«Хоспади, да кто же они такие?»
— Да приезжали тут одни крутые по весне. Пока еще зимник стоял.
— И что? Говори, не томи!
— Дык камень искали, все о нем расспрашивали. Еще бензина у меня купили. Ругались, что ехать оказалось далеко. А машина у них американская была. Те жрут, только наливай!
— Как выглядели, милок, приезжие?
Лучше бы она била его! За притворной ласковостью старушки скрывалось нечто жуткое до усрачки. По спине Павла Степановича протекла холодная струйка пота. Что же эта оторва вытворяла в молодые годы? Он представил её в чекистской кожанке с Маузером в руках и был вынужден признать, что образ вышел невероятно четким.
— Как? Богато. Одежа вроде бы и охотничья, но ко мне разные люди на охоту и рыбалку ездят. На этих очень дорогое снаряжение было. И машина не из простых. Я еще и подумал — на фига им какая-то каменюка? К старухам отправил. А перед тем метель была. Ну вы помните, какой у нас март вышел? Застряли они, пришлось трактором дергать и бензин продать. Жмоты они!
— Чего так?
— Денег куры не клюют, а мне претензии за цену. Так ты еще топливо сюда привези!
Марфа задумалась и к огромному удивлению старосты достала из наплечной котомки увесистую коробку спутникового телефона. Старушка была лаконична, говоря с невидимым собеседником:
— На месте. Куда он денется? Шевелитесь, в полдень начинаю обряд.
Митриевна охнула:
— Да неужель? Уж более века прошло.
— И что? Камню тысячи.
Марфа Васильевна не стала благоразумно упоминать, что считает древний валун живым. И так слишком много знаний для обычного человека. Она уставилась на старосту.
— Павел Степанович, смотри и запоминай. Тебе нонче это хранить. Мы уже старые.
Староста нервно икнул, но по жизни был человеком резвым, потому при деньгах. Да и хранить тайны умел. ПИ поэтому малость осмелел.
— А откуда он взялся?
— Не знаем, Павлуша. Не нами поставлен. И церковь здесь не зря срублена¸ почитай, еще в веке шестнадцатом при Иване Грозном. А до того лихие новгородцы часовню поставили. Кто доселе жил, нам неведомо. Но ведовство он творил издавна.
Мужчина охнул:
— Так если камень бесовской, то как святое здание тут поставили?
Марфа Васильевна глянула на стариков, поджав губы:
— Вот чему вы молодежь учите? Бесовство! Люди ведь испокон веков на земле-матушке живут. И знали о ней больше нашего. А святые стены округ камня возвели, чтобы людишки недобрые сюда не хаживали и зла не творили. Но пора уж. Дед, термос взял?
— А то как же!
Люди с любопытством и потаенным страхом в душе наблюдали, как ведунья кинула прихваченные с собой травы в горячую воду, а затем тщательно облила Камень отваром. От валуна поднялся пар. Стоявший ближе всех староста к своему ужасу ощутил, что от обычного камня повеяло жаром. И он столько раз ходил над ним⁈ Раздался странный звук. Это Марфа Васильевна ударила отшлифованной косточкой по небольшому украшенному затейливой росписью бубну. Она обошла Камень несколько раз, ударяя все сильней и сильней. Затем раздалась протяжная песня, язык которой был одновременно знаком и незнаком. Слова русские, но какие-то непонятные или очень древние. Такими писали в старинных летописях. Затем раздалось нечто вроде жужжания на высоких нотах, после послышался треск. Как будто одновременно включили электрический генератор и начали рвать бумагу. Ритм становился все реже и звуки тише. Но жар от камня сильней.
Ведунья устало оперлась о стену:
— Павел Степанович, помоги выбраться.
— Сейчас!
Впечатленный происходящий действом староста одним движением поднял старушку наверх. Был он, как и его предки новгородцы, могуч. Хлоптунья, потомственная ведунья бросила в его сторону испытывающий погляд. Ох не зря его выбрали. Просто надо на путь истинный молодца наставить. Чтобы силушку свою богатырскую зря не раскидывал, да умом рос, оберегая тайны поморские.
— И сам вылезай. Нельзя рядом с ним сейчас находиться.
