– Княже, гонец к воеводе Дражко.
– Где он? – спросил князь-воевода.
– В каморке сидит с мальчиком. Разговаривают. Они, кажется, хорошо знакомы.
– Когда прискакал?
– В начале ночи. Сказал, что срочного ничего нет, не велел ночью будить.
– Пусть поднимется к нам, – распорядился Годослав.
Через минуту в рабочую комнату князя осторожно вошел щуплый человек с маленькими хитрыми глазками. Смущенно поклонился, хотя, если присмотреться, можно было заметить, что смущение это наигранное и искусно изображаемое.
– Здравствуй, Сфирка, – как старого знакомого поприветствовал его Дражко. – С какими вестями будешь?
– Жалтонес вот-вот приехать должен.
– Какой жалтонес?
– Жалтонес датского короля. Который каплями торгует. Сам он лив, а служит данам. Жалтонес Крис. Но нарядился в воя, чтобы солиднее выглядеть. Только наряжался, видно, в спешке, и кольчугу ему подобрали чуть ниже пояса. И рукава до локтя версту не дотягиваются. Чучело, а не жалтонес. А в переметной суме у него капли в склянке. Лечат хорошо. Несколько капель – и нет человека…
– Мы ждем его с нетерпением, – сказал Годослав.
– Я в курсе, мне Власко рассказал.
– И как думаешь вести себя с ним? – поинтересовался Дражко.
– Пусть передаст капли. А выпускать его из дворца не след.
– Так и сделаем. А встречать его…
– А его уже встречают. Мне у ворот показываться пока не надо. Мало ли, вдруг он меня видел в лесу и запомнил. Я предупредил своих людей. Криса и встретят, и обогреют, и до посольского двора проводят.
– Добро, – согласился Дражко. – Будут новости, сообщай мне или, если меня не найдешь, напрямую князю.
– А не найдешь ни того, ни другого, сообщай княгине… – добавил Годослав значительно. Это уже была новость – включение в активное действие Рогнельды. Раньше никто и никогда не докладывал о делах княгине.
Сфирка кивнул и никак не проявил своего удивления.
У дверей опять появился стражник и традиционно стукнул копьем в пол.
– Гонец от Ставра, княже.
– Запускай.
И сразу в комнату вошел гонец, дожидающийся тут же за дверью.
– Ты, Далимил, откуда? – поинтересовался князь-воевода. Он почти всех разведчиков знал по именам, потому что с каждым уже несколько лет встречался. Когда воевали с лютичами, Ставр с разведчиками был в стране лютичей и около границы. Когда намечаются неприятности со стороны Дании, Ставр отправляется со своими людьми на полночь. Угроза с заката – гонцы Ставра скачут оттуда. Люди всегда одни и те же. Когда угроза идет изнутри, опять они же предупреждают об опасности и оберегают покой княжества.
– На сей раз я от вагров…
– Сказывай, – кивнул Годослав. – Здоров ли мой брат Бравлин? По-прежнему ли он едет на сражение верхом и держит на луке седла тяжелый фолиант, потому что не находит другого времени для своего любимого занятия – чтения?
– Судя по всему, князь Бравлин здоров, чего и тебе желает, княже. Особо желает… – И Далимил рассказал о приказе датского короля князю вагров Бравлину и о предупреждении самого Бравлина, отправленного Годославу.
– Спасибо брату… Значит, дорогу мне перекрыли? – усмехнулся князь.
– Не совсем… – Длинная плетка в руках Далимила злобно поигрывала, словно готовилась хлестануть издали тех людей, о которых разведчик говорил. – Даны два поста выставили, на нашем же берегу, рядом с обеими дорогами. Мы их со всех сторон аккуратно обложили. Но они не очень-то и караулят. До графа Ксарлуупа там проезжал Сигурд. Он пятнадцать человек графу в подмогу отправил. На всякий случай… Но сообщил, что ты, княже, ни сам ехать не хочешь, ни Дражко не отпускаешь. И потому они только у двух возможных дорог стоят. Если надо, можно их обойти, если настроение будет, можно их по деревьям для просушки развесить.
– Лучше сразу развесить, – сурово, почти зло решил Дражко. – Скачи и передай приказ.
– Подожди, – Годослав остановил гонца. – А сам граф с ними?
– С ними, княже…
– Тогда не торопись. Графов вешать не положено. Им только голову рубят. Но я не палач и потому разрублю ему что-нибудь другое. Со мной поедешь через час, – сказал Далимилу и повернулся к князю-воеводе. – Бояре уже должны собраться. Я им только пару слов скажу о своей болезни и оставлю их на твое попечение… Держи их в руке крепко, а то на шею сядут.
