А чтобы фрондерство корни не пустило, в дополнение ко всем кафедрам есть особая в каждом ВУЗе, где только проверенные кадры вести курс истории КПСС могут, товарищи на привилегированном положении находятся. Даже в годы войны паек по литере «Б» получали, в то время как другим профессорам карточку служащего только давали. А том сейчас знали многие, кто вход в архив КПСС имел, но молчали, как в рот воды набрали — разглашение такой информации о подобном «единстве» партийной номенклатуры с народом могло быть крайне чревато «наездом» со стороны «конторы», что скрывается за обозначением трех букв — КГБ.
А оно надо?!
Хотя, нужно отдать должное, некоторые историки о «партийных перегибах» втихомолку могли своим студентам сказать, но не всем, опять же, а тем, кто язык за зубами держать будет.
Все равно находится иуда, стуканет куда надо. И ходит потом профессор целый год, после проведенной с ним профилактический беседы, как в воду опущенный. Скупым на слова становится, как криминальный элемент любит выражаться — «базар фильтрует». И от требовательного стука в дверь аудитории вздрагивает и с лица спадает, бледнеет заметно. Видимо, находятся у чекистов доводы для всех, понятные и действенные…
— Ты куда есть пойдешь в перерыв?
— Да в блинную, не в «бухенвальд» же идти, — пожал плечами Павел — есть комплексные обеды за 50 и 80 копеек ему не хотелось, пищу делали разъевшиеся во все стороны поварихи скверную, даже студенты старались не ходить в институтскую столовую, потому и приклеился такой ярлык.
— Понял, «переходящий вымпел» тебе как всегда очередь занял, — глумливо улыбнулся «Раферти», получивший эту кличку от главного героя одного известного кинофильма о гнусностях деятельности американских профсоюзов. — Лариска-крыска с тебя глаз не сводит, женись — с ее папашей многого в жизни достигнешь!
— Да пошел ты со своими советами! Знаешь куда или направить?!
— Ладно-ладно, не кипятись, я пошел, — «Рафа» отвалил к лестнице, и поднялся из подвала, где была раздевалка, а под лестницей курилка, наверх. Настроение у Никритина стало паршивым — все видели, как дочка всесильного 2-го секретаря Иркутского обкома всячески демонстрирует ему свою покладистость, а это уже страшило не на шутку. Однажды она так и сказала, что отравится, если он ее не полюбит, такую, какая есть. А тут только вздохнуть можно — страшненькая и толстоватая девчонка, охотно «дарящая» свою «женскую ласку» приглянувшимся ей «вечно голодающим» студентам, в его душе вызывала отвращение. А тут после скабрезных слов «Рафы» стало хреново, но есть сильно хотелось, ей он сказал, что обязательно придет в «Блинную», до которой всего сотня метров пути, только перейти нужно на другую сторону улицы. А раз дал слово — нужно выполнять!
Павел поднялся по лестнице наверх, прошел по коридору и вышел на факультетское крыльцо, широкое и с парапетами. Напротив конечная троллейбусная остановка всех маршрутов, но переходить там улицу он не стал. Да и зачем, если это можно сделать у самой «Блинной», там перекресток удобный и улица заметно сужается, чуть ли не вдвое — перебежать за десяток шагов можно. Так что направился, вдыхая мокрый весенний воздух, и слушая чириканье воробьев. И не заметил, как рядом застыла черная «Волга», и двое мужчин с пресным выражением на физиономиях, выглядевших близнецами, стиснули его с двух сторон.
— Гражданин Никритин, — правый крепыш не спрашивал фамилию. такое ощущение, что он знал Павла в лицо. Студент моментально все понял, но все-таки спросил наивно:
— Да, а вы кто собственно?!
— КГБ, — перед глазами мелькнула красная книжица…
Сквер имени Кирова, через площадь здание обкома КПСС
Глава 9
Дела минувшие
март 1980 года
«Я в заднице, причем полностью залез, и сапогом утрамбовали в самое дерьмо, откуда уже не вылезти!»
