Степан Мазур - Клятва рода

Наша немногочисленная группа ангелов летит в этом воздушном океане, собирая прозревших. Их мало, но они есть. Примерно в том же отношении, в коем встречаются золотые песчинки среди простого песка на берегу моря.

Я чувствую себя свободным, я веду этих свободных к какой-то цели, мы стремимся к высшему, лучшему, вечному… Я это чувствую.

Мы летаем, пока что-то не хватает нас за шеи и тянет в самое сердце этих облаков. Это что-то, совершенно противоположное тому, что я ощущал в облаке. Оно кричит в гневе, в самой свирепой ярости:

— Отступники! Я забираю ваши имена! Вы низвергнуты!

Отступник? Нет я не отступник. Я Сёма. Я Сёма, который всего лишь мысль. Я — мысль о том, что я считал себя Сёмой.

Мы не можем вставить и слова. Нас не спрашивают. Словно и незачем.

Долгое падение.

Удар.

Жуткая боль.

Вопросы без ответов: "За что? ЗА ЧТО?!"

Ответов нет, мы вырваны из облаков, и крылья наши уже не те. Они опалены и покрыты копотью, слабы, но огонь самого Дна Мироздания даёт им новую силу. Я подчиняю его себе. Я принимаю своё новое имя. Со старым меня уже ничего не связывает.

Нет, я Сёма. Со старым меня связывает желание. Желание вернутся к Марии. Этот свет бессмыслен. Он — ложь. Ощущения лживы, я не тот, кто о ком говорит мне отравленный разум. Я Сёма!

Я — мысль.

Проходит время, я думаю, размышляю, пытаюсь найти выход, компромисс, ответы мои извечные вопросы.

А друг мой от моего имени собирает армии.

Мне приходится возглавить поход.

Мы идём к этой воздушной массе, мы хотим справедливого разговора, ответов на свои вопросы, но нас не слушают, нас не слышат и не видят.

С нами сражаются всё те же слепые глупцы.

Мы можем в один миг уничтожить их всех, но того Старца нет, он куда-то ушёл.

И того тёмного облака нет…

Ничего нет…

Но главное — нет ответов на вопросы. Значит, смысла на этом периоде времени не существует. Я приказываю остановить бойню, всё равно нет смысла в убийстве слепцов.

Мы уходим.

Я не нашёл ответов на свои вопросы.

Нет! Я знаю ответы! Я знаю кто я…

Я — мысль?

Невнятный сумрак обозначил его тело. Тот, кто назвался моим братом, вновь предстал передо мной.

— Ты глуп. Вместо того, чтобы активировать тотем, который взял бы на себя хоть часть яда, ты бросился в безнадёжную атаку.

— У нас с братом должны быть равные шансы.

— У вас разные дозировки… Братом ты по-прежнему называешь не того…

— Я знаю, кого называть братом.

— Ты не знаешь ничего!

— Как же было на самом деле?

— Что ты хочешь услышать? То, что я отговаривал его в ночь перед преставлением? Давай я лучше покажу тебе, что было после его ухода, но до времён скитаний в горах Тибета.

— Хочешь воспользоваться моментом, пока я подвержен яду? Ты же сам являешься не меньшим мороком, чем то, что будет тобой показано.

— Полезные мысли. Ставь фильтр.

В голову ударило. Сумрак сменился мраком, и я окончательно потерял восприятие мира…

Земля разверзлась по велению его слова. Обширный пласт вдруг вспучился и поднялся с сухим треском и надломился пополам, как будто лопнул засохший корж хлеба.

Небу открылся вход в подземное царство.

Тот, кто открыл при жизни все пятьдесят врат силы, став богоподобным, кого прозвали вторым "спасителем" — Христос на современный лад — а в северных странах просто "Коляда", опустил взор к клубящемуся дымом разлому. Второе воплощение ведического Спасителя собиралось спуститься в ад. Настало время забрать первосотворённых…

Из тьмы валил пар, тянуло затхлым воздухом вперемешку с серой. Он вдохнул во всю грудь и ноги повели во мглу, туда, куда никогда не проникали лучи солнца.

Стоило сделать десяток шагов по незримым ступеням, как земля с гулким грохотом соединилась над головой, погружая во мрак. Пришлось остановиться, чтобы дать время глазам привыкнуть. Постепенно во мгле стали различаться смутные тени, мрак из иссиня-чёрного, стал серым, отодвинул видимую грань в даль. Выживший пророк поправил перевязь меча за спиной, и уверенная глухая поступь продолжилась.

Двуручный меч с широким перекрестьем, таким, что сам меч походил на крест, приятно тяжелил плечи, окутывая аурой теплоты и надёжности. Сила духа силой духа, вера верой, но от надёжного холодного оружия какой воин света откажется? Ещё и с таким могучим противником, как Велес, что гордо именует себя Богом. Лицемер.

Чем глубже спускался, тем вопреки, становилось лишь светлее. Земля вокруг стало подсвечиваться бледно-розовым, красноватым, сгущаясь до багрового яркого цвета, запах серы стал плотнее и ощутимее. Под ногами то и дело мелькали мелкие насекомые, шныряли здоровые крысы, ростом с приличную собаку. Двоим пришлось хорошенько наподдать, чтобы уступили дорогу, их толстые заплывшие морды лениво скалили острые, как бритвы зубы, глухо рычали, но как только доводилось увидеть пару карих глаз, что горели незримым светом внутри, так предпочитали подвинуться.

Вихрастый чудак сорока лет и вправду на многое был способен. Это до тридцати лет слонялся по миру в поисках истины, искал правду, варианты, как сделать мир лучше, чище, как остановить кровопролитное колесо войны. Но мир становиться лучше и не собирался. Люди не только не оценили мудрых советов, но и попытались как можно быстрее отправить на тот свет, в особенности избранные шпионы Велеса. Как будто наречённый Спасителем не ведает, когда придёт его время переступить грань, а когда мир может и подождать?

И вот настало время путешествия в Гиперборею, к Алатырским горам, где таится спуск в Нихель, Тартар или Ад. Каждый народ зовёт по-своему.

Не многим известно, что каждые шестьсот лет на Земле рождается Посланник, способный сделать мир лучше: огненный Заратуштра, свирепый Моисей, загадочный Буддай, милосердные Спасители, непримиримый Мухаммед… Будут ещё и ещё, вот только не всех мир примет или хотя бы услышит. Эпохи идут одна страшнее другой — сомнут и не заметят. Лишь побрякушки, что останутся после них, будут людям немым укором.

Коляда, как назвали на славном Севере за годы скитаний, потерял счёт шагам. В поле зрения вместо багровых стен попали чёрные врата. Массивные створки, каждая, как гора, отделаны толстыми слоями чёрной стали — рецепта подгорного народца. Ворота испещрены узорами, колдовскими знаками, звёздами с множеством граней, самая большая — стадвадцативосьмигранная.

— Прости, Люци, жаль такую красоту разрушать, но я пришёл за родителями… Родителями рода. А это — святое.