Я полагал, что это было неизбежно. Невозможно везде поддерживать великолепную картинку, и ничто не может быть безупречным на всем пути вниз. Тем не менее, я был разочарован тем, что так много залов было закрыто, и оказался поражен угнетающей атмосферой глубоких мест. Временами я ловил на себе чьи-то взгляды, прежде чем они исчезали во тьме. Они не были враждебными, не совсем, но и не выглядели приветливыми. Мне казалось, что они боятся. Возможно, даже сильно, и я не мог понять почему, потому что здесь не могло существовать никаких угроз для них, не в собственном пустотном дворце Ангела.
Я не мог задержаться там слишком надолго, что, возможно, было и к лучшему. Мне нужно было оставаться в местах с постоянным освещением и чистым воздухом. Я не знал, что из этого оказалось следствием моего обычного недомогания, а что — похмельем от того, что я видел на поверхности планеты. Я постоянно задавался вопросом, не оказалась ли Видера права, и яды Баала все же повлияли на меня. Я принял все контрмеры, но что-то могло просочиться. Приняв еще лекарств, я стал надеяться, что они помогут.
Чтобы занять себя, я делал то, что предложил Бел Сепатус, и посетил корабельный архив. Главный архивный зал оказался великолепным местом, оборудованным не хуже любой библиотеки цивилизованного мира. Это было помещение с высоким куполом, около пятидесяти метров в высоту, у стен стояли полки, простирающиеся до потолка. Многочисленные террасы были из полированного дерева, винтовые лестницы из мрамора, а изящная фурнитура из бронзы и золота. Подвески парили в теплой дымке, словно драгоценные камни. Слуги сновали из стороны в сторону, собирая книги для ученых. Здесь никогда не было многолюдно, и длинные полированные столы в основном пустовали, когда я приходил сюда. Иногда здесь присутствовали члены легиона, возможно, один из их новоиспеченных библиариев, размышляющих над каким-нибудь трактатом. Изредка я видел других офицеров, которые изучали историю или анализировали тактические отчеты с других театров.
Ничто из того, что я нашел, не приблизило меня к расшифровке значения знака глаза. То, как Кровавые Ангелы украшали свои доспехи, в большинстве случаев оказывалось очень индивидуальным — я подозревал, что лишь часть знаков, видимых на боевых пластинах, являлась частью официальных схем, а большинство отражала личный эстетический или культурный выбор. Все мои попытки узнать о загадочном символе ни к чему не привели. Я начал думать, не привиделся ли он мне — ведь там, внизу, все было запутано.
Именно в этот момент, когда я занимался этим, окруженный грудами тяжелых книг, рассказывающих о геральдике древних кланов на Баал Секундус, вернулась Видера. Когда она села напротив меня, я понял, как давно мы не разговаривали. Она выглядела прекрасно. Прямо сияла.
— Продолжаешь работать? — спросила она.
— Именно. А ты?
Она достала портативный проектор, настроила его и создала двухметровую проекцию. Это был ее последний проект, незаконченный портрет примарха во время войны.
Он был хорош. Очень хорош. Впечатляющее сходство, превосходная композиция. Но это был не он. Это оказался не то воплощение разрушения, который я видел на поверхности, тогда его крылья рыдали, а глаза пылали. А это было безмятежное чучело из золота и серебра, парящее, как казалось, без усилий над полем битвы неуклонно наступающих Кровавых Ангелов. Я не заметил и следов смерти и обломков, которые загромождали руины, лишь почти бескровный штурм, в результате которого башни остались более или менее целыми.
— Что ты думаешь? — спросила она.
Я попытался найти что-нибудь приятное.
— Это… прекрасная работа.
— Ты ненавидишь это, — ответила она, засмеявшись.
— Нет, я…
— Я знаю почему, — она наклонилась ближе, ухмыляясь. — Твоя приверженность правде. Твой характер. Ты не любишь, когда все выглядит красиво.
— Ну, я…
— Но что, по-твоему мнению, мы здесь делаем? Как ты думаешь, почему наши хозяева вообще нас терпят? Чтобы мы говорили все, что хотим? Ха. Ты меня забавляешь.
