Генокрады продолжали лезть из трещин в стенах и внутренней системы труб. Я заметил небольшую группу, отделившуюся от основной, снятую объединенным огнем из несущихся на полной скорости трио «карго-8».
Последние из прогена были все еще живы.
Раюм Бартаум стоял в задней части каким-то чудом все еще движущегося транспорта, не говоря уже о том, чтобы вести за собой другие через обломки битвы, наполнившие туннель.
Он взглянул на моего рыцаря, и я понял куда они направляются.
Я хотел крикнуть ему, но между нами не было связи. Я не озаботился установить вокс протокол между нами, полагая, что он и его отряды будут мертвы еще на подходах к горе.
Как заносчиво с моей стороны. Как пренебрежительно я отнёсся к героизму обычного человека. Я не мог остановить его, так что я сделал лучшее из того что еще мог. Я с честью его величайшую жертву.
— Всем рыцарям, — сказал я. — Приготовиться к удару.
Архимагос Кирано уже привык к наглости рыцарских домов, особенно к Кадмус, но слышать такие заявления от женщины было уже чересчур.
Он стоял на служебной платформе в центре основных врат храма-кузницы, наблюдая вид,
который можно было смело назвать восстанием.
— Прояснение: это какая-то шутка?
— Могу вас заверить, что нам совершенно не до шуток, — ответила Корделия из дома Кадмус. Супруга барона Роланда стояла в окружении рыцарей Кадмус и их жен.
Не будь ее требования столь серьезны, он бы посмеялся над ней.
— Это выходит за все возможные границы, — сказал Кирано.
— Я хочу увидеть адепта Немоникса.
— Кого?
— Адепт Немоникс, — повторила Корделия. — Ваш бойцовский пес. Тот самый адепт, которого вы послали, чтобы склонить дом Кадмус вернуться под Марсианский контроль.
— В моей кузнице подобных адептов нет, — произнес Кирано, удостоверившись теперь, что эта женщина не в своем уме. — Да, я запросил у хранителей данных выслать агента, но он никогда не появлялся в Вондраке.
— Знаете, я думаю, что вы искреннее верите в это, — сказала Корделия. — И это делает вас такой же жертвой его манипуляций, как и дом Кадмус.
— Леди Корделия, неужели вы считаете, что если в моей кузнице появится незарегистрированный адепт, я не узнаю об этом?
— Полагаю, что вы знали об этом, но благополучно забыли.
— Моя нейро-аугментация ничего не забывает.
— Я знаю, что он в вашей кузнице, — настаивала Корделия, вытаскивая вперед человека в робе Хранителя. — Сборщик Текстон может быть лишь простой Хранитель для вас, но он гораздо сообразительней и дотошней, когда дело касается поиска вещей.
— Леди Корделия, я уверяю вас…
— Заткнитесь, я не закончила, — прервала его Корделия. — Адепт Немоникс очень умен по части стирания следов своего присутствия, одурачивания машин и людей, кто доверял им свою память. Но, когда ты знаешь, чего не искать, оказывается достаточно просто найти кого-то, кто думает, что его не найти.
— Я абсолютно не понимаю, о чем вы говорите леди Корделия. У меня нет времени для ваших загадок и глупостей.
Супруга барона Роланда вздохнула и подняла руку.
— Все очень просто, архимагос, — сказала она. — Или вы откроете врата, или я попрошу сира Малкольма и его славных рыцарей снести их.
Угроза насилия против его кузницы ужаснула Кирано, но он не их тех, кто подчиняется чьим-то женам.
Прежде, чем он собрался отвечать на угрозу леди Корделии, из громоздкого механизма врат раздался тяжелый бас, пришедших в движение зубчатых колес. Двойные створки приоткрылись, и начали величавое движение наружу.
— Что вы сделали? — потребовал Кирано, в ужасе от такого грубого вторжения в его святая святых. — Это грубейшее нарушение Основных Правил Механикус, установленных самим Бинарным апостолом!
— Это не я, — ответила Корделия, когда рыцари прошли через отрытые врата с оружием наготове. — Подозреваю, вы обнаружите, что это адепт Немоникс впустил нас внутрь.
Грузовики с прогена мчались навстречу брошенным топливным танкерам. Непонятно откуда взявшаяся команда танкера была практически в безопасности, если бы не скала, завалившая выход и их судьбу.
Раюм Бартаум стоял на задней площадке грузовика. Он плотно прижимал экзотического вида оружие к своему телу, я узнал его: конический ствол и витой магнитный ускоритель, без сомнений — это «Марк XXXV Магнакор» Бартаум обращался с ним со сноровкой опытного стрелка.
Рыцарь видел тоже, что видел я, и знал, что сейчас произойдет.
Два заряда сине-белого огня вырвались из плазмо-ружья Бартаума. Слишком быстрые, чтобы проследить за ними, первый заряд ударил в танкер, развороченный моим падением, второй пробился через бронированную шкуру стоящего чуть поодаль.
Прометиум воспламенился с оглушающим хлопком.
Тьма исчезла, когда десятки тысяч литров летучего топлива одновременно взорвались. Огненный шар под высоким давлением ворвался в туннель с нестерпимо громким ревом, мгновенно испепелив транспорт Бартаума.
Кошмарный жар наполнил кабину моего доспеха. Ужасный, ни с чем не сравнимый жар спалил множество сложных внутренних механизмом. Я чувствовал, как кожа на руках обжигается об металл креплений моего трона Механикус.
Я чувствовал невыносимую боль от этих ожогов, но я выживу.
У генокрадов не было даже такой защиты.
Я видел, как их поглотило ударное облако огня, испепелив их до состояния жирного осадка, осыпавшего мою кабину. Пламя продолжало движение по туннелю, стирая все знаки отличия с наших доспехов, уравнивая нас.
Флаги домов и знаки почетных сражений сгорели дотла, сдетонировавшие патронташ и топливные емкости, моментально привели оружие в негодность.
Боль невероятная, но выжить можно.
Я слышал скрежещущий вопль чужих, перекрывавший даже рев пламени. Как свист насекомого, сгорающего под увеличительным стеклом