Я взглянул на внутренний дверной проем, тот самый, через который Аэлион не позволили мне пройти. Возможно, он находился по ту сторону. Возможно, так и находился ключ к разгадке его местонахождения.
У меня пересохло во рту. Я знал, что это глупость. Знал, что мне не следует здесь находиться, что дальнейшие действия приведут только плохим последствиям, но к тому времени я двигался почти инстинктивно, прокладывая путь, который, как мне казалось, был предначертан мне с того момента, как я вышел из своей комнаты. Я дотянулся до замка, нажал рычаг.
Двери открылись, и зажегся ряд мягких янтарных ламп. За ней показалась небольшая комната, практически без украшений. В ее центре стояли восемь каменных колонн, каждая из которых доходила до уровня груди. На квадратных капителях стояли бронзовые бюсты, такие же, как и в основной комнате. Я прошел вдоль ряда, осматривая их.
Каждый из них изображала Аэлиона. Я узнал тяжелую мускулатуру Астартес, те же черты лица. Я догадался, что он сделал их все, как и тот, снаружи. Их было несколько. Первая была похожа на ту, что я уже видел, но с другим выражением лица — гневом. Я восхитился. Оно напомнило мне лицо примарха во время боя.
Затем оно сменилось. Гнев усилился, губы искривились, а глаза выпучились. Это было больше, чем боевая ярость — скорее что-то вроде бешенства. У пятого бюста были красиво изображены пузырьки пены в углу открытого рта. У шестого появились обнаженные клыки, глаза без зрачков, зияющая линия челюсти со свисающими нитями слюны. Как ему удалось сделать это в бронзе? Это поразительное достижение, но очень пугающее. Я едва узнал вид, не говоря уже о изначальном предмете.
На последнего было почти невозможно смотреть. Он выглядел ужасающе. То немногое, что осталось от человеческого лица, было полностью изменено, скорее походило на лицо «берсерка». Клыки были полностью обнажены — огромные острые резцы, которых я не видел не у одного живого Кровавого Ангела. Глаза практически полностью выпучились из глазниц, кожа вытянулась и засохла. Это был не человек, даже в том смысле, в котором были космодесантники: это была одна из разновидностей кошмара, который поглотил скульптора и довел его до безумия.
Я сделал шаг назад, тяжело дыша. Мне здесь не нравилось. Мне казалось, что все головы смотрят на меня. В любую минуту они могли ожить и закричать. Нужно было уходить. Я не мог дышать. Головная боль переросла в пульсирующие биение за глазами, словно что-то пыталось вырвать наружу.
Спотыкаясь, я побежал по коридору. Я добрался до ниши, где стояла более спокойная статуя Легиона, и прижался к ней, и, дрожа, опустился на корточки.
Должно быть, их все сделал Аэлион. Это все автопортреты. Случилось ли все это с ним на самом деле? Или он их придумал? Если да, то зачем? И где он сейчас? Почему никто не говорит о нем? Я вспомнил найденные записи — корабли, отправляющиеся на Баал, без каких-либо объяснений, согласований с военными. Неужели они забрали его? Он сошел с ума?
Я услышал голоса и сильнее вжался в нишу, оставаясь абсолютно неподвижным, и едва осмеливаясь дышать.
В дальнем конце коридора мелькнул свет фонаря. В его покачивающемся свете я заметил Видеру и человека, похожего на того, с кем я разговаривал на станции когитаторов. Они оба подошли к комнате Аэлиона и заглянули внутрь.
— Там никого нет? — спросила Видера.
— Пусто.
— Но он спрашивал об этом космодесантнике, так ведь?
— Весьма настойчиво.
— Зачем?
— Он мне не сказал.
Я увидел, как Видера прислонилась к дверному проему, словно устала.
— Ему не стоило этого делать. Он болен. Я думаю, облучен радиацией. Теперь я думаю, не было ли это все ошибкой. Возможно, его следует поместить в темницу, оценить его состояние, прежде чем мы решим, что делать. В конце концов, у него есть доступ к примарху.
— Примарх должен вернуться в следующем цикле.
— Тогда это нужно сделать до его возвращения. Ты позаботишься об этом?
— Я могу поручить это сопровождению.
Видера печально покачала головой.
