– Но Вы мне тоже интересны. И тоже ведь не рассказали все до конца.
– Не рассказал. Думаю, дорогой Тойло, у нас пока должны быть тайны друг от друга. Мы с Вами еще не слились в любовном экстазе, чтобы рассказывать друг другу все, о каждом порыве души. А если без шуток, то во многом Вы правы. Я действительно в каком-то роде… соглядатай. Хотя можете назвать все своим именем – лазутчик. Но дело не в Септрери или не в другом государстве, там все несколько запутаннее… И да, у меня возникли сложности в Лейно, и мне пришлось срочно покинуть город. И, если честно, я боялся, что кое-кто отправится следом за мной, но обошлось. Видно, моя значительность оказалась так велика только в моих глазах. Что ж, это к лучшему. За Вами, кстати, никто не увяжется?
Тойло замялся с ответом.
– Не думаю. Скорее всего нет. В любом случае у меня хорошая фора.
– Сколько?
– Не меньше дня, скорее два. Но скорее всего про меня только вспомнят бранным словом.
Ответ Ростримо устроил. Он встал, отряхнул штаны и посмотрел на юг, вдоль дороги.
– Там в Лейно есть один господин. Ну как, не один, у него есть свои люди еще. Так вот, у этого господина есть нечто, что мне очень пригодилось бы. – Вагнер посмотрел на наемника. – Вам приходилось в мирном городе брать штурмом дома, но так, чтобы никто не успел ничего сообразить? Чтобы стража не успела даже сообразить.
На службе у грастери Ройсали витаньери Шаэлью только этим и занимался. Поэтому хотя и мрачно, но кивнул он уверенно.
– Хорошо. Но там придется убивать. Так, чтобы не осталось никого.
– Напугали кота сметаной. Я только должен знать, ради чего.
– Деньги?
Тойло хмыкнул.
– Вы обещали концессию, я помню. Но, Ростримо, деньги у меня есть. Хватит, чтобы даже скромно дожить до седин и дальше, если вложить их с умом. Я поехал с Вами не из-за денег.
На какое-то время воцарилась тишина. Вагнер ходил кругами вокруг их маленькой стоянки, но Тойло не беспокоился по поводу удара в спину. Чувствовал, что сказано уже слишком много. И гораздо больше, чтобы убить за «он слишком много знал».
– Началась какая-то возня, – Ростримо сказал это не очень уверенно. – Я привык, что понимаю суть своей работы. Понимаю, что и для чего я делаю. И понимаю, чем мне это грозит. А тут началось такое шевеление, которое мне совершенно непонятно. Сначала это беспокоило, потом я почувствовал, что не хочу быть внутри. Понимаете?
Тойло не понимал. Ростримо досадливо поморщился и попытался объяснить:
– Я всегда был мелкой сошкой в огромной системе, которая большую часть времени неповоротлива. И так везде, во всех странах. И ваш Негласный кабинет такой, и Тайный приказ Ноффа, да все. Я собирал… впрочем, это пока неважно. Так вот, суть в том, что даже попади я на глаза негласным, меня просто избили бы, да вышвырнули из страны с ехидным письмом в адрес моих хозяев. Мелок я в этих масштабах, что уж там. А тут… В Лейно появились люди с приказом от моего начальника, которым я переподчинялся им. Они не наши, это точно. Вроде бы ничего страшного, но… необычно. Так не делают. И задание их было странным. Но неважно. А потом я увидел один… предмет. Случайно. Просто увидел. Но человек, которому меня передали, отдал приказ пристрелить меня. Только за то, что я его увидел.
– И что?
– В смысле? Пристрелили ли? Нет, как видите.
– Нет, что это за предмет.
– Я не знаю.
Тойло от удивления открыл рот.
Он сумасшедший!
– Не знаю. Только, дорогой господин Шаэлью, просто так не отдают приказ убить человека за то, что он увидел сумку для дипломатических бумаг. С какой-то печатью, какой – не разглядел. А что это значит?
Наемник приподнял бровь. А ведь интересно становилось. И в самом деле.
– Там что-то такое, что, во-первых, стоит больших денег, во-вторых, что-то очень любопытное. И что-то, что заставило шевелиться тайные службы. И три короля, которых в Септрери любят поминать, мне в задницу, если в той сумочке не то, из-за чего пошло это шевеление. Что-то очень опасное.
– Расплющат, разотрут в пыль, разметают в разные стороны и скажут, что так и было.
С этим Вагнер не стал даже спорить. Он погладил своего коня по черной, с белой полоской морде и, не глядя на витаньери, спросил.
– Вы со мной, Тойло?
– Да, три короля нам на две задницы! Но, мать Ваша блудная, почему я?!
Ростримо всем телом повернулся к Шаэлью и медленно, тихо произнес:
– Потому что у Вас в глазах, Тойло, тоска. Словно Вы только что сбежали от одной тайны, испугались. И боитесь себе в этом признаться. А у меня для Вас как раз запасная.
Панари Коста, мастер механикиДорога заняла все же больше времени, чем планировал Панари. Сольфо умудрилась ушибить копыто, на самом верху перевала пришлось распрягать ее и заводить в ручей. Все равно ничем кроме холодной воды сейчас лошадке было не помочь. Олег же в это время сначала залез под телегу, рассматривая устройство рессор и поворотного переднего моста, затем звенел сломанными механизмами в кузове. Любопытный он.
Последнюю ночь перед въездом в Контрарди путешественники провели на заброшенной ферме. Люди тут не жили уже лет сто, наверное, но каменный дом неизвестный хозяин в свое время выстроил добротно. И хотя потолочные балки давно сгнили, Панари всякий раз находил время, чтобы кинуть на стены несколько лесин и закидать их сверху еловыми лапами. Зато в непогоду тут его ждало хорошее укрытие от ветра, дождя, а иногда и снега.
Пока мастер разводил костер в старом очаге, Олег с выражением восторга на лице принялся исследовать руины. И вот ведь: сколько лет здесь ездил пуйо Коста, но ничего интересного не находил, а явный чужак за четверть часа умудрился откопать жестяную коробку, рассыпающуюся в руках, а в ней – бронзового Вавва. Идол, которого в незапамятные времена почитали как покровителя урожаев, святыми братьями когда-то изничтожался со всем рвением, на которое они только были способны. Но с не меньшим упорством масари продолжали втихаря возносить ему мольбы о своих пашнях, не брезгуя иногда и кровавыми жертвами. Панари читал, что обычно просто вскрывали жилу и окропляли статуэтку, но в голодные годы Вавв порой получал полноценную жатву – ребенка. Творец этого одобрить не мог, и за почитателями идола охотились.
Давно уже не было слышно о поклонении Вавву, и находка Олега у ценителей старины, которых в Контрарди предостаточно, могла потянуть на пару королей. А если выяснится, что этот идол еще какой-то особенный, то и на все десять, если не больше. Панари даже не стал счищать зеленую патину, вспомнив, что ее тоже очень ценят на таких вещах.