Я вдруг перестал слышать почтительный шепот жреца, пропали стены храма, земляной пол, запах благовоний. Сквозь оболочку простертого тела на меня плеснуло бестелесным, но таким ярким, узнаваемым светом Высшего присутствия! Этот человек, лежащий во прахе, познал Бога. Он видел его живой образ в холодном камне, наделив творение весьма посредственного ваятеля неземным обликом и силой. Этому личному богу можно было принести свои мольбы, можно было возопить о помощи. Словно сквозь туман майи, воплотившись в чувства крестьянина, я увидел сияющий серебряный луч, протянувшийся к Высоким полям. Он брал начало здесь, связуя простое, непрозревшее сердце с каменным изваянием, и уходил от него к Негасимому Сердцу Вселенной, которое еще мгновение до этого казалось мне утерянным навсегда. И вдруг оказалось так просто вновь вместить в себя (а значит, полюбить) и этого крестьянина, и жреца, со всеми созданными ими богами, эту деревню с каменными идолами — хранителями полей, с суеверным ужасом перед духами предков. Это была майя, за которой вновь ясно грозно и милосердно проглянули очи ЕДИНОГО БОГА.
Я вновь прозрел. Сердце трепетно и властно забилось в груди. Значит, я не потерял ничего из прошлых обретений. Божественная сила осталась со мной. Надо только вспомнить… Понять… Научиться тому, что было дано от рождения этому неведомому крестьянину, озарившему светом чистой любви присутствие Бога.
Почему же мы утеряли эту благодать? Сколько раз говорил Арджуна, что не поднимет оружия против наставников? Куда делась способность Бхимасены обуздывать свои чувства, когда он упивался убийством своих врагов? Возможно ли, что все слова о брахме и дхарме стали для дважды-рожденных пустым звуком, и превратились они в слепые орудия убийства, отдающие отчет в своих поступках не более, чем игральные кости? Почему же моя память окутывает прозрачные, ускользающие облики Пандавов сияющей аурой мудрости и сострадания? Они, как и их враги, были бессильны противостоять потоку времени. Но до самого конца ярко пылал в их сердцах огонь божественного предназначения и человеческой отваги. Ни судить, ни даже понять их деяний мы не сможем, если не воплотимся полностью в глубину их страданий, принесенных в жертвенный огонь непознаваемой жизни.
Была ли битва на Курукшетре? Она точно была в моем сердце, где вновь и вновь, нахлестывая коней чувств, проносятся темноликий непознанный Кришна и сияющий, пронзительно ясный, преданный долгу и доблести Арджуна.
И тут я словно наяву услышал голос Кришны: "Познавшие Поле не скорбят ни о живых, ни об ушедших. Ибо Я был всегда, также и ты, и эти владыки народов. И впредь все мы пребудем вовеки. Как в этом теле сменится детство на юность, зрелость и старость, так воплощенный сменяет тела. Мудрец не смущается этим. Как обветшалые сбросив одежды, новые муж надевает, так обветшавшие сбросив тела, в новые входит носитель тела. Вездесущий, Он пребывает, стойкий, недвижный, вечный. Не проявлены существа в начале, проявлены в середине, не проявлены также в исходе. Какая в этом печаль?"
Луч из прошлого в будущее… Золотая струна, звучащая под невесомым прикосновением светлого блика. Разве не о моей жизни говорил Кришна?
Новая сила жгучей пронзительной струей вошла в мое тело. Словно повинуясь высшей воле, мои губы начали шептать слова Сокровенных сказаний: "Безначален, запределен Брахма. Ни как Сущее, ни как Не Сущее, его не определяют. Качествами всех чувств сверкая, ото всех чувств свободен. Он далеко и близко. Он — свет светов, он именуется запредельным мраку. Он — знание, предмет и цель познавания. В сердце каждого Он пребывает. Он именуется Атман, Познавший Поле. Постигший это риши в Его Бытие вступает".
Так или почти так гласили Сокровенные сказания, которые слушал я многие месяцы ученичества. Но лишь теперь их темный, непроявленный смысл засиял сладостным светом открытия. Что же там говорилось еще? Надо вспомнить, отбросить последнюю преграду, отделяющую меня от прозрения.
"Становятся причастными Брахме те подвижники, кто отрешился от желаний и вожделений, кто расторг двойственность, радуясь общему благу".
Двойственность порочна? Что это значит? Царство форм и движений предстает прозревшим лишь проявлением одного единственного начала — Пуруши, Атмана, Негасимого Сердца Вселенной, Установителя. Мир Брахмы вмещает все проявленное и непроявленное в этой Вселенной. Разве не эту мысль постиг потрясенный Арджуна, узрев среди битвы бесчисленные проявления божественных форм Кришны?
Как преодолеть двойственность? "Сосредоточением иные Атмана сами в себе созерцают, другие — усилием мысли, иные — усилием действий". Все пути ведут к единой цели, ибо все и есть Он. И еще я вспомнил, как Кришна говорил Арджуне: "Так же, как мой слуга не может жить без меня, его высшей цели, так и Я не могу жить без него. Значит поистине Он есть Я".
Значит, и моя сущность тождественна Богу — искра проявленная, луч, истекающий из Центра. Часть не может постичь целого, породившего ее. Человеку не вместить Абсолюта. Но стоит осознать свое нерасторжимое единство со всем проявленным во Вселенной, как отпадает двойственность, разрушается иллюзия отверженности собственного "я" от Бога. Капля возвращается в океан. Поле охватывает все сущее, все царство форм, действий, времен и пространств.
Его непроявленный лик я видел теперь сквозь смертную вражду Пандавов и Кауравов, во всех побежденных и победителях, в проклинающих и проклятых, в тысячеокой безгласой толпе крестьян и в гордых раджах. Все рождающееся и погибающее в этом мире предстало бесчисленными формами Его проявлений. Это Его творческой силе поклонялись под именем Шакти и Пракрити, Кали и Калы. Он был и в майе — в каждой частице ослепительной иллюзии.
А значит, оставалось только возлюбить в себе эту непостижимую глубину, где на черных водах непроявленного качается белый лотос, неуничтожимое сокровище, зерно духа. Любить Бога в себе и означает подняться до осознания своей связи с Высшим. Ты есть Он, и они есть Он. Познать — означает вместить все Поле в свои разум и чувства, претворить в себе Бога, воплотить в себе его Бытие, стать тем, что познаешь.
Не знаю, сколь долго пребывал я в оцепенении, погрузившись взором в созерцание божественных видений. Потом я покинул храм. Прохладный ночной ветер заставил меня вернуться в оболочку собственного отдельного "я". Но свет прозрения еще жил во мне, открывая путь к новым свершениям и надеждам. То, что раньше казалось майей, досадной преградой на пути к отождествлению с Высшим, теперь предстало неизбежным, ясным, сладостным потоком жизни.
