– Вот мы и поглядим, на что он решится, – уже спокойнее произнес Святослав. – Согласится признать мою власть в Болгарии, выплатит обещанное… тогда я еще подумаю, ладить ли мне с ним или воевать. А не согласится… Клянусь Перуном, я даже рад буду его упрямству. Ибо тогда он сам вынудит меня идти на него. Пока же… Пока наши суда стоят в гавани Золотого Рога [90], пока мои купцы торгуют на рынках Царьграда, я наши уговоры с базилевсом первым нарушать не стану!
Калокир молчал. Не следует ему забывать, что Святослав не только воин, но и правитель. И для него важна выгода его подданных. Что же остается? Первым делом – написать Феодоре и попросить ее употребить все влияние, чтобы купцам из Руси и Болгарии стали чинить препоны в торговле. Вот тогда…
– О чем задумался, Калокир? – прервал его мысли князь.
– О том, что ты говорил: чтобы тебя не задерживал, а то уже ночь глухая на дворе. Пойду я…
– Нет, теперь погоди.
Святослав вдруг поймал Калокира за рукав.
– Ты сказал, что вместе мы многое сможем. Хочу тебе верить. А поверю совсем, если побратаемся, если кровь в нас общая будет. Что, хочешь братом мне стать?
– Это честь для меня… Но что ты задумал, княже?
Князь вынул из лежавших на ларе ножен кинжал и чиркнул по руке. Тонкой струйкой потекла кровь. Святослав протянул кинжал ромею: рукоятью вперед, как другу.
– Такой же надрез и себе сделай. Кровь нашу смешаем, станем братьями!
Калокир подчинился. Странные все же обычаи у русов. Но ему нужен Святослав, и он готов на все.
Они прижали рану к ране, надрез к надрезу, смешали кровь. Это было чем-то похоже на кровавый поцелуй. Калокир даже испытал незнакомое доселе волнение. И охнул от неожиданности, когда князь быстро и сильно обнял его и прижал к себе.
– Братко мой Калокир! Завтра же всем объявим. До самого Царьграда весть дойдет!
Калокир попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривая. Об этом он как-то не подумал: что скажут в Константинополе, когда станет известно, что он, знатный патрикий, с варваром породнился? Да еще по такому дикому обряду!
Святослав заметил, как дрогнуло лицо ромея.
– Что это ты, ровно кислую клюкву раскусил, братко? Али честь не по тебе?
Выгоревшие брови князя сошлись к переносице.
Калокир рассмеялся – почти натурально.
– Шутишь, великий князь! Как я могу не радоваться, когда ты меня братом назвал! Погрустнел же я потому, что подумалось – а что Малфрида скажет? Она ведь… О Феодоре ей знать никак нельзя.
– Вот и не говори. Да и что ей до какой-то Феодоры? Малфрида – ведьма, дикарка. Ей эти титулы и знатность – что пыль! А ты обними ее покрепче, скажи слово ласковое – вот и все, что ей надобно. А ссориться тебе с ней и впрямь ни к чему. Так что ступай к ней, а я спать лягу, – закончил Святослав, позевывая.
И без всяких церемоний выставил ромея за дверь.
Но Калокир еще долго стоял в галерее, смотрел в ночь. Понимал, что жизнь его круто изменится, понимал, что ступил на опасный путь. Но разве жизнь его не была опасной и прежде? Даже то, что он сошелся с ведьмой, мало кто из его соотечественников одобрил бы. И еще: он впервые пожалел, что сделал Малфриду обычной женщиной. Вот когда ее ворожба пригодилась бы! И пусть она не раз повторяла, что не любит заглядывать в будущее, он бы сумел ее уговорить. Главное, чтобы она ему по-прежнему верила. Когда она вновь станет чародейкой… Ради этого он был готов даже обуздать страсть, которую вызывала в нем Малфрида. И тогда она ему откроет все…
Внезапно патрикий ощутил, что не хочет этой ворожбы. Потом, когда-нибудь… А сейчас он желал одного: быть с ней, обнимать ее, ласкать, забыть обо всех тревогах в ее объятиях. И хотя на дворе уже глухая ночь, нет сомнений – Малфрида примет его!
Однако чародейки, к удивлению Калокира, в павильоне не оказалось. На лежанке в углу сладко посапывала Невена, а когда Калокир растолкал служанку, та сообщила, что госпожа облачилась в свою одежду для верховой езды и ушла, ничего не сказав.
