Она не для графа Сноррика Твердошлема, мелькнула у меня в черепе резкая, как бритва, мысль. Она… вообще пока ни для кого в этом мире.
— Ваше высочество, — сказал я, — мы пока что бессовестно крепко обосновались в этом городе в ожидании, пока подойдут армии герцогов Меган-вэйла и Шварцкопфа.
— Надеюсь, — сказала она царственно, — вам понравилось в Бриттии!
— Потому, — закончил я, — и вам придется ютиться не в королевских палатах…
Она прервала живо:
— Принц, последнее время я роскошно жила в шатре!
Я передал ее руку ревниво поглядывающему на меня Адриану, и этот вечно улыбающийся красавец повел ее к лордам, а я смотрел и повторял себе грустно: не для графа, не для графа…
Тот пожелает привычно запереть ее в замке, и все женщины так же привычно с этим мирятся, потому что мужчина принимает на себя весь груз забот и опасностей, это удобно, так защищеннее, но вот находятся же такие сильные и прекрасные, что готовы разделить с мужчиной трудности жизни.
Увы, слишком мало мужчин, готовых принять эту крамольную мысль.
Лаутергарда, прекрасная и надменная, как-никак Дочь могущественного короля Ричмонда Драгсхолма, устроила своим появлением фурор в Баббенбурге. Наши прибывшие лорды: Лихтенштейны, Сулливан, рыцари Фоссано, Шателлена и Вендовера — ходили за ней, как гуси, счастливо гогоча, очарованные и ее амазонистостью, и острым живым умом, и знанием политики и способов управлять землями.
Тем временем Норберт сообщил, что его разведчики обнаружили довольно большой отряд, что завтра пройдет вблизи Баббенбурга, численностью около двух тысяч человек. Но в нем довольно большое ядро хорошо вооруженных рыцарей, около трехсот тяжелых всадников, что мало уступают по вооружению рыцарям, а остальные просто примкнувший к ним сброд.
— Обоз? — спросил я.
— Никакого, — доложил Норберт. — Только конные.
— Значит, пробавляются грабежами, — сказал я. — Что ж, такие соединения надлежит приравнивать к разбойничьим, а это значит обращаться соответственно.
— Истребить, а сдавшихся повесить?
— Если сдавшихся будет слишком много, — ответил я, — то зачем лишний труд?
— Где слабый ненавидит, — мудро заметил Альбрехт, — сильный уничтожает.
Я кивнул в его сторону.
— Видите? Весь народ единогласно за то, чтобы лишних уничтожить.
Норберт ответил очень серьезно:
— Тогда прислушаемся к гласу народа. Более того, выполним его божественную волю.
Он отбыл, Альбрехт фыркнул вдогонку.
— Все-таки ему нужно на кого-то ссылаться в таких случаях.
— Еще бы, — согласился я. — Никому не хочется ходить в военных преступниках.
— А это что?
— Да как вам сказать… есть такие, что хотят быть святее папы римского. Обожают рыться в истории и судить людей прошлого не по меркам того времени, а которое придет через тысячу лет.
— Да уж, — пробормотал он озадаченно, — каких только лицемеров не рождает земля. Надеюсь, таких вешают?
— Если бы, — пробормотал я. — Но, к счастью, таких вешать можем мы.
Адриан первым вызвался перехватить вражеское войско и уничтожить на месте, Леофриг Лесной сказал непререкаемо, что он пойдет тоже, хотя бы для того, чтобы посмотреть, как мальчонка ведет себе в бою, на что тридцатилетний мальчонка не посмел и пикнуть.
Братья Лихтенштейны не собирались идти на какую-то мелочь, но когда услышали, что Лаутергарда поедет в отряде Адриана, тут же засобирались и велели оруженосцам приготовить все необходимое на завтра к выступлению.
На рассвете люди Норберта сообщили о приближении неприятеля. Раньше этой дорогой прошли две армии Мунтвига, потому эти двигаются беспечно, не предпринимая мер безопасности.
Дружина Леофрига заняла удобную позицию в конце не такой уж и узкой дороги, но все-таки проложенной среди отвесных холмов. Дальше она снова расширяется до пределов степи, потому лучше ждать противника здесь, где они не смогут разбежаться.
Я проехался на Зайчике вдоль рядом, Бобик носится вокруг, уже знает, что перед боем прикажу оставаться здесь на месте, потому чуть ли не кувыркается от восторга, спеша насладиться всем этим великолепием.
Кони переступают ногами, иногда обнюхиваются, но шелест многочисленных знамен заглушает как поскрипывание конской сбруи, сдержанный лязг металла, так и негромкие разговоры.
Адриан объехал передний ряд своей дружины, молодец, придирчиво проверил, насколько все готовы. За его рыцарями, раз уж опоздали вызваться, расположились Лихтенштейны с их рыцарями, а также, как я привык его именовать, примкнувший к ним Сулливан со своей небольшой группкой.
Адриан прокричал весело и страшно:
— Шагом!.. Вперед!
Вся стальная масса колыхнулась, но осталась на месте, а первые линии, одна за другой, начали отделяться от стального монолита, а за ними сдвинулись с места остальные, и лишь когда уже все шли медленно и грозно, Адриан всмотрелся в приближающихся всадников, взмахнул рукой.
Звонко пропела труба, кони послушно перешли на рысь. С той стороны уже несутся галопом, еше не зная, сколько им противостоит этих безумцев. Рыцарская конница некоторое время двигалась на рысях, уже и я забеспокоился, расстояние сокращается с каждым мгновением, наконец Адриан вскинул руку.
Труба торопливо прокричала приказ идти галопом. Земля загудела под тяжелыми ударами могучих коней, покрытых стальной броней. Две лавы летят друг другу навстречу, как две тени грозовых туч в ясный солнечный день, Адриан впереди со вскинутым мечом, его дружина как раз набрала полную скорость таранного удара.
Когда произошла сшибка, сам Анриан и его рыцари долго неслись свозь ряды легкой конницы, раздавая свирепые удары, пока не достигли ядра, где навстречу мчится такая же закованная в сталь конница рыцарей Мунтвига.
Я то и дело останавливал недоумевающего Зайчика, тот начал коситься на меня в удивлении: не заболел ли, всегда же раньше понуждал мчаться во главе и рубить, топтать, сбивать с ног…
— А взрослеть когда? — спросил я его сердито. — Да, самому не хочется, но вот надо!.. Обстоятельства! Общественная нагрузка! Репутация стратега!
Следом за дружиной Адриана несутся неудержимо, как бронированные слоны, могучие Лихтенштейны во главе с Зигмундом и Сулливаном. Эти гиганты даже не останавливались, опрокидывая, как коз, коней противника вместе со всадниками, и все стремились добраться до рыцарского отряда противника, где уж начали бой люди барона Адриана.
Лаутергарду Адриан скрепя сердце поставил в окружении Лихтенштейнов к их неописуемому восторгу, где среди этих исполинов она должна быть в безопасности, пусть даже и окажутся хоть в самой гуще сражения…