Мужчина поспешил наверх. Меньшее, чтобы он хотел сейчас, так это стоять рядышком с потрескивающим и потемневшим камнем.
— Марфуша, все?
Митриевна была откровенно испугана. Дед Матвей, наоборот, сверкал любопытством. Оперская сущность заиграла.
— Куда там! Мы только начали. Михайло Васильевич, не подведи, родимый.
Старики недоуменно переглянулись. Староста достал из кармана мобильный, чертыхнулся и убрал обратно.
— Молиться можно?
Марфа Васильевна, не оборачиваясь, ответила.
— Худа не будет. Нам все силы пригодятся. Белому царю также зло не по душе. В этом мы с ним едины.
Глава 27
Компас Ломоносова
— Вот отсюда и пойдем. Он где-то тут недалече.
К удивлению Пелагеи, они остановились у Мечкинского кладбища, что сразу за Новодвинском. Борман споро выскочил из машины и вынимал из багажника снаряжение. С собой у него вдобавок к табельному оружию был взят нарезной карабин. Он воровато оглянулся, охотничьего сезона еще не было, и прямо в чехле закинул оружие за спину.
— А нам точно сюда? Мы же собирались в Ширшу.
— Тут все рядом. Пошли скорее.
Как ни странно, но двинулись они мимо заброшенных зданий не в лес, а прямиком к берегу.
Продираясь через кусты минут через пять, опричники вышли к обширным прибрежным зарослям.
— Мечка. Странное название для севера.
— Потому и старинное. Фамилии на «ЧК» все древние. Князь Вячко, что погиб в Юрьеве, брянский боярин Мячко, что прославился во времена Смуты.
— Не каждому давали сакральные буквы? — догадалась Трескина.
— Возможно, — уклончиво ответил старший научный сотрудник Отдела ЧС. — Как и все остальное, этот ритуал покрыт пылью истории. Не нам судить о прошлом.
Пелагея отодвинул очередную ветку. Заросли около берега были густыми. Никто здесь не бродит, когда рядом есть масса протоптанных дорожек.
— Все равно странно. Судим о прошлом, его толком не зная.
— История — это рассуждение в моменте. Её по факту нет.
Трескина удивленно уставилась в широкую спину начальника, но благоразумно промолчала. В последние дни над Отделом и так сгущались тучи. Общее напряжение коллег она чувствовала каждым квадратным сантиметром своего тела. Может, и в самом деле стоит съездить в столицу на учебу. Иногда она здорово пугалась могуществу сил, которыми управляет. Да и управляет ли?
Через сто метров Борман остановился и начал крутить головой.
— Где-то рядом должен лежать. Редко здесь бываю, а этот гад каждый раз перемещается.
— Камень? — несказанно удивилась юная ведунья.
— А ты как догадалась? — повернулся к ней опричник.
— Так, Петр Иванович, он вот там метров через тридцать.
Пелагея указала в сторону северо-востока. Борман тяжело на нее глянул, но послушно повернулся. Что-то сильно начала напрягать его в последнее время эта девушка. Ну не может быть у человека таких способностей! Даже у очень одаренного.
Или это предвестник нечто страшного, или спасение. Иного не миновать. Бывали в истории службы ситуации не самые приятные, когда опричники переходили на Ту стороны и крушили хрупкое мировое равновесие. Тогда в стране начиналась смута и происходили революции. Мало кто знает, что один из Лжедмитриев был выходцем из Опричнины. Как и некоторые декабристы. Большевики же работали в этом направлении долго и вдумчиво, тщательно подбирая «перерожденцев». ЧК ведь не на пустом месте создавалась.
Репрессии тридцать седьмого — это выход наружу тайной, но от этого не менее кровавой схватки с Потусторонним. Потоки людской крови всегда расшатывают зыбкую границу между Явью и теми, кому не место в ней. Проще пролить кровь, чем остановить. Но всему свое время. Как и познанию неведомого. Опричники и их помощники с тех годов крайне редко вмешивались в подобные схватки. Того раза хватило. Но сейчас иной случай. Под ударом они сами. Видать, здорово нужны этому поганцу их северные тайны!