— Я надеялась, что он справиться с задачей. Боюсь, это моя ошибка.
Затем они пошли обратно тем же путем, что и пришли, и свет фонаря ушел вместе с ними, постепенно поглощенный темнотой.
Прошло много времени, прежде чем я осмелился вздохнуть. Мои ладони покрылись потом. Они хотели запереть меня, чтобы я не мешался. Это все потому, что я приблизился к некоторым истинам, странным и тревожным истинам. Видера всегда точила на меня зуб. Всегда. Возможно, она с самого начала все подстроила так, чтобы я потерпел неудачу. Мои книги были слишком хороши. Моя гениальность затмила ее.
Возможно, так оно и было.
Что мне делать дальше? Я не мог вернуться в свои покои, раз они хотят запереть меня. Здесь у меня не было союзников. Я сам по себе. Меня посетила мысль вернуться в ангары, попытаться передать послание на «Мстительный Дух», но я быстро отбросил эту мысль. Там я буду так же уязвим, даже если бы добрался.
Мне нужно скрываться. Стоит затаиться. Примарх скоро вернется. Я могу пойти к нему. Мы поговорим откровенно. Он сможет вмешаться, пресечь весь этот бред в зародыше. Я не безумец. Я просто вижу то, что не могут другие. Он это уважает.
Сделав глубокий вдох, я высунулся из своего укрытия и похромал по коридору. Вниз. Нижние палубы. Это единственный путь.
У меня не было какого-то определенного маршрута — я просто знал, что Астартес с меньшей вероятностью будут спускаться туда, а значит, я останусь незамеченным и буду дожидаться своего часа, чтобы найти примарха. Я передвигался в тени, внимательно прислушиваясь, нет ли за мной преследования. Эти места были малонаселенными, так как многие воины все еще оставались на поверхности, и если я буду осторожен, то смогу незаметно спуститься по лестничным пролетам и шахтам лифтов. Чем дальше я продвигался, тем мрачнее и пустыннее становились места, хотя рокот двигателей наоборот усиливался.
Теперь я постоянно хрипел. Казалось, будто мои легкие выскребли ржавым лезвием. Все стало нечетким — края дверных проемов, ореолы тусклых светильников.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я заметил другую живую душу. Я догадался, что эти палубы никогда не были хорошо освещены, а стены более походили на лужи смолы. Мои ботинки шлепали по лужам жидкости — возможно солоноватой воды, или вытекающего масла. Пахло затхлостью и унынием. Я прищурился, вглядываясь в темноту. Я заметил пары глаз, которые моргали мне в ответ, отражаясь в тусклом свете мерцающих натриевых ламп.
Я с делал шаг навстречу глазам и увидел, как сгрудившиеся тела разворачиваются, вскакивают на ноги, хватаются за тряпки и бегут в кромешную тьму. Они боялись меня. Я понятия не имел, кто или что это были, но это точно не команда корабля. Возможно, они находились здесь с момента постройки великого корпуса, ведя скрытое от посторонних глаз существование. Они могли находиться здесь уже сто лет, а может, и больше.
Я задался вопросом, почему их терпят. Так же ко мне пришла мысль, не были ли они похищены из Баала. Очарованный, я похромал за ними, несмотря на недомогание. Я сомневался, что кто-то изучал их раньше, и надеялся, что стану первым. Возможно, это даже станет частью моей великой работы.
Я перелез через открытый люк, оцарапав руки о ржавый проем, и оказался в очень длинной галерее. Она была с высокой сводчатой крышей в форме готической арки, и практически не освещенной. Пол был жирным и блестящим, а стены украшали пилястры. Пахло чем-то металлическим, с примесью чего-то более жирного и биологического.
Я не мог понять, куда убежали люди. Я почти ничего не мог разглядеть. Пошарив дрожащими руками в пальто, я достал ручной фонарик. После нескольких неуклюжих попыток мне удалось сфокусировать луч и провести им вверх и вокруг. Архитектура оказалась странной — извилистые фризы и панели из сложной каменной кладки, все черное и блестящее, без какого-либо легко различимого рисунка. Как и все, что делал Легион, она была невероятно детализирована, но формы оказались неузнаваемыми, более змеевидными.
