Ознакомительная версия.
Тяжёлая пехота, давно изжившая себя, будет окончательно расформирована через пятнадцать лет, после начала реформ Гатона Дерия, но Иллане достались именно танаи. Единственное отличие в экипировке этих пехотинцев от наездников было только в отсутствии поножей, но и без них общий вес, который им приходилось тащить на себе, составлял около сорока килограммов. Естественно, ни о какой мобильности речи и быть не могло. Весомое преимущество танаев перед другими видами пехоты было только в одном – они были в своём роде универсалами. Щит, копье, два меча, метательный топор и недюжинная сила не раз спасали этих воинов от, казалось, неминуемой гибели.
Если бы Иллане удалось подавить восстание «оси», то она стала бы притчей в устах местного населения и по велению матери стала бы наместницей; если бы погибла, то не только орден, но и императорский двор вздохнули бы с облегчением.
В тысяча двести девятом году войска под командованием Илланы пересекли границу «оси», начав одну из самых кровопролитных войн в истории империи. Десятки городов прекратили своё существование, тысячи деревень обезлюдели. Её люди утратили любое подобие того, что можно было бы назвать «состраданием», уничтожая население провинций Селеста и Селестика.
Но Иллана свою задачу выполнила – в решающем сражении против войск «оси» она одержала победу. Она сделала невозможное, но изменилась. Мать ужаснулась, когда узнала, что сделала её первая дочь, чтобы подавить восстание. Гробница проклятых в провинции Селестика снова была открыта, простояв запечатанной тысячи лет, а глаз Наги покинул своё убежище, чтобы засиять мертвенным светом в битве у Санатагри – ныне мёртвом городе, около которого и произошло финальное сражение Илланы и Ариатари – лорда оси.
Нет, она не стала наместницей, хотя и не погибла в этой войне. Она убила отца ордена и произнесла слова, которые помнят до сих пор: «Те, кто обрекает десятки тысяч людей на гибель, пытаясь спасти загнивающий орден… Те, кто ценой жизни ближнего стремится сохранить эфемерную власть, не достоин называться человеком. Я отдам глаз наги проклятым – они никогда бы не послали своего человека на смерть, как это сделали вы. Они знают её цену как никто более».
Первая дочь ордена была объявлена вне закона. Последней каплей, вынудившей мать пойти на этот беспрецедентный шаг в отношении своей возможной наследницы, стало воскрешение хранительницей всех своих танаев. Но, ни её следов, ни следов её армии найдено не было. Даже серебряные разводили руками – империя оказалась бессильна перед одной из дочерей. Бессильным оказался и сам орден, взрастивший её.
Через два года торговцы принесли вести об Иллане, но новости были безутешными. Глаз наги находился в руках проклятых, а сама Иллана погибла от рук пекхотов в одной из бесчисленных стычек. Попытка получить камень, предпринятая матерью, не увенчалась успехом – дочь матери и её круг погибли вместе с тысячей хранителей при попытке пройти через империю пекхотов. Эти смерти тоже были вменены в вину мятежной хранительнице.
Её статую в зале славы уничтожили, а письмена на постаменте сбили. Её имя предали забвению, а учения поглотил огонь. Даже после Войн Реформации, когда последователи этой хранительницы вновь заговорили о правоте Илланы, её имя произносилось с презрением как нечто омерзительное.
Дагон внимательнее пригляделся к табличке со сбитыми письменами. Буквы были сбиты грубо, зазубрины на камне даже не попытались скрыть от случайного посетителя. Не веря, Дагон провёл рукой по этому месту, но наваждение не растаяло. Это не было искусно созданной иллюзией – грубость была намеренной.
Харонг позвал его в соседнюю комнату, и наместник, последний раз проведя рукой по табличке, вошёл в соседние двери.
Помещение было немного больше других и очень изменилось со времени последнего посещения. Скульптуру ТаСианаха убрали и поставили другую. Хранительница в зелёном плаще с широким полуторным мечом и круглым шитом красовалась теперь на его месте. Переведя взгляд на её лицо, Дагон изумился – на него смотрела Сиана.
– Сиана, обладательница изумрудного плаща, хранительница жезла Безумного Бога. Удостоена почёта за битву около арки Скорби. Год шесть тысяч триста сорок девятый Летоисчисления. Эра Исполнения Предначертанного. Месяц май. День двадцать шестой, – вслух прочёл Дагон.
– Это ещё не все, – Харонг откровенно наслаждался его удивлением. Маска невозмутимости, которую он старался всегда сохранять в своём стремлении походить на Майрину, покинула лицо наместника.
