Внезапно Лия остановилась и оглянулась на город. Солнце поднялось высоко и сверкало на медных куполах и струях рукотворных водопадов, как горсть драгоценных камней. В глазах девочки засверкали слезы.
Мой дом.
Она произнесла эти слова одними губами, чтобы просто ощутить их, хотя они и значили для нее совсем немного. Ее, будто плотным сырым одеялом, окутала безнадежность. Правда состояла в том, что, хотя Лия и знала назубок всю паутину хитросплетений улиц и тоннелей канализации, она никогда не чувствовала себя там, как дома. Лия была отверженной даже среди жителей Калдея. Может, отсюда он и выглядел красиво, но она изведала его темное и грязное нутро, где собиралось всякое отребье. Постепенно Калдей превращался в зверя, только и ждущего, чтобы проглотить тебя целиком.
По крайней мере, так обычно говорила Гиллиан. Подумав о матери, Лия испытала бурю противоречивых чувств, от одиночества до панического ужаса. Ее мама заболела. Лия не забыла тот парализующий страх, когда позапрошлой ночью Гиллиан начала рассказывать ей о демонах, купающихся в крови, а потом вытащила ее из постели. Хорошо хоть к ним пришел этот старик. Потом были огонь, дым, гарь, суматоха и смутное ощущение того, что мама каким-то образом причастна к пожару.
Лия помнила, как Гиллиан скатывалась в собственное безумие. Но она являлась единственным родным человеком для девочки. Гиллиан всегда заботилась о Лие. Случались в их жизни и светлые времена.
Она моя мать.
Вот и все, что поняла девочка. А теперь она словно отрезанный ломоть. Она ощутила тоску и потерянность.
Что с ней будет? И куда увели Гиллиан?
Лия, судорожно сглотнув, посмотрела на старика. «Где моя мама?» — хотела она спросить его. Дядя Декард, так его называла Гиллиан, вряд ли приходился ей родственником. Он медленно шел вперед, опираясь на посох. И не оборачивался.
Она смотрела, как он отдаляется от нее. Он — странный, сухой и пугающий. Такими, наверное, бывают строгие учителя в школе. Но Лия явно заставляла его нервничать. Он вел себя слишком осторожно. Он что думает, что она запоет, встанет на голову или начнет бегать по кругу, вопя изо всех сил? Но Гиллиан ему доверяла. А если он решит продать ее, Лию, в рабство или что похуже? Она слышала о волшебстве и заклинаниях, но не знала, что он все-таки произнес, когда они отправились в путь. И ведь ничего не произошло. Может, он и волшебник, но не очень могущественный.
А если он занимается темной магией? Если меня принесут в жертву демонам, которые охотятся за мной, как всегда говорила моя мама?
От такой мысли у нее по спине побежали мурашки. Предупреждения Гиллиан упорно не желали покидать ее ум.
Стоя здесь, на вершине холма, она ощутила, будто мир исчез, а вокруг нее не осталось ничего, кроме пыли. Вспомнила мальчишек, издевавшихся над стариком в городе, а потом набросившихся на нее. «Я как тот нищий, вздохнула она. Некому обо мне позаботиться, и пойти мне некуда». Слезы покатились по ее грязным щекам, и она вытерла их, размазывая сажу, до сих пор покрывавшую ее кожу. Подавила внезапное желание побежать следом за Каином, плюхнуться перед ним на колени и зареветь.
Из транса ее вывел звук хлопающих крыльев. Над ее головой кружил огромный ворон, с гигантскими крыльями. Она вздрогнула. В Калдее тоже был ворон, он терзал клювом мертвую плоть и таращился на нее глазами-бусинами. Может, ее ищет кто-то жуткий, злобный и гораздо более смертоносный?
Грядет нечто ужасное…
Небо потемнело, и землю накрыла тень. Лия плотнее запахнула плащ Джеймса и бросилась вперед, следом за стариком. Когда она догнала его, то почувствовала себя лучше. К добру ли, к худу, но теперь он единственный, кто способен ее защитить. Но как он к ней относится, она и понятия не имела.
Они остановились на ночлег прямо на дороге, на твердой придорожной земле, при свете звезд. Лия дрожала, и они не спали до самого рассвета. Старик дал ей откусить пару кусков хлеба и отпить пару глотков воды из небольшой фляги. Прошли часы, солнце уже клонилось к закату на западе, а он все шел, неторопливо, но без устали, слегка быстрее, когда они спускались, и медленнее, когда начинали подниматься в гору.
С того момента, как они миновали развилку, они никого не встретили и почти ничего друг другу не говорили. Тишина будто стала живым существом, сопровождающим путников. Горло у Лии пересохло. Тело онемело. Живот урчал и болел от голода. Она ничего не ела, кроме хлеба и воды, а Каина подобные мысли, похоже, вообще не волновали.
Вскоре они добрались до реки с крутыми берегами, заросшими камышом. Через нее вел деревянный мост, весьма ненадежный на вид. Вода была черной и неподвижной. Затем дорога уходила вверх, петляя между скал. Вдалеке виднелись мрачные горы.
— Нам надо найти место, чтобы передохнуть, — устало сказал старик.
Его лицо прорезали глубокие морщины. Сейчас он не казался страшным, его высокое и худое тело выглядело хрупким, а не мощным.
Кто же он? Она хотела задать этот вопрос, но решила промолчать. Они побрели вдоль берега. Сухая трава шелестела о край плаща, подаренного Джеймсом. Наконец они вошли в небольшую рощу с тоненькими деревьями. Однако земля была сухой и мягкой, а редкая листва давали хоть какое-то укрытие от любопытных глаз.
На сухой и открытой дороге солнце пекло невыносимо, а здесь было попрохладнее. Старик положил свой рюкзак на плоский камень. Лия пригнулась под низко свисающей веткой и приблизилась к Каину. Она зажмурилась, чтобы расслабиться и приспособиться к полумраку. Старик присел на камень и начал аккуратно гладить свои ступни. Она заметила, что его ноги, обутые в поношенные сандалии, были замотаны тряпкой. На ткани пестрели пятна крови.
— У воды есть озерный камыш, — произнес он. — Высокий, с серыми пушистыми верхушками. Из его корня можно сделать полезную мазь. Не принесешь мне немного?
Лия побежала к реке, туда, где камыш рос гуще всего. Спустилась по склону, тщательно избегая топких мест внизу, сунула руки в воду и зачерпнула. Поднесла ко рту и принялась жадно пить. Вода на вкус немного отдавала металлом и песком, но она не могла оторваться. Потом выдернула несколько камышей и, держа в руке толстые белые корни, похожие на больших червей, вернулась в рощу.
Каин выложил добычу на камень и принялся растирать корни, превратив их в молочно-белую пасту. Он снял сандалии, стянул тряпки и намазал мазью кровоточащие раны. При этом он слегка шипел, будто его обожгло. После долгой паузы он закрыл глаза.
— В растении имеется какое-то вещество, которое ослабляет боль, а также помогает подсушить и защитить поврежденную кожу. Скоро она заживет. Пепин в Тристраме часто пользовался такими средствами, после того…
