За эти дни Асфеллоты порядком ослабели. Их мало что могло напугать или обессилить, но близость Окоема, вдоль которого они шли, угнетала так, что подчас дышать становилось тяжело. Когда в Каменном погосте Ламор повстречал Паломника, кривой оборотень мигом смекнул, что бирюк подался на гнилые болота.
– Путь знаешь? – спросил тогда Сен-Леви, выслушав Ламора.
– Куды? – прикинулся тот дурачком.
– Через гать через твою, как ее зовут – Старая?
– Дряхлая. Гм. Нет, сударь, не знаю.
Сен-Леви сгреб его воротник, и Кривой почувствовал железные пальцы на свой шее. Ламор совсем близко от себя увидел короткий шрам в углу рта, будто прочерченный чем-то острым, с рваными краями. «Отчего бы такой мог остаться?» – внезапно подумал он, а потом взгляд его уперся в зеленоватые глаза, задумчивые и кроткие. Ламор вспомнил, кто стоит перед ним, и разум его замутился со страху.
– Путь знаешь? – повторил Сен-Леви.
– Р-редко в тех краях бываю… Только слыхал чуть-чуть…
– Веди.
– Смилуйтесь, сударь! – взмолился Ламор. – Живыми ведь потом не выберемся!
Сен-Леви встряхнул его, вроде и не сильно, но Ламор услышал, как хрустнули позвонки.
– Ты про потом не думай, про сейчас помысли. Другого проводника сыщем, а вот тебе другую голову не приставят. Веди, заморыш! – Асфеллот бросил его оземь, и оборотень отполз.
«Заведу в гать и брошу, – решил он, скрипнув зубами. – Авось дорогу найду, пусть их выбираются, как знают!»
Однако бросать не пришлось. Чем ближе подходили к гати, тем тошнее становилось. Муторный страх камнем лежал в животе. И такая тоска наваливалась, что так бы и умер в этом лесу. Тошно было…. Паломнику с Арвельдом на Дряхлой гати пришлось несладко, да и Ламор плевался, но все же они были люди. Разлитый болотиной на краю Синий пояс мертвой границей лег, не пуская к себе Асфеллотское племя.
Сен-Леви шагал, не показывая виду, но двое других сдавали. Лица заливала бледность, зеленоватая, словно от морской болезни, которой ни один из них сроду не страдал, а глаз таких у здоровых людей не бывает. Изумруды в них померкли и отдавали болотом. Ламор все подмечал и нарочно шел потихоньку, останавливаясь на каждом шагу, будто проверяя дорогу – ему и самому соваться в Дряхлую гать радости было мало. Стоял подолгу, вглядываясь в сизый туман, плывший над болотом, а краем глаза все смотрел, живы ли еще его подопечные.
Когда шагнули в самый туман, один из Асфеллотов упал, как подкошенный.
Сен-Леви вытащил из-за пояса флягу, влил несколько капель тому в рот и что-то произнес на своем змеином языке. На его лбу выступили крупные градины пота.
– Жив, сердечный? – с плохо скрытой радостью спросил Ламор.
– Сознание потерял.
– Эк его, бедного, скрутило… – участливо прошептал Ламор. – А ведь мы только-только вошли. Гать-то – она далеко еще!
Второй Асфеллот, облизнув губы, тихо проговорил несколько слов. Наречия их Кривой не разумел, но умоляющий тон понял хорошо. Сен-Леви поднял голову, глянул на Ламора так, что тот вздрогнул: Асфеллот точно мысли прочел. Смотрел миг, будто раздумывал – прибить или нет, потом коротко выплюнул:
– Веди назад!
…Нынче Синий пояс остался позади, Окоем превращался в Поморье, страх уходил, и силы Асфеллотов росли.
– Дальше через мост?
– Ага. Только, сударь, прежде чем через мост идти, сюда вот положено еду класть, – Ламор постучал по камню. – Таков здешний обычай…
– Вот ты его и блюди, – холодно ответил Сен-Леви и легко двинулся по мосту. За ним последовали оба Асфеллота.
Ламор поплелся следом, недовольно бурча. Про обычай оставлять еду на Голодном мосту он слыхал давно и следовал ему свято, оттого что знал: пустых обычаев на Окоеме не водилось. Нынче же в карманах у него ветер гулял, и класть было нечего.
Асфеллоты прибавили шагу, бодро переговариваясь на шипящем языке. Однако не успели они пройти и половины, как сзади послышался топот копыт. Звук нарастал. Сен-Леви, услышав, оглянулся и увидел, как Ламор замер в недоумении. Тем временем невидимый конь выскочил на мост, и в мгновение ока всех расшвыряло в стороны, точно из чащи вырвался вихрь.
Асфеллоты сорвались вниз, Ламор каким-то чудом зацепился за разбитый камень и теперь висел, слушая неистовые проклятья, доносившиеся из болотной жижи.
