Нора Кейта Джемисин - Наследие. Трилогия (ЛП)

— Это фруктовая косточка, — отозвался Нахадот.

Теперь он смотрел на меня, чуть скосив глаза.

Да, точно. От абрикоса. Или гинкго. И тут я вспомнила, где видела такую же подвеску — только золотую. Конечно. Она висела на шее Рас Ончи.

— Но… почему?..

— Плод погибает, но хранит в себе искру новой жизни. Энефа властвовала над жизнью и смертью.

Я нахмурилась — ничего не понятно. Хотя, наверное, косточка — это символ Энефы. Как бело-нефритовое кольцо — символ Итемпаса. Но откуда у моей матери талисман со знаком Энефы? Точнее: зачем мой отец подарил ей эту вещь?

— Она была самой сильной из нас, — прошептал Нахадот.

Его взгляд снова устремился к ночному небу, а мысли бродили далеко-далеко.

— Если бы Итемпас не использовал яд, он бы никогда не сумел убить ее. Но она верила ему. Любила его.

Он опустил глаза и печально улыбнулся собственным мыслям.

— Но я любил ее тоже.

Подвеска едва не выпала у меня из рук.

*

Вот чему учили меня жрецы.

Некогда владели миром Трое богов. Блистательному Итемпасу, Дневному хозяину, судьбой, Вихрем или же неким непознаваемым замыслом предназначено было главенствовать над остальными. И все шло своим чередом, покуда Энефа, мятежная сестра Его, не решила занять место Блистательного Итемпаса и править вместо Него. И она убедила брата своего Нахадота действовать с нею заодно, и, вступив в сговор с некоторыми из детей своих, подняли они открытый мятеж, желая свергнуть законного властителя. Но могучий Итемпас превосходил в силе их всех, вместе взятых, и поверг их мановением руки. Он убил Энефу, подверг наказанию Нахадота и прочих мятежников, и установил на земле мир, и вернул на нее спокойствие, и все вздохнули с облегчением, ибо без вмешательства и козней темного брата своего и дикой и необузданной сестры своей Он свободен был в замыслах и действиях и принес творению подлинные свет и порядок.

Но…

*

— Ч-что? Яд?!

Нахадот вздохнул. Ореол волос пришел в беспокойное движение, словно занавеси под ветром.

— Мы сами создали смертельное оружие, заигрывая и развлекаясь со смертными. Но мы не сразу это поняли…

«Ночной хозяин спустился на землю, ища, чем развлечь себя…»

— Демоны, — прошептала я.

— Ну, это ваше, человеческое слово. Демоны были прекрасны и совершенны — так же, как и наши богорожденные дети. Только смертны. А когда их кровь попадала в наше тело, она приносила с собой знание о смерти, и тело умирало. Вот тот единственный яд, что мог нанести нам вред и причинить гибель.

«Но женщина не простила…»

— И вы их всех отыскали и убили.

— Мы опасались, что они смешают свою кровь со смертной, и смертельную порчу унаследуют бесчисленные поколения потомков, и так все смертные станут для нас смертельно опасны. Но Итемпас сохранил жизнь одному из них. И спрятал — до поры до времени.

Перебить собственных детей… меня продрала дрожь. Значит, по крайней мере, эта легенда оказалась правдивой. Жрецы не соврали. И все же я чувствовала, что Нахадот стыдится содеянного. Я чувствовала в нем застарелую боль. Значит, бабушка тоже говорила правду, когда рассказывала старую сказку на свой лад.

— Так, значит, лорд Итемпас использовал этот… яд, чтобы подчинить Энефу, когда она напала на Него?

— Она на него не нападала.

Меня замутило. Мир накренился и поехал в сторону.

— Но… тогда… почему?!

Он опустил голову. Волосы упали на лицо, закрыв его темной волной, и память перенесла меня на три ночи назад — к нашей первой встрече. И губы его искривила улыбка — но не безумная, как тогда, но такая горькая, что горечь эта граничила с безумием.

— Они… поссорились, — тихо сказал он. — Из-за меня.

*

На мгновение, нет, на полмгновения, внутри меня все изменилось — а потом стало на место. Но в это мгновение я посмотрела на Нахадота и увидела в нем не могущественное, непредсказуемое, смертельно опасное существо.

Я… захотела его. Захотела его завлечь. Подчинить. Меня посетила мечта: я лежу обнаженная на зеленой траве, обхватив его руками и ногами, а Нахадота сотрясает дрожь вожделения, он пойман в ловушку моего тела и совершенно беспомощен. В тот миг я ласкала его волосы цвета полночной тьмы, и я — та, что лежала на лугу, — подняла голову и посмотрела себе, наблюдающей за нами, в глаза. И улыбнулась — самодовольно и… собственнически.

Я тут же изгнала из головы и эту картинку, и это чувство — сразу же, через мгновение, нет, полмгновения. То было второе предупреждение.

*

— Породивший нас Вихрь вращался медленно, — проговорил Нахадот.

Если он и заметил, что мне ни с того ни с сего стало не по себе, то виду не показал.

— Я родился первым. Следом в мир пришел Итемпас. Несчетные эоны вечности он и я оставались единственными живыми существами во вселенной. Сначала мы враждовали. Потом… стали любовниками. Ему так больше нравилось.

Ох… Такого жрецы нам точно не рассказывали. Я попыталась усомниться в правдивости Нахадота, но поняла — нет, он не лжет. Во мне его слова отозвались так, что сердце подсказало — это правда. Трое — они же не просто братья и сестра, они природные, естественные силы, противостоящие друг другу, но в то же время нераздельно связанные. А я — кто я? Единственный ребенок в семье, неискушенная в делах любви смертная. Как мне понять, что между ними было? Но я все же решила попробовать.

— А когда появилась Энефа… лорд Итемпас увидел в ней… третью лишнюю?

— Да. Хотя перед ее появлением мы сознавали свою незавершенность. Нам полагалось быть втроем, не вдвоем. Но Итемпасу это не нравилось.

Тут Нахадот снова покосился на меня. Я сидела рядом, его лицо накрыла моя тень. И в этой полутьме его черты вдруг текуче изменились и приняли образ такого абсолютного совершенства линий и форм, что мое дыхание пресеклось. Я в жизни не видела такой красоты. И мне стала понятна ревность Итемпаса и почему он убил Энефу ради того, чтобы обладать братом нераздельно.

— Тебе, верно, смешно и странно слышать, что мы можем быть себялюбивы и подвержены гордыне — прямо как вы, люди?

Эти слова прозвучали резко, в голосе Нахадота звенела злость. Но мне было не до этого. Я не могла отвести глаз от его лица.

— Мы сотворили вас по нашему образу и подобию. И передали вам все наши несовершенства и недостатки.

— Но… — пробормотала я. — Ох. Это так неожиданно слышать… выходит, нам все это время врали?

— Я думал, что народ дарре знает правду о тех временах, но вижу, ошибся…

И он наклонился поближе — медленно, осторожно, нежно. В глазах его загорелись хищные огоньки — а я завороженно смотрела в них. Легкая добыча.

— Не все народы поклоняются Итемпасу добровольно. Признаться, я думал, что хотя бы энну хранят предания о прежних днях…