– Она ведь всегда так, господин мой. Что хочет, то и делает. Но не волнуйтесь, к утру наша Малфрида обязательно вернется. Такое уже не раз бывало.
Да, Малфрида была странной женщиной… И все-таки Калокиру было бы спокойнее, если б она ждала его, как и надлежит верной любовнице. И вдруг им овладела тревога. Пусть Невена говорит, что Малфрида и раньше могла отправиться ночью куда угодно, но почему она поступила так сегодня? Ведь не кота же этого отправилась искать? Калокир бы посмеялся ее причуде, но на душе все равно было беспокойно.
Уснуть он смог только под утро. А проснулся – и опять отправился в павильон к Малфриде.
– Не вернулась еще, – коротко ответила Невена.
Служанка вдруг показалась ромею глупой и беспечной. Небось, только рада, что не надо хлопотать вокруг госпожи.
Потом он столкнулся с Тадыбой, и этот вечно отмалчивающийся стражник неожиданно удивил его, сообщив, что Варяжко сам не свой от злости. Оказывается, Малфрида этой ночью явилась на конюшню и приказала оседлать его каурого жеребчика. Куда отправилась – никто не знает, но из Плиски выехала. Варяжко ходит и ноет, что загонит его скакуна чародейка, высматривает со стены – не едет ли.
Пусть высматривает, велел Калокир. А как вернется Малфрида – немедленно ему сообщить!
Но время уже к обеду шло, а чародейка все не возвращалась. Когда и к вечеру она не объявилась, Калокир не на шутку встревожился. В стране неспокойно, а Малфрида никак не привыкнет к тому, что без своего волшебства она просто женщина. Патрикий даже отправил людей на поиски. А там и иная тревожная мысль посетила: вспомнил, как оставил вчера Малфриду, ничего не объяснив, как шел по галерее от павильона… Если бы она захотела, то могла последовать за ним до покоев Святослава и слышать все, о чем они говорили. И хотя прежде за ней ранее такого не водилось, но кто поймет женщину… ведьму? А ведь он вчера признался Святославу, что в Константинополе его ждет невеста – цесаревна Феодора. И если Малфрида узнала о том… Впрочем, он мог бы сказать, если бы она потребовала объяснений: я ведь не обещал тебе ничего… Но почему-то вспомнилось, как вчера она горячо шептала: «Твоей женой хочу быть, детей тебе родить». Если женщина, да еще владеющая магией, такое скажет… это серьезно.
Калокир опять кинулся к воротам, увидел Тадыбу и сгреб за грудки:
– Немедленно отправляйся и разыщи ее! Бери людей, зови Варяжко, седлайте моих самых быстрых лошадей!.. Всю округу проскачите, небо и землю переверните, но найдите и привезите ее!
Тадыба попробовал упереться:
– Позже поеду. Мне ныне в церковь пора.
И полетел на землю от короткого удара. Удивился, потом обозлился, сплюнул кровь с разбитой губы:
– Эй! Ты что это себе позволяешь, ромей!..
Но в Калокире в этот миг не было и тени того учтивого тона, с которым он обычно обращался к воинам Святослава. Это и забавляло их, и внушало уважение. Потому Тадыба даже съежился, когда Калокир гневно шагнул к нему – глаза горят, лицо пылает.
– Немедленно… Я сказал – немедленно!..
– Да ладно тебе! – заслонился локтем Тадыба. – Сейчас скажу Варяжко, что ты коней своих разрешил взять. Это белобрысого порадует. Разыщем твою чародейку, будь уверен. А заодно и каурого вернем.
Но Калокир уже не надеялся на них. Сам отправился на конюшню, но когда оседлал своего рыжего жеребца, его неожиданно остановил воевода Инкмор.
– Куда направляешься, ромей? Тебя князь кличет. – И тише добавил: – Неужто и впрямь побратались вы с ним? Наши только об этом и говорят. А князь ищет тебя, чтобы при всем народе огласить. Так что уезжать тебе никуда не следует – Святослав ждет.
Калокиру оставалось только понадеяться, что Варяжко с Тадыбой разыщут ведьму. Но на душе было так скверно! Не ожидал он, что исчезновение Малфриды напрочь выбьет его из колеи. Но, может, еще вернется? Может, не знает ничего? Да и куда ей податься в чужой для нее, незнакомой стране? Кто она здесь без своего былого могущества? «Вернется, – твердо сказал он себе. – И вскоре».