Я понял, что сейчас последует лекция и позволил ей говорить.
— Они должны быть успешными. Должны быть так. И это удастся только потому, что есть сотня миров, снабжающих этот флот, и все они производят пушки, корабли и полки поддержки. На каждой линии мануфактуры висят копии этих изображений, и эти копии должны стать тем, что помогает им штамповать гильзы и пришивать погоны. Им не нужна твоя грязь и нюансы. Им нужно что-то, что заставит их встать утром и отправиться на первую смену.
— Я просто думаю… ну, он уже достаточно впечатляющ.
— Правда? Возможно. Но образ должен быть простым. Безупречным. Чем-то, что можно повторить, дословно, одинаково на каждом мире, где он будет найдет.
— Я понимаю.
— Но ты будешь другим, верно? Ты напишешь все так, как оно есть на самом деле.
Я пожал плечами.
— Я имею в виду, что это ты выбрала меня. Ты знала, что я делал раньше.
— Твое имя известно. Оно принесет тебе читателей. И когда они увидят, что ты — ты смирился со всем этим, увидел свет в Крестовом Походе, это будет иметь значение.
Я невесело улыбнулся.
— Так вот что это было. Не мой талант.
— У тебя его тоже предостаточно. Тебе просто нужно его сейчас использовать.
Я кивнул. Я думал об этом.
— Дело в том, что мне придется сорвать этот нарыв. Мне придется приподнять его и посмотреть, что под ним. Я ничего не могу с собой поделать. — Я поднял на нее глаза. — Не волнуйся. Он удивительный. Я могу рассказать об этом всем, и в этом не будет ни толики лжи. Но ты должна была кое-что заметить. Все они. — Я огляделся вокруг, проверяя, не наблюдают ли за нами. — Что-то… не так.
— Что ты имеешь в виду? — она нахмурила брови.
— Я не знаю. Я не могу ответить. Они самонадеянны. Они феноменальны. Что это было — пять дней, чтобы покорить этот мир? Это безумие. Но они не машут руками. Они ходят так, словно их собственные тени пытаются подставить им подножку. — Я поднял брови, развел руками. — Возможно, ничего нет. Я не знаю. Я не очень хорошо себя чувствую. Я просто чувствую что-то. Не только от них. От него тоже.
Она снова рассмеялась, с недоверием.
— Твои стандарты довольно высоки.
— Да. Но не пойми меня неправильно. Я видел его там внизу. Внушает благоговение. В буквальном смысле. Но ты когда-нибудь… — Я запнулся. Я даже не знал, что хотел сказать. — Я так много не могу понять. То, что они не хотят мне говорить. Корабль вернулись на Баал — ты знаешь это? У них не было никаких меток, ничего в расписании. Я узнал об этом только потому, что его засекли на боевом канале, с которым я возился. И меня спас этот воин, и никто, похоже, даже не знает о его существовании, но я уверен, что он существует. Они не откровенны со мной. Возможно, и ты тоже.
Я думал, что она будет насмехаться над этим. Это звучало жалко, и это говорил я.
Но она не насмехалась.
— Ты же знаешь, что можешь поговорить с ним, — произнесла она. — У тебя есть такая возможность.
— Я не знаю, осмелюсь ли я на это.
— Ты должен. Именно поэтому ты здесь.
Мне не нравилась сама мысль об этом. Просто находиться в его присутствии уже было достаточно пугающее. Какая-то часть меня хотела лишь вернуться в каюту, попытаться отдохнуть, возможно, даже стереть все записи в дневнике.
Однако его крылья были в крови.
— Я подумаю об этом, — ответил я.
* * *
Он посмотрел на меня такими проникновенными глазами. Они более не пылали яростью. Глядя на них, я с трудом мог восстановить в памяти его прежнее выражение. Я не мог себе это представить. Он выглядел так, словно никогда не сердился, как одно из высеченных изображение в его обширном саду со статуями или, возможно, один из портретов Видеры. Холодный, спокойный, неподвижный.
— Теперь мало кто спрашивает меня о тех днях, — произнес Сангвиний. — Сейчас они мне уже кажутся другой эпохой.