«А надо было слушать, – подумал он, неуклюже карабкаясь наверх. – Моя б воля, валялись бы там…» А, выбравшись на мост, подобострастно крикнул:
– Судари! Вон там обойдите, вон там, где заросли, ага… Там грязи-то поменьше…
День клонился к вечеру, когда Паломник начал беспокоиться. Он надвинул капюшон и шел, принюхиваясь к воздуху, то и дело останавливался, вслушиваясь в лесную чащу. Беспокойство передалось Арвельду.
– Что случилось? – наконец спросил он. – Паломник, боишься чего?
– Быстрей бы выйти, – невпопад ответил тот.
Они прошли еще немного, когда Паломник вдруг наклонился, подхватил с земли что-то и протянул Арвельду крепкую суковатую палку.
– Возьми, пригодится.
Палка удобно легла в ладонь – лучше и пожелать было нельзя. Даже сучки здесь словно кто срезал.
– А ты как же?
– У меня есть чем, – ответил Паломник. – Пойдем-ка в ельник, там тень гуще. Долгонько мы по лесу ходили! Как бы не пришлось еще одну ночь тут коротать!
– Не придется, – прозвучал вдруг властный низкий голос.
Сгарди с Паломником застыли на месте, озирая лес: никого не было видно вокруг.
– Драться сможешь? – шепнул Паломник. Арвельд спокойно кивнул.
– Много их, как думаешь? – так же тихо спросил он.
– Слышу четверых, но один тщедушен и слаб, не опасен. Двое других бойцы хоть куда. Спиной ко мне встань, вот так.
– А третий? – вставил Арвельд.
Паломник не ответил, только глаза его сузились.
– Ктой-то там говорит? – хрипло крикнул он в чащу. – Чудеса какие: никого нет, а голоса доносятся! Вышло бы, диво лесное, показалось!
Ни один сучок не треснул, когда из-за темной ели вышел Сен-Леви. Он внимательно оглядел обоих и неторопливо промолвил:
– Вы, почтенный, – Асфеллот дернул подбородком в сторону Паломника, – убирайтесь-ка, пока живы. Нам нужен только ваш спутник.
Паломник сделал вид, что утирает нос и, хромая, приблизился на шаг к Асфеллоту. Сен-Леви так и стоял, не меняя позы. По его губам змеилась презрительная усмешка.
– Послушайте, ваша милость, – Паломник робко прокашлялся и поклонился. – Мы ведь идем своей дорогой, никому худа не делаем. Зачем вам этот юноша?
– Я сказал: убирайтесь, – с расстановкой ответил Сен-Леви. – Третьего раза не будет.
Паломник подобрался еще на шаг, снова отвесил поклон – низкий, до самой земли. Арвельд, не спускавший с него глаз, заметил, что он зачерпнул рукой что-то.
– Идем своей дорогой, никому худа не делаем, – повторил он. – Пустите, ваша милость.
Сен-Леви вытащил из-под плаща рапиру вороненой стали. По клинку шла черненая Асфеллотская вязь. Паломник вдруг сбросил капюшон, и пират отшатнулся от неожиданности – ему показалось, что лицо незнакомца обезображено какой-то болезнью. Паломник метнул ему в глаза горсть земли с хвоей, которую успел подобрать. Другой рукой он выбил рапиру из рук Сен-Леви и отбросил ее ногой далеко в сторону.
Асфеллот крикнул что-то на своем языке, коротко и резко, и тут же с двух сторон выступили его родичи. Одного из них Арвельд тут же сбил с ног, в это время второй замахнулся, чтобы оглушить. Сгарди вовремя увернулся, и удар пришелся плашмя. От такой силы у мальчика из глаз посыпались искры. Он скользнул наземь, схватил Асфеллота за ногу и перекинул через себя, вывернув тому лодыжку.
В это время из-за ели показался Ламор Кривой. Он, выкатив глаза, следил за дракой, стараясь, чтобы ему не попало. В руках оборотень держал сеть. Улучив момент, когда Сгарди повернулся к нему спиной, Ламор набросил ее на мальчика. А первый Асфеллот, уже поднявшись, заломил ему руки и прижал коленом к земле.
Паломник, не дав Сен-Леви проморгаться, рванул пряжку его пояса и в мгновение ока затянул вокруг дерева. Сам одним прыжком оказался около Асфеллота выхватил кинжал и кинулся на врага, метя прямо в глаза. Тот отпрянул, и Паломник рывком поднял Арвельда на ноги, резанул сеть.
Неслись со всех ног – только мелькали вокруг буреломы. Сгарди уже думал, что с дороги они сбились окончательно, когда Паломник перешел на быстрый шаг.
– Поди сюда, – он забрался в глубину лещины. – Слышишь чего?
Сгарди затаил дыхание, прислушиваясь, но вокруг было тихо.
– И я ничего не слышу, – кивнул Паломник. – Стало быть, отстали, – он отер пот. – Я тому Асфеллоту знаешь, что сделал? Помочи разрезал, на которых штаны держатся.
Арвельд, сообразив, фыркнул.
– Их брат, Асфеллоты, насмешек сильно не любят. Ничего, переживет. Дай-ка, гляну, все ли цело, – Паломник ощупал себя и вытащил из-под лохмотьев обрывок черного шнурка, на котором чудом удержалась медная монетка.
