«Малхарион будет недоволен», — подумал он.
— Талос, — улыбнулась дева, говоря. В этом веселье было примечательным разве что отсутствие издевки и злобы. — Не стыдись, человек. Все умирают.
Он больше не мог стоять. Даже гордость способна гнать тело лишь до определенного предела. Пророк припал на одно колено, из трещин в броне сочилась кровь. При попытке заговорить с его губ сорвалось рычание боли. Обоняние улавливало лишь химический запах его собственных ран. Боевые стимуляторы наполняли его кровь.
Дева приблизилась и даже посмела положить на наплечник раненого воина косовидный клинок, которым оканчивалось её копье.
— Я говорю одну лишь правду, пророк. В этом миге нет ничего постыдного. Ты добился успеха, зайдя столь далеко.
Талос вновь сплюнул кровь и прошипел два слова.
— Валас Моровай.
Убийца склонила голову, взглянув на него сверху вниз. Её длинные, черно-красные волосы от дождя превратились в косички, прилипшие к бледному лицу. Она выглядела, словно тонущая в воде женщина, тонущая спокойно, как святая.
— Многие из ваших злобных нашептываний остаются закрыты для меня, — произнесла она. — Ты сказал… "Первый Коготь", да? — Словам мешал её неестественный акцент. — Это были твои братья? Ты взываешь к мертвым, продолжая надеяться, что они тебя спасут. Как странно.
Клинок выпал из руки, он стал слишком тяжелым, чтобы продолжать его удерживать. Пророк уставился на оружие, лежащее на черном камне и омываемое ливнем. Оно сияло золотом и серебром столь же ярко, как в тот день, когда он похитил его.
Он медленно поднял голову, встретившись взглядом со своим палачом. Дождь смывал кровь с лица, она оставляла на губах лишь соленый привкус и обжигала ему глаза. Талосу не нужно было думать, улыбается ли она. Он видел это на её лице, и ненавидел тепло, сквозившее в этой улыбке. Это сочувствие? Что, правда?
Стоя на коленях, на зубчатой стене покинутой крепости своего легиона, Повелитель Ночи начал смеяться.
Но ни смех, ни бушующая наверху буря, не могли поглотить гортанный звук, издаваемый пылающими двигателями. В поле зрения с ревом появился зловещий десантно-штурмовой корабль, окрашенный в синий цвет. Когда он поднялся над бойницами, с птицеподобного корпуса серебристыми потоками полился дождь. Турели тяжелых болтеров издали общий хор механического скрежета, и это было сладчайшей музыкой, когда-либо ласкавшей уши пророка. Талос все еще смеялся, когда "Громовой ястреб" завис на месте, поверх созданной им же горячей дымки. В тусклом освещении кабины внутри были видны две фигуры.
— Я это предвидел, — сказал он ей. — А ты что, нет?
Женщина чужих уже двигалась. Она превратилась в черное пятно, танцуя среди ливня в плавном рывке. За ней по пятам следовали взрывы — десантно-штурмовой корабль открыл огонь, раздирая камень у нее под ногами ураганом разрывных зарядов.
Какое-то мгновение она бежала по парапету, а в следующий миг просто перестала существовать, растворившись в тени.
Талос не поднимался на ноги, не будучи уверен, что попытка сделать это окажется успешной. Он закрыл единственный уцелевший глаз. Другой ослеп, став кровоточащей сферой раздражающей боли, посылавшей тупые импульсы в череп при каждом ударе двух сердец. Бионическая рука, дрожащая от сбоев в сочленениях и повреждений системы получения нервных сигналов, потянулась к активатору вокса на вороте.
— В следующий раз я вас послушаю.
Заглушая давящий визг направленных вниз двигателей, через внешние вокс-динамики десантно-штурмового корабля зажужжал голос. Помехи лишали его интонации и модуляций.
— Если мы не уйдем сейчас, второго шанса у нас не будет.
— Я сказал тебе уходить. Приказал.
— Господин, — затрещали в ответ внешние динамики. — Я…
— Проклятье, уходите, — снова посмотрев на корабль, он разглядел две фигуры более отчетливо. Они сидели бок о бок в креслах пилотов. — Вы официально освобождены от службы мне. — Он небрежно произнес эти слова по воксу и вновь начал смеяться. — Повторно.
Десантно-штурмовой корабль продолжал висеть наверху, двигатели издавали ужасающий визг, обрушивая на зубчатую стену потоки горячего воздуха.
Заскрежетавший по воксу голос на этот раз принадлежал женщине.
— Талос.
— Беги. Бегите подальше отсюда, от смерти, которую несет этот мир. В последний город, и садитесь на ближайший покидающий планету корабль. Империум приближается. Они станут вашим спасением. Но помните, что я сказал. Если Вариель выскользнет живым, то однажды ночью он придет за ребенком, куда бы вы не сбежали.
— Может, он нас никогда не найдет.
Смех Талоса, наконец, стих, хотя он и продолжал улыбаться.
— Молись, чтобы так и было.
Он сделал вдох, который словно резал его ножом, и привалился спиной к стене, заворчав от острой боли в разорванных легких и сломанных ребрах. Боковое зрение заволакивало серым, и он уже не чувствовал пальцев. Одна рука легла на треснувший нагрудник, поверх ритуально разбитой аквилы, отполированной дождем. Другая — на упавший болтер, оружие Малхариона, лежавшее сбоку, где он выронил его в предшествовавшей битве. Пророк перезарядил двуствольный болтер онемевшими руками и снова медленно втянул холодный воздух в не желавшие более дышать легкие. Кровоточащие десны окрасили его зубы в розовый цвет.
— Я иду за ней.
— Не будь дураком.
Талос позволил дождю смачивать обращенное кверху лицо. Странно, как мимолетно проявленное милосердие позволило им думать, что они могут разговаривать с ним подобным образом. Он поднялся на ноги и зашагал по вытертой, полуразрушенной стене, сжимая в руке сломанный клинок.
— Она убила моих братьев, — произнес он. — Я иду за ней.
Сначала он подошел к телу Сайриона. Метательная звезда почти ничего не оставила от его груди, черное пламя пожрало и ребра, и органы под ними. Он осторожно снял шлем с Сайриона — как из-за почтения, так и из-за собственных ран.
Талос моргнул, когда Сайрион внезапно схватил его за руку. Черные глаза его брата закатились и ничего не видели. По лицу стекали слезы дождя, подобно молниям на его шлеме.
— Узас, — произнес Сайрион. Одно его легкое дрожало в развороченной груди. Единственное сердце все еще слабо билось.
— Это Талос. Узас мертв.
— Узас, — повторил Сайрион. — Я тебя ненавижу. Всегда ненавидел. Прости меня.
— Брат.
Талос провел ладонью над лицом Сайриона. Ноль реакции. Он полностью ослеп.
— Талос?
Он взял Сайриона за руку, обхватив его запястье.
— Я здесь, Сай.
— Хорошо. Хорошо. Не хочу умирать один.
Он снова откинулся на камень.