– А что может быть ещё?
– Пойдём, – Харонг провёл его в соседнюю комнату. Там всегда было два свободных места, сейчас же пустовало только одно.
– Алгар гвардии Кенас, обладатель золотого плаща. Удостоен почёта за спасение города Турех. Год шесть тысяч триста сорок девятый Летоисчисления. Эра Исполнения Предначертанного. Месяц май. День тридцатый, прочитал Дагон и присвистнул, – ничего себе.
– И так бывает. Кто знает, может, и ты займёшь своё место здесь рано или поздно.
– И за какие заслуги?
– В такое время легко стать героем. Было бы желание, Дагон, – Харонг положил руку ему на плечо и, пристально взглянув в глаза, добавил. – А я думаю, что тебе это сделать очень легко.
– Пойдём. Мать ждёт нас.
Миновав анфиладу, они, вместе с сопровождавшим их стражем, пересекли узкий внутренний двор, который называли «зелёным» из-за обилия растительности, и вошли в главное здание. Харонг оказался здесь в первый раз, и наместнику постоянно приходилось одёргивать его, тот постоянно норовил споткнуться или врезаться в одну из множества колонн. «Неужели и я когда-то был таким же?» – подумал Дагон и тут же признался себе в этом. Это легко объяснялось – палаты Таргола не шли ни в какое сравнение с той роскошью, что царила в этом месте. Даже перила и те были отделаны драгоценными камнями. Не удивительно – сама Резиденция некогда была одним драгоценным камнем, размерами превышавшим все мыслимые рамки.
Двери зала совета отворились, впустив в святая святых двух путников и, не издав ни малейшего шума, закрылись.
– Располагайтесь, – голос матери показался Харонгу каким-то уставшим, словно она не спала несколько суток. Скосив глаза влево и увидев вытянувшееся лицо Дагона, гвардеец понял, что мысли наместника немногим отличались от его собственных.
– Мы прибыли от императора, чтобы предложить ордену хранительниц создать совет восьми, – удобно устроившись на свободном кресле, начал Дагон.
– Император думает, что время пришло?
– Иначе мы не появились бы здесь, – поведение Аннаа казалось им странным; мать никогда не говорила лишних, ненужных слов, тем более не задавала неуместных вопросов.
– Я думала уже об этом.
– И? – Дагон весь подался вперёд.
– Я пришла к такому же выводу, и даже решила, кто войдёт в этот совет от нашего ордена, – из тени появилась закутанная в красный плащ фигура.
– Исида? Как ты здесь оказалась? – Дагон прикрыл рот рукой, испугавшись своих слов, слишком поздно осознав, что это была не первая дочь.
– До чего докатился орден… Позволяет называть хранительниц по имени, не упоминая титулов, на «ты», – плащ распахнулся, показав лицо, больше похожее на гипсовую маску, на которой теплились жизнью только, пожалуй, глаза. – Я – Таная, представительница рубинового круга, хранительница покоя матери ордена, дочь матери.
– Таная! – резкий окрик Аннаа не подействовал на неё.
– Что, Таная? – время близится, и это рвётся наружу! Я скоро не смогу контролировать …
– Хватит! Уходи! – мать сделала движение, будто пытаясь встать.
Глаза Танаи сверкнули гневом, но она вышла, не забыв громко хлопнуть дверью чёрного хода.
– Извините её. Такова судьба всех дочерей нашего ордена. Они оберегают мать от необдуманных поступков и неправильных решений, защищают от зла; и не было никогда в нашей истории, чтобы они побеждали в ритуале выбора, – руки матери показались из рукавов только на мгновение, но увиденное Дагоном не понравилось ему.
Руки древней старухи, изборождённые глубокими морщинами, с темной кожей, покрытые пигментными пятнами. Такие руки должны принадлежать скорее мёртвому, чем живому. Так не могла выглядеть даже ученица в серой мантии, не говоря уж о хранительницах.
– Что происходит? – Харонг встал и протянул руки за спину. С тихим угрожающим звуком его мечи покинули ножны.
– Разве вам не знакомо, что у нас не принято….
– Кто ты? – Дагон встал рядом с Харонгом. И то, что его меч остался в ножнах, не значило ровным счётом ничего, стоило лишь посмотреть на его лицо.
Мать рассмеялась. Это было вообще чем-то невозможным, и у Дагона мелькнула мысль, что они оказались в западне, из которой выбраться им обоим не суждено. Если уж кому-то удалось прикинуться преподобной в самом сердце Резиденции…
Ознакомительная версия.
