Окетар протягивал руку и забирал в свои объятия одно судно за другим. Сквозь шум ветра до него доносились вопли матросов и бешеная дробь барабанов. Однако многим не удалось вырваться — кормой вперед их затягивало за край воронки. Десятки, дюжины. Они исчезли за считанные мгновения. А немногие уцелевшие враги стремительно бежали прочь. Они гребли так усердно, словно ждали, что Окетар поднимет руку и одним ударом отправит их на дно океана.
Водоворот быстро потерял силу, а ветер стих. Ильев понял, что все кончено, когда волны дошли до капера и начали мягко его покачивать. Триарх выпрямил румпель. Он смотрел на опустевший океан. Тишина и безмолвие. Челюсти Окетара захлопнулись.
— Окении! — Голос Ильева был похож на хриплое карканье. — Окении. Мы благодарим Окетара за то, что он сегодня пощадил нас. Мы благодарим его за то, что он взял у нас наших врагов, но мы оплакиваем тех, кого мы лишились в этот день победы.
А это была победа, тут сомневаться не приходилось. Однако она ощущалась как неправильная. Как будто у него украли возможность проявить себя и стать первым кораблем, который вошел бы в гавань, гордясь боевыми ранами и поднимая стяг победы. Сражение вокруг них прекратилось. Команды всех кораблей Царда и Конкорда стояли и молча глядели на воду. Гребцы на палубах перестали грести, потрясенные присутствием силы, которой невозможно противостоять.
Вскоре матросы Ильева снова взялись за весла. Триарх притянул к себе румпель, и капер развернулся, направляясь к гавани. По судам Конкорда сигнальные флаги передавали приказы. Триремы и боевые галеры начали продвигаться к гавани, чтобы закрыть ее от цардитов. Но те цардиты, которые видели водоворот, потеряли желание сражаться, а те, кто плыл позади них, либо повернут по примеру отступающих товарищей, либо встретятся с подавляющими силами окетанов.
В нескольких сотнях ярдов от них всплыла какая-то бочка и закачалась на спокойной глади моря. Триарх вскинул голову.
— Помните: мы матросы и морские воины, и у нас осталась честь. Давайте искать живых! Окении, двадцать гребков, полегоньку.
* * *
Джеред ощущал необычайное спокойствие. Он еще видел свет, играющий на поверхности воды, но он становился далеким и неярким. Водоворот успокоился, и его больше не тянуло на глубину. Казначею удалось отстегнуть плащ и снять кирасу, но потом запас воздуха кончился, а до поверхности оставалось еще очень далеко. Он смирился с тем, что утонет, и перестал двигать руками, позволяя морю забрать его в свои объятия. Глаза у него закрылись, а рот открылся.
Смерть играла с ним. В его легких появилось ощущение тепла, на губах собрались пузырьки, и их прикосновение стало почти чувственным, любовным.
Джеред распахнул глаза.
Перед ним была Миррон. Ее губы прижимались к его губам, и она вдыхала в него жизнь поцелуем, который не кончался. Он поднял ладони к ее щекам. В такой близости ее лицо расплывалось, текущая мимо них вода пузырилась из-за останков кораблей, увлеченных на дно. Но он был свободен, и если это не стало его грезой смерти, то он был жив.
Они поднимались. Медленно, но неуклонно. Джеред почувствовал легкость и решил, что сможет плыть. Он сделал было движение, но Миррон остановила его, покачав головой. И они в такт заработали ногами, медленно поднимаясь: ее губы на его губах, тела соединены в объятии!
Джеред хотел, чтобы это длилось вечно. Подводный мир был волшебным, и он ощущал такую свободу, какой никогда еще не знал. Она дышала за него, и она его целовала. Казначей прогнал мысли, незванно пришедшие ему в голову. Это было чудом, чистым наслаждением, которое не следовало ничем пятнать.