Фрамея Гаса лежала поперек седла, чуть придерживаемая левой рукой, в которой был зажат и повод его великолепного коня-великана, а сам он правой гладил оскалившуюся голову волка, свисающую у него с левого плеча, и что-то шептал, наклонившись в сторону волчьего уха, словно с волчьей шкурой по душам разговаривал. За спиной сакса нестройными рядами двигалась полусотня оружных воинов племени. Точно такие же волчьи головы свисали с плеч еще нескольких человек, следующих сразу за Гасом, показывая, что это символ, а не случайное украшение предводителя. В отличие от вечера прошлого дня, когда Гас был рядом с Кнесслером, на сей раз он был и вооружен, и защищен лучше. На левом бедре красовались узорчатые ножны какого-то старинного, может быть, еще даже римского меча, которые среди германских племен порой встречались, напоминая об ушедшей великой эпохе, когда все германцы, и дальние от Рима саксы в том числе, встречались с римлянами постоянно. К задней луке седла был прикреплен плоский и круглый деревянный щит, обтянутый грубой кожей. Металлические полосы шли из-под умбона во все стороны, словно солнечные лучи, вплоть до крепкого наружного обода, ошипованного со всех сторон. Улыбающееся солнце же изображал и сам умбон. На голове Гаса в этот раз был круглый кожаный шлем, к которому были грубо приклепаны металлические пластины. Любые украшения на этом крепком шлеме выглядели бы лишними.
Дорога, по которой двигался отряд, вела вокруг холма королевской ставки, окруженной рыцарскими палатками и шатрами, потом мимо холма с армейским лагерем, входящим в хозяйство Бернара, и дальше к обширной поляне, на самом краю которой, ближе к кромке леса, было отведено место для лагеря саксов и вообще всех прибывающих на турнир не франков.
Саксы впервые так вот, при вооружении, причем довольно основательном, появились вблизи позиции франкских войск, и нашлось немало желающих посмотреть на них, таких неустрашимых и неуступчивых, упрямых в своей любви к свободе и нелюбви к агрессивному христианству в течение последних двадцати пяти лет. Когда уже все другие страны и народы, побежденные Карлом Каролингом, смирились со своей участью, саксы, не оглядываясь на соседей, продолжали сопротивление. И простые воины, и даже несколько рыцарей выстроились вдоль дороги, рассматривая длиннорукого коротыша Гаса и его соплеменников. Рыцари, говоря по правде, больше смотрели не на всадника, а на его коня, сразу оценив возможность мощного животного нести закованного в тяжелую броню человека. Простые же солдаты, прошедшие всю Европу, поглядывали на местных воинов откровенно чуть свысока, с некоторой долей пренебрежения. Им, испытавшим удары бойцов многих национальностей, было с чем сравнить, и потому внешним своим видом уважения местные ополченцы у франков не вызывали.
– Не будь я Третьен из Реймса, если я не добуду в схватке этого коня… – громко, почти вызывающе, сказал, стоя в группе других воинов, простой солдат, недавно сопровождавший графа Оливье к королевской ставке.
– Для этого тебе сперва придется сбросить наземь этого волосатого коротышку, – подначивал его другой. – А он, мне сдается, не из самых сговорчивых будет…
– И не таких мы видывали. – Третьен поигрывал секирой, прокручивая в руке рукоятку, отчего лезвие поблескивало на солнце. – Мы всего-то полутора десятком сопровождали к королю графа Оливье, когда этих саксов пара сотен на нас наскочила. И все такие же несговорчивые вначале были. Мы быстро их утихомирили…
– Всех? – раздался насмешливый вопрос из заднего ряда.
– А что… – хвастался воин. – Уж кто-кто, а граф Оливье войну с пеленок знает. Как они в Ронсевале вместе с Хроутландом ущелье держали, так же он и при нас поступил. Самый узкий участок дороги выбрал, и мы ударили в копья! Сразу проход трупами завалили. И всю атаку ихнюю сорвали. И не выпускали их, держали там, пока к нам на помощь герцог Анжуйский не подоспел.
– Да ладно врать-то, Третьен… – не поверил кто-то.
– Точно-точно, так и было, мне про это уже рассказывали… – поддержал хвастунишку посторонний голос. – Правда, я слышал, что саксов было около полусотни. Да разве могут они сравниться с королевскими солдатами, будь на них хоть на всех эти волчьи морды!
– На каждого волка свой королевский волкодав найдется! – почувствовав поддержку, совсем осмелел Третьен. – Вот я и хочу таким волкодавом стать, чтобы этого коня добыть.
Он говорил достаточно громко и совершенно не стесняясь того, что подъезжающий сакс может его услышать. Так хозяина не интересует мнение раба. Гас услышал. Гас никогда себя рабом не чувствовал. И, не останавливаясь для ненужного спора, просто сказал:
