Я снова взглянул на болота.
— Значит, меня вовсе не случайно перехватили на болотах, на пути к Порт-Кару.
— Это не было случайностью.
— Хо-Хак тоже состоит на службе у Царствующих Жрецов?
— Он об этом не знает. Но много лет назад, когда он бежал с галер и вынужден был скрываться, я спрятал его у себя в доме, а позже помог ему добраться до болот. Поэтому с тех пор он иногда оказывает мне небольшие услуги.
— И что ты сказал Хо-Хаку насчет меня?
— Что мне стало известно о том, что вскоре один из жителей Порт-Кара будет проплывать по болотам.
— И это все?
— Ну, за исключением того, что им следует выставить Телиму приманкой для твоей поимки.
— Ренсоводы ненавидят людей из Порт-Кара.
— Да, — согласился Самос.
— Они могли убить меня.
— Да, определенный риск у меня, конечно, был.
— Ты с такой легкостью играешь судьбами людей, — заметил я.
— На карту поставлены судьбы миров, капитан, — возразил Самос. Я кивнул.
— Миску, Царствующему Жрецу, что-нибудь об этом известно? — спросил я.
— Нет, — покачал головой Самос. — Он бы этого не допустил. Но Жрецы, со всей их мудростью и проницательностью, слишком мало знают о людях. — Он тоже бросил взгляд на болота. — Есть люди, которые выступают связующим звеном между Царствующими Жрецами и человеком, координируют их действия, служа тем самым общему делу борьбы с Другими.
— А кто это — «Другие»? — спросила Телима.
— Не вмешивайся в разговор мужчин, — оборвал ее Самос.
Телима обиженно насупилась.
— Когда-нибудь я тебе все объясню, — пообещал я.
Самос держался вежливо, но, как ни крути, он оставался рабовладельцем.
— Мы предвидели, — продолжал он, — что твоя человеческая сущность возобладает над перспективой бессмысленной смерти на болотах, заставит тебя пресмыкаться и униженно молить о сохранении тебе жизни.
Сердце мое разрывалось от боли.
— Bcе так и было, — пробормотал я.
— Как говорят воины, ты предпочел позорный ошейник свободе умереть с честью.
У меня на глаза навернулись слезы.
— Я обесчестил свой меч, свой город. Я предал все, чему был верен!
— Ты познал себя, познал свою человеческую сущность.
— Я предал свои принципы! — воскликнул я.
— Именно в такие моменты человек учится понимать, что окружающую его реальность, правду жизни нельзя разложить по полочкам. Она слишком сложна и многообразна, чтобы из нее можно было вывести собственные принципы.
Я внимательно посмотрел на него.
— Мы знали, что если ты не будешь убит, ты станешь рабом. Имелась у нас и кандидатура на роль твоего учителя, который сам прошел через всю жестокость и унижения рабства и горел желанием продемонстрировать тебе, воину, мужчине, все его прелести — тебе, человеку, которому предназначалось действовать в этом средоточии человеческих пороков, в Порт-Каре.
Телима грустно уронила голову.
— Вы хорошо подготовили меня для этой роли, Самос, — пробормотала она.
— Нет, Самос, — покачал я головой, — я не могу больше находиться на службе Царствующих Жрецов. Вы перестарались, и я перестарался, выполняя вашу задачу. Как человек, я полностью уничтожен. Я потерял себя, потерял все, чем я был, все, что имел.
Телима уткнулась лицом мне в грудь.
— Ты тоже считаешь, что этот человек уничтожен? — спросил у нее Самос. — Что он потерял себя?
— Нет, — ответила девушка, — мой убар не уничтожен. Он не потерял себя.
Я с благодарностью потрепал ее по плечу.
— Многое из того, что я позволял себе, было непростительно, — сказал я.
— Так поступает каждый из нас, — рассмеялся Самос. — Или поступил бы, или мог бы поступить: все зависит от обстоятельств, с которыми ему пришлось — или не пришлось — столкнуться на своем пути.
— Если кто и был уничтожен, — едва слышно пробормотала Телима, — то это я.
Во взгляде Самоса появилась не свойственная ему теплота.
— Ты пошла за ним даже в Порт-Кар, — заметил он.
— Я люблю его, — ответила Телима. Я крепче прижал ее к себе.
— Значит, ни один из вас не был ни уничтожен, ни потерян для себя самого, — усмехнулся Самос. — Вы — люди, и вам присуще все человеческое.
— Даже слишком, — уточнил я.
— В борьбе с Другими нельзя не быть человечным, — заметил он.
Услышать от Самоса нечто подобное? Я не верил собственным ушам.
— Вы оба узнали себя лучше, чем прежде, — продолжал он, — и это знание поможет вам глубже понять остальных — их силу и их слабости.
— Скоро рассвет, — словно отвечая собственным мыслям, пробормотала Телима.
— Осталось лишь одно препятствие, — заметил Самос, — и ни один из вас, по-видимому, даже теперь до конца его так и не понимает.
— Что же это? — спросил я.
— Ваше высокомерие, — ответил Самос, — столь развитое в вас обоих, — он усмехнулся. — Теперь, когда вы распрощались с иллюзиями, с собственными представлениями о самих себе и познали истинную суть своего характера, когда разрушены ваши прежние идеалы, ваше высокомерие может толкнуть вас в другую крайность. Ведь вы ни в чем не признаете золотой середины. Вы непременно должны быть или Царствующим Жрецом, или животным. Ваше высокомерие потребует от вас либо рождения новых мифов, новых иллюзий, еще более высоких и прекрасных, либо полного отречения от веры во что бы то ни было. Крайность — основная черта вашего характера. Если уж я не лучший, значит, непременно должен быть худшим, думаете вы. Если нет высоких, поражающих своей красотой идеалов, значит, пусть вообще ничего не будет. — Голос Самоса зазвучал тише и мягче. — Но есть и еще нечто, — продолжал он, — между образом, порождаемым воображением поэта, и чавкающим животным, утопающим в грязи.
— И что же это? — спросил я.
— Человек, — ответил Самос.
Я снова окинул взглядом открывающуюся перед нами панораму. Но теперь я смотрел не на бескрайние серые болота, а на город. На «Верну» «Телу», бок о бок стоящие у берега внутреннего причала в моих владениях, на длинные руки калов, зажатые стенами домов и стремящиеся дотянуться до моря, на взметнувшиеся в небо крыши зданий, нетерпеливо замерших в ожидании первых лучей солнца.
— Зачем я был доставлен в Порт-Кар? — спросил я.
— Чтобы подготовиться к новому заданию.
— Какому заданию?
— Раз ты больше не состоишь на службе у Царствующих Жрецов, это не имеет никакого значения.
— В чем состоит задание? — настойчиво повторил я.
— Нужно построить корабль. Отличный от всех известных до сих пор.
Я посмотрел на него.
— Такой, на котором можно было бы выйти за край этого мира, — ответил Самос.