Они вынырнули на поверхность, и Джеред сделал глубокий глоток холодного свежего воздуха. Он поперхнулся и раскашлялся, тело свело судорогой. Миррон отпустила его и теперь плавала вокруг, оберегая. Казначей попытался ее поблагодарить, но начал снова выкашливать воду. А потом смог только лечь на спину, лишившись сил.
— Я не смог за тебя держаться. Но ты за мной вернулась.
— Я не могла допустить, чтобы ты там умер. Я не могла тебя оставить.
Наверное, Джеред потерял сознание, потому что его следующим ощущением стало тепло. Он услышал скрип дерева и плеск весел. Казначей снова открыл глаза, пытаясь понять, не сон ли все случившееся под водой. Но это был не сон. Миррон гладила его по голове. Кажется, она плакала. Ее плечи прикрывала мужская туника.
Казначей лежал на дне открытого судна. Спиной он ощутил жесткую решетку и приподнялся на локтях. Они оказались на капере окениев. Мужчина за румпелем смотрел прямо перед собой, хмуро сдвинув брови.
Джеред позволил Миррон помочь ему сесть. Они оказались не единственными обломками кораблекрушения, подобранными в воде. Ардуций лежал на спине, и рядом с ним сидел Оссакер. Широкая улыбка расплылась на лице казначея. Оссакер прижимал ладони к ногам Арду. Его лицо покрыли морщины, и оно стало пепельно-серым от усталости. Но Ардуций был жив.
— Ох, ну до чего же вас трудно убить! — ухмыльнулся Джеред. — Как он?
— Будет жить, — ответил Оссакер. Он судорожно вздохнул. — Он совсем без сил, и что-то сломало ему ногу. Хорошо, что я его не выпустил. — Он повернулся и обхватил Джереда за шею. — Мы решили, что потеряли тебя, Пол.
— Я тоже, Осей. Я тоже.
Казначей долго обнимал Оссакера, но потом разжал руки и кивнул рулевому.
— Спасибо, — сказал он.
— Нельзя было допустить, чтобы вы умерли от холода, казначей Джеред, — отозвался рулевой.
— У тебя передо мной преимущество. Ты меня знаешь.
— Карл Ильев. Седьмой отряд окениев. Мы нашли вас всех в одном районе. Не могу понять, как это вы остались живы.
У Джереда сжалось сердце, и вся его радость исчезла.
— Но мы стольких потеряли! Бедняга Кован. То копье должен был принять я. Я стал слишком медлителен. Слишком стар.
— Если бы он не умер тогда, то утонул бы. — Миррон прижала ладонь к щеке казначея. — Его некому было бы спасти.
Джеред кивнул.
— Но он спас тебя. Я всегда знал, что его отвага проявится.
Миррон опустила голову. Она не стала сдерживать слезы.
— Кто он был? — спросил Ильев.
— Сын Арвана Васселиса, маршала-защитника Карадука. Юноша с прекрасным будущим. Был бы.
Ильев кивнул.
— Эта демонстрация — ваших рук дело?
— В некотором смысле. — Джеред пожал плечами. — Но главный творец — Ардуций.
— Наверное, мне следовало бы вас поблагодарить, но…
— Не надо, — сказал Оссакер. — Мы понимаем.
* * *
— Ну же, Неристус! Сделай свой лучший выстрел! Роберто быстро скакал к левому флангу, на котором Даваров продолжал яростно сражаться вместе со своими измученными пехотинцами. Все они держались из последних сил. Кавалерия развернула усталых коней, чтобы еще раз пойти в атаку, и это стало сигналом, которого ждал инженер. Десятки камней просвистели над их головами. Для этого выстрела инженеру надо было навести орудия с ювелирной точностью. Роберто услышал слова своего наставника так, словно это было только вчера: «Никогда не стреляй в своих солдат. Никогда не показывай, что тебе нет до них дела. Каким бы отчаянным ни было положение, никогда не поддавайся соблазну».