В душе была полная безысходность — отсидев два дня во внутреннем изоляторе КГБ, припертый к стенке, Никритин впал в отчаяние. Нет, грех жаловаться на содержание, кормили вполне сносно, из столовой, где питались сами чекисты и сотрудники областного УВД, и них она была совместной. Да и сами здания примыкали друг к другу вплотную, на улице, названной в честь наркома по иностранным делам. Не кричали, не «тыкали», и упаси бог, никаких мер физического воздействия, на дворе не 37-й год, а 80-й, летом олимпийские игры начнутся, на которые страны капиталистического мира присутствовать не станут — бойкот объявили. Так что триумф советскому спорту обеспечен, только ему этим победам не порадоваться…
— Собранных материалов вполне достаточно, Павел Иванович, чтобы ваше дело рассматривать вместе со знакомыми вам студентами Костроминым, Загайновым и Поповым. Да, они уже в следственном изоляторе, и получат по семь лет лишения свободы по статьям 70 и 72 УК РСФСР. Причем все трое сознались в своей антисоветской деятельности, выраженной в агитации, направленной на подрыв единого блока коммунистов и беспартийных — это как раз по первой статье, мною приведенной. И вовлекли вас и еще шестерых в свою антисоветскую организацию.
Сотрудник КГБ был ему незнакомым, видел в первый раз. Плотный и крепкий мужчина в штатском, представился как Иван Андреевич — лет тридцати пяти, с добрыми печальными глазами, которые сочувственно смотрели на Никритина. И вот этот взгляд устрашал не на шутку — Павел не сомневался, что если тому отдадут приказ пустить пулю в затылок приговоренному к смерти, он с ласковым взором спокойно его выполнит. Как в том анекдоте. За рассказ которого во времен Сталина могли спокойно осудить по приснопамятной и зловещей 58-й статье — «добрый дедушка, а ведь мог и бритвой по горлу полоснуть!»
— Так что судить вас всех семерых будут по 72 статье — участие в антисоветской организации, что доказано совместными встречами для обсуждения белогвардейских стихов, «обеления», кхе, их образа, а ведь последнее напрямую ведет к разжиганию гражданской войны, в которой Колчак. Деникин и им подобные потерпели поражение, закономерное по историческому процессу. Да и песни так называемого «белого движения» вы совместно распевали, есть многочисленные свидетельские показания.
Крыть в ответ было нечем — все так и было, за уши дело не притягивали и белыми нитками не «шили». А стукачей оказалась прорва — и все выполнили свой гражданский, партийный и комсомольский долг.
И куда теперь деться с подводной лодки?! Тоска!
— Статья 72-я не имеет наказания, но не спешите радоваться. Вместе с ней вменяется та статья, по которой происходит наказание лиц, обвиненных в опасном государственном преступлении. Допустим, если вы участвовали в банде, даже просто знали об ее участниках, то вам будут вменены в вину те действия, которые оные бандиты и совершили. Мы же имеем дело с антисоветской агитацией, за которую и последует наказание. Понятное дело, что к вам отступившим и заблудшим комсомольцам, оно будет не такое суровое, как к организаторам. Так, два-три года лишение свободы получите точно, с отбыванием срока в колонии общего режима. Возможно, дадут еще ссылку — она предусмотрена по подобным делам, понятное дело с запретом проживать в крупных городах, и тем более в Москве и Ленинграде.
Следователь не угрожал, наоборот, с состраданием смотрел на Павла, и говорил о них всех как о «заблудших овцах», к которым не следует сурово относиться даже всемогущему КГБ.
— У вас, кстати, Павел Иванович, нашлись влиятельные защитники, которые утверждают, что вас оклеветали. Эта ваша однокурсница Лариса, дочь 2-го секретаря обкома партии. Поверьте мне — товарищи, кто вас допрашивал, не знали, что вы подали с ней заявление в ЗАГС, которое рассмотрят очень быстро, так как к нему приложена справка о возможной беременности вашей будущей супруги. Вас можно поздравить…
Павел сидел охреневший от такого поворота событий, и открыл было рот, чтобы высказать матами все, что он сам думает по поводу женитьбы. Но наткнулся на жесткий взгляд «комитетчика», пальцы которого многозначительно постукивали по картонной папке, где находились дела. Все стало предельно ясно — перед ним поставили дилемму — или-или.
