— Эта комната такая же твоя, как и моя! Еще одно слово и я разобью твою тупую голову об стену! Мне на хер не нужны твои угрызения совести! Ты делаешь ту работу, которую тебе поручают! Иначе сдохнешь! Ты проводишь зачистку, и это не обсуждается!
Подробные указания получишь позже. А пока продолжай действовать по обстановке. И не смей выдать себя! — Аратим сорвался на крик, что случалось с ним очень редко и только в моменты сильного расстройства. Цеса кипела от злости, но все же понимала, что любое возражение с её стороны сейчас равносильно самоубийству. Специальный поверенный находился в том состоянии, когда даже одна неправильная нотка в интонации могла привести к самым печальным последствиям.
Аратим распахнул дверь и быстро перешагнул через порог, чуть не сбив с ног очередного незадачливого прохожего. Цеса выдержала паузу и с оглушительным треском захлопнула вход в комнату. Ей просто необходимо было сказать последнее слово, как-то выразить свой протест и недовольство, пусть и отдаленным эхом, но чтобы он обязательно это услышал. Что могло быть лучше, чем безмолвный хлопок закрывающейся двери, которая впоследствии от греха подальше была заперта еще и на ключ?
Цеса стояла, прислонившись спиной к шпилю восточной башни, и наблюдала за тем, как медленно солнце опускается к горизонту, скудно просвечивая алыми лучами сквозь черные тучи, заволакивающие небо. Порывы ветра запутывались в кудрявых волосах ведьмы, обжигали холодом лицо и руки, заставляли поглубже зарыться в меховую куртку и прикрыть глаза. Серый каменный пол, испещренный многочисленными трещинами и прогалинами, тем не менее, навевал мысли о славных прошлых временах, когда с этих башен летели стрелы и копья, а крепкие стены выдерживали натиски врагов. Сейчас тут и там между камнями виднелись зеленые проростки, как яркое подтверждение того, что выход есть всегда, что даже среди развалин можно найти место для жизни и роста.
Наблюдая за тем, как сопротивляются порывам ветра молодые растения, Цеса вдруг подумала, что её философское настроение на данный момент совершенно не может обойтись без парочки — другой клубочков дыма.
Медленно затягиваясь сигаретой, она воскрешала свои детские воспоминания, когда жизнь в этой башне казалась ей пределом мечтания, когда белая каменная кладка и ярко светящиеся фигурные окна будоражили её воображение. Цеса всегда с нетерпением ждала праздников, потому что на дворцовой площади устраивали гуляния, и можно было взглянуть ближе на возвышающееся в центре города великолепие, прикоснуться к мечте.
На шпилях развевались синие флаги — цвет рода Станов, металлические покрытия сияли в лучах полуденного солнца и лесенкой спускался вниз белый камень, у подножия падая в объятья нежных вьющихся роз и клематисов, впадающих в зленное море королевского парка. Она любила смотреть наверх и представлять себе вид на город, на поля и перелески, ей казалось, что с восточной, самой высокой башни, можно даже увидеть море.
Цесу завораживали птицы, петляющие между флагами, набирающие высоту и кидающиеся вниз, парящие с расправленными крыльями. Она представляла себя стоящей на башне с хищным соколом на руке. И вот она здесь.
Былой восторг прошел очень быстро. Цеса смирилась с тем, что белый камень снаружи быстро становится серым внутри и очень искусно прикрывается гобеленами и картинами, чтобы не казаться таким уродливым. Объятья вьющихся ядовитых растений уже не казались такими привлекательными, как в детстве, да и с восточной башни совсем не видно моря, даже краешка, как она успела заметить сегодня. Может быть из-за непогоды, может из-за приближающейся грозы, но Цесе казалось, что даже воздух здесь был враждебным, ядовитым, дурманящим твое сознание, заставляя забыть себя, затягивая в липкую грязную пучину человеческих уродств и недостатков. Прошло около года, а она не продвинулась к своей цели ни на шаг, ведьма просто забыла, почему она здесь и для чего все это делает. Круговорот событий, постоянная смена лиц, но при этом одни и те же проблемы, разговоры, сплетни, игры на интерес. Они так лихо закрутили её в своем всепоглощающем жерле, что Цеса очень быстро стала его частью, вместо того, чтобы просто смотреть со стороны и не забывать о своем истинном пути.
Она ненавидела себя, потому что стала одной из тех, кого осуждала и презирала.
