Но однажды все изменилось. В лучшую ли сторону, или в худшую, Дашка еще не поняла. Только вот пирожных она теперь могла есть сколько влезет без вреда для фигуры. Сбылась ее заветная мечта: она лопала эклеры и стройнела с каждым днем! Правда, теперь ее беспокоили некоторые неприятные вещи, связанные с обретением стройности, но они казались пустяковыми по сравнению с мыслями о смерти, которые, к счастью, совсем перестали ее посещать.
Чудо случилось в конце сентября, спустя месяц после первого обжорства в «Сэр Эклер», разделившего ее жизнь на «до» и «после». Оно явилось в лице хозяина кафе, присевшего за столик Даши как раз в тот момент, когда она, давясь эклером, подсоленным собственными слезами, представляла, как прыгает с моста в холодную мутную реку.
– Прошу прощения, милая барышня, вижу, вы чем‑то расстроены? – прозвучал поблизости чей‑то мужской голос, явно не молодой.
– А вам что за дело? – грубо буркнула Даша, даже не глядя на того, кто заговорил с ней.
– Извините, что потревожил, – вкрадчиво продолжил неизвестный собеседник. Рядом послышался скребущий звук отодвигаемого стула. Кто‑то сел напротив. Дашка демонстративно отвернулась и уставилась на шумящий за огромным окном проспект. Там резвился сентябрьский ветер, задирая на прохожих полы плащей и гоняя по брусчатке желтые полумесяцы ивовых листьев.
– Мне показалось, что проблема в моих пирожных, не так ли?
Остаток эклера выпал из Дашкиных рук, угодив в лужицу карамельного соуса на краю тарелки. Рыжие брызги разлетелись по столу.
– Вы – сэр Эклер? – Дашка, наконец, удостоила собеседника взглядом и сразу смягчилась при виде его забавной кудрявой шевелюры. Дашкины волосы тоже мелко завивались, и это сходство несколько расположило ее к нему. К тому же, возраст мужчины явно близился к шестидесяти, а таким взрослым людям дерзить всегда сложнее, чем ровесникам.
Для человека, связанного с кондитерским делом, он был слишком сухощав. «Разве бывают такие тощие пироженщики? – удивленно подумала она. – Как можно целыми днями находиться в окружении сотен пирожных и оставаться худым, как щепка? Похоже, этот тип врет. Но что ему надо? И вообще, он больше на сыщика похож. Глаза, вон, как сканеры… Наверное, вынюхивает что‑то».
– Меня зовут Эдуард Клер, поэтому смело можете называть меня Эклером. Многие так и делают, я не возражаю. Мне это даже приятно, ведь эклеры – моя судьба. Жизнь нескольких поколений моих предков была тесно связана с этими пирожными, а начало семейной традиции положила легендарная Фанни Фармер, моя троюродная прабабка, написавшая Поваренную книгу Бостонской кулинарной школы. Она включила в нее один из способов приготовления эклеров, который, по ее словам, раздобыла из надежных источников, чуть ли не у самого создателя этого кулинарного шедевра, француза Антуана Карема, но, по слухам, в описании состава ею был пропущен один важный ингредиент. Неизвестно, намеренно Фанни это сделала или по ошибке, но рецепт, рассказанный ею по секрету кому‑то из родных, отличался от указанного в Поваренной книге. Так вот, именно устный рецепт, который впоследствии передавался из поколения в поколение, в конце концов, достался мне в наследство от моей матушки, и те, кто пробовал оба варианта эклеров, утверждают, что мои гораздо лучше, чем приготовленные по той книге.
– Хм… интересно. Наверное, ваша Фанни была ведьмой и передала особый рецепт эклеров, чтобы сводить людей с ума, – заявила Даша, не заботясь о родственных чувствах владельца кондитерской.
Он, казалось, ничуть не обиделся на ее издевку, и участливо спросил:
– Не можете удержаться от лишней порции пирожных?
– Ага. От кучи лишних порций! И поэтому меня так разнесло!
– Понимаю. – Сэр Эклер грустно моргнул. Его светло‑желтые глаза отливали карамельным глянцем.
– Понимаете? Да откуда вам знать, каково превратиться в плюшку для девушки моего возраста? Вы ведь не девушка, и вам‑то давно не семнадцать, – усмехнулась Даша.
