне. Не надо было наедаться, это наказание за обжорство. И как Булавке удаётся столько есть? Вон какая толстая, и распрекрасно себя чувствует. — Я кивнула на кошку.
— Многие кошки обладают таким талантом! Ты просто мало с ними общалась.
В столовую влетели Роксана и Адриан, и оба полезли на руки к Мелиссе, галдя и жалуясь друг друга. Но увидев Булавку, мгновенно позабыли обиды и ринулись к кошке. Она, уже опытная, тотчас оказалась на буфете, сверху взирая на всё это безобразие.
Я умилилась детской живости. «Сколько же в них энергии и любопытства!»
Мелисса вместе с гувернанткой принялись успокаивать детей, а я ушла в спальню, прилегла на кровать. Но отдохнуть не получалось: тревожили непрошенные мысли. Я ворочалась, взбивала подушки, задремать не выходило, однако и сонливость никуда не девалась. Поэтому я почти обрадовалась, когда услышала стук в дверь. Теперь можно было встать и отвлечься на дела.
— Войдите! — разрешила я, и в комнату зашла Милли с большим букетом бордовых лилий и конвертом размером с лист писчей бумаги. — Откуда это?
— Принесли тебе, — удивлённо разъяснила Мелисса. — Какой-то молодой человек передал, наотрез отказался говорить от кого, откланялся и был таков.
Я взяла конверт и повертела в руках — ничего, никаких надписей.
— Пусто, — я растерянно посмотрела на Милли.
Она поставила цветы на туалетный столик, и мы озадаченные склонились над ними. Визитной карточки в букете не было.
— От Флориана? — предположила она.
— Нет, точно не от него. Он не любит лилии и никогда мне их не дарит.
— А от кого? У тебя есть поклонник? И ты скрывала от меня?!
— Что ты! Нет! Какие поклонники?
Я аккуратно открыла конверт. Внутри оказалась небольшая картина — юная красавица весело скачет по лужам под проливным дождём и яркими лучами солнца, выглянувшего из-за туч. От полотна так и веяло счастьем и летним теплом.
Я расплылась в улыбке, перевернула картину, и на обратной стороне мы увидели надпись красными чернилами: «Даже в сложные времена не теряйте искорку беззаботности. Даже в сильный дождь помните — солнце вернётся. Ваш друг И. Т.».
— Иджен! — обрадовалась я.
— Что бы это значило? — Милли нетерпеливо забрала у меня картину, рассматривая со всех сторон.
Я только пожала плечами.
— Не знаю, но обязательно закажу для картины багет и повешу в мастерской! Ни за что с ней не расстанусь.
Глава 41
На следующее утро Милли забрала детей и уехала до вечера проведать дом и Стефана — его не отпускали дела, поэтому он не мог сам навестить семью.
Я слонялась из угла в угол, даже шить не хотелось. Чувствовала себя не очень — уже несколько дней знакомо ныл живот, но кровь всё никак не приходила. Впрочем, такое случалось и раньше. «Опять задерживаются», — злилась я. Чтобы как-то развеяться, пошла перебирать свой гардероб — давно пора выкинуть самые скучные наряды.
Я разглядывала платья. «Чёрное и это чёрное, их заставила купить леди Дасия. Это чёрно-жёлтое и это жёлто-чёрное тоже куплено по её указке. А это белое с серыми вставками и воротом под горло леди Дасия великодушно подарила. Святые небеса, какое унылое зрелище! И ведь я слепо слушала эту женщину. Как же глупо было думать, что Флориан больше любит меня, если я тщательно соблюдаю эти надуманные правила в одежде. А ведь ему совершенно не было дела, как я одеваюсь. Его больше интересовало, как я раздеваюсь».
Среди этого вороха мелькнуло моё красное платье. «Как же я по тебе соскучилась!» Я любовно провела пальцами по гладкому атласу, мягким пёрышкам лифа. Не утерпела: желание снова нарядиться в это алое безумие, почувствовать отголосок того триумфа, что я испытала в нём, стало почти непереносимым. Я сняла с крючков платье, надела и… оно мне оказалось мало, с трудом зашнуровывалось на талии. Догадка пронзила меня молнией. Через внутреннюю дверь я бросилась в спальню, расшвыривая вещи, искала измерительную ленту. Уж свои параметры я знаю, наизусть выучила пока платья себе шила. Руки тряслись, когда я разворачивала ленту и измеряла живот. Результат меня обескуражил. Попыталась вспомнить, когда же в последний раз приходила кровь, и по телу прошла дрожь. Я прислонилась к стене, вжав голову в плечи, и медленно сползла на пол. В голове теперь билась только одна мысль: «Беременна…» Пересчитала дни ещё раз, и ещё. Выходило, что ночь, когда Флориан решился рассказать о причинах своей измены, та нежная страсть, случившаяся между нами, не прошли бесследно.
«Неужели правда? Неужели не сплю?» Я прижала руку к животу, робко, трепетно погладила его, словно это могло передаться тому маленькому комочку жизни, что зародилась внутри. Во мне росло, разрасталось удивительное чувство любви, озарившее всё новым светом.
«Я так хотела ребёнка, и небеса меня услышали. — Я вытерла слезинки, бежавшие по щекам. — Внутри крошечная звёздочка счастья. Осталось только решить, Флориан — часть моего счастья или нет. А если нет, как оставить ребёнка только себе, как воспитать его одной?»
Я закрыла глаза. «Флориан…» Вечное сражение разума и сердца. Голова приказывала разводиться, а душа всё больше тянулась к Флориану. Риану. Я сама не заметила, как снова в последние дни стала называть его так.