Пыталась убедить себя в том, что она не такая, как они, что участвует в этом спектакле вынужденно и не имеет никакого отношения к этой мастерской таксидермиста. Но правда была гораздо более ужасна — Цеса уже давно стала чуть ли не самым рьяным участником этой безобразной оргии и, просыпаясь, каждое утро в своей комнате в восточной башне, вовсе не думала о мести за смерть родителей и справедливости. Она выстраивала стратегию игры, продумывала, что, когда и кому скажет, где преподнесет информацию в невыгодном свете, кого слегка подставит, чтобы впоследствии его смели снежным комом всеобщего неодобрения, порицания и насмешек. Периодически шальное настроение сменялось приступами апатии и ненависти ко всему сущему, потом чувством вины за свое бездействие, за то, что она посмела забыть о своей цели, вся эта смесь заливалась алкоголем и забивалась обсуждением несостоятельности высшего общества, и все начиналось сначала. Бесконечные интриги, тренировки, задания, новые лица, старые прихлебатели и прочие досадные недоразумения создали вокруг Цесы практически непроницаемый кокон, они формировали её интересы, мысли, мировоззрения. Ведьма уже не знала, кому верить, что говорить, куда идти, если только это не касалось четко регламентированного плана действий на очередное поручение Его Величества. Не осталось ни желаний, ни стремлений, ни веры, ни надежды. Ничего, кроме смутного воспоминания о том, что где-то там, за горизонтом её нынешнего мира кроется нечто большее, чем представлено здесь, на пиршестве высшего света. Остановиться и подумать, взглянуть на все со стороны, как раньше, а, следовательно, выделить себе хотя бы пару часов одиночества на башне мечты.
Цеса смотрела вдаль, курила, вспоминала. Вспоминала не события, не действия и даже не людей. Вспоминала себя, тот огонь, ту бурю сопротивления, когда она точно знала, что говорит правду, заявляя Джерому: «Я не хочу быть на твоей стороне!». Воскрешала те чувства, которые испытывала, соглашаясь на сомнительную сделку с Аратимом, борясь с Джогом, подмазываясь к Хлое. Единственное, что держало её тогда — мысль о родителях, надежда на то, что она узнает имя, стремление отомстить, сначала, так уж и быть, научиться всему, но потом обязательно отомстить. Цеса заново выстраивала свою цель, собирала её по кусочкам, расставляла приоритеты, ломала сложившиеся стереотипы, из кучи отбросов выбирала бриллианты истины и заботливо укрывала их под маской придворной дамы. Снова и снова она пролистывала свое прошлое, анализировала настоящее, пыталась построить правильный вариант будущего, не затронув лишь самый дальний уголок своей памяти. Там в тишине и покое вечерних сумерек сидели у камина родители, и пили малиновый чай с шоколадным кексом, ожидая горемычную дочь с учебы.
Мысли роились в её голове, она понимала, что её решение и её игра — это лишь крошечная часть всеобщего маскарада, поскольку в стенах этого замка присутствуют люди, которые могут вклиниться в ровный ход её логических построек. При этом им будет совершенно наплевать на длину и тяжесть пути, который был проделан Цесой, и итогом которого явилось жуткое осознание того, что главный враг ведьмы — она сама. Она сама позволила себе забыть и запутаться. Сама погрузилась в этот гнилой водоворот, сама поставила под сомнение свои ощущения, начала принимать ложь за правду, срослась со своей маской. И только она теперь сможет сломать весь этот фарс, хотя бы внутри себя, вырвать с мясом то, что закрывало уродливой тенью истинную цель, пусть не сразу, постепенно, но она больше никогда не позволит себе сойти с пути.
Ветер со свистом промчался между шпилями, растрепал волосы, первые капли дождя упали на сигарету, дверь в башню со скрипом приоткрылась, приглашая Цесу вернуться в освещенный факелами коридор. Ведьма бросила прощальный взгляд на мрачное небо и поймала на своем лице неожиданный лучик солнца, вырвавшийся из плена серых туч.
Цеса родилась заново.
Комната Аратима вовсе не была похожа на казарму, как представлялось Цесе все это время. Запретная территория неизменно привлекала её внимание, заставляя рисовать в своем воображении разные варианты интерьера жилища специального поверенного, но каждый раз её фантазия останавливалась после комплектования жизненно необходимого набора стол — стул — кровать — шкаф. Дальше Цеса уже не могла себе представить, что еще может привнести в свое личное пространство замкнутый и сдержанный коллега по цеху.