– Н‑да… и уже очень давно, – задумчиво произнес потомок легендарной Фанни Фармер, потирая правую бровь средним пальцем. Ноготь на нем отливал нездоровой зеленью, будто давно отмер. Дашку передернуло от мысли, что тот может отпасть прямо у нее на глазах.
Словно кожей почувствовав ее неприязненный взгляд, Сэр Эклер спрятал руки под столом и, подавшись вперед, прошептал:
– У меня есть средство от твоей печали.
От неожиданности Дашка даже не заметила, что хозяин кондитерской перешел с ней на «ты».
– Иголка с ниткой, чтобы зашить мой рот? – пошутила она, но уже без злости. Ей хотелось поскорее узнать, о чем пойдет речь, но Сэр Эклер не спешил продолжать, разглядывая ее с пристрастием патологоанатома перед вскрытием. Дашка в жизни своей не видела работников морга, но почему‑то была уверена, что у тех, кто кромсает мертвые человеческие тела, должен быть точно такой же внимательный, но абсолютно бездушный взгляд.
– Ну, так что вы там предлагаете? – поторопила его Дашка. – Надеюсь, это не личинки паразитов, которые потом вырастут в гигантских червей и съедят во мне все ненужное?
– А что, вполне действенный способ! – шутливо ответил кондитер, но глаза его при этом остались серьезными. – От него вес быстро приходит в норму, им пользуются даже кинозвезды. Похудеешь, повеселеешь, помиришься с подругами. Подумаешь, черви!
– Ой, бе… – Дашка высунула язык, изображая рвотный позыв. – Не надо за столом о червях!..
– Но ты сама начала, – возразил он и умолк, остановленный ее тирадой:
– Лучше уж стану жирной, как… как вон та тетка! – Дашка стрельнула взглядом в сторону столика, за которым восседала на редкость крупногабаритная дама в пушистом свитере. – Такой ценой мне худоба даром не сдалась. Да и без подруг обойдусь, нужны мне эти предательницы! Вон, есть у меня одна подруга – моя тень, и хватит. Слушает, не перебивает, слухов не распускает, и всегда рядом. Лучше не найти!
Неожиданно Сэр Эклер откинулся на спинку стула и зашелся гомерическим хохотом. Дашка смутилась:
– А что я такого смешного сказала‑то?
– Истину глаголешь! – ответил он, закатывая глаза и театрально воздевая руки над собой. Но вдруг придвинулся к ней так близко, что едва не уткнулся кончиком длинного тонкого носа ей в ухо. – А хочешь обзавестись настоящей, живой тенью?
Дашка вскинула на него испуганно‑вопросительный взгляд:
– Что значит «живой»?
– Ну, живая тень – это не бесполезное отражение, целиком зависящее от того, как на тебя падает свет, а верная и преданная спутница, которая будет рядом с тобой всегда, даже когда все прочие тени исчезают.
– Никогда не слышала о таких тенях. Вы меня за дурочку держите.
– Я могу показать тебе место, где таких теней видимо‑невидимо, и ты сможешь выбрать себе любую, какая понравится.
– В такую фигню я, само собой, ни за что не поверю, но всякие фокусы обожаю. Пожалуй, взгляну на эти тени. И где же они?
– О, я так и знал, что ты не откажешься. – Сэр Эклер оживился, воровато огляделся, как‑то нервно щелкнул костяшками пальцев («Ногти бы не поотлетали!» – с ужасом подумала в этот момент Даша), и зашептал:
– Приходи сюда завтра к двум часам.
– У меня занятия в школе, – перебивая, буркнула Даша. – Все‑таки последний год, как‑никак, впереди ЕГЭ. Не хочу пропускать.
– Ночи, – с нажимом произнес кондитер и повторил, заметив ее растерянный взгляд: – В два часа ночи. И не к парадному, а к черному входу. Через арку пройдешь, и жди там. Я тебя встречу.
– Можете не продолжать. Никто меня в это время из дома не выпустит! – сердито отрезала Даша и посмотрела на собеседника с нескрываемым подозрением.
– А ты собираешься всю жизнь разрешения спрашивать? Семнадцать лет, вроде бы не маленькая уже. Вызови такси и выскользни потихоньку. Через пару часов вернешься, по крайней мере до рассвета точно. Родители и не заметят, что ты уходила. А если и заметят, так тебе поможет твоя новая подруга, настоящая тень. Ведь ты вернешься вместе с ней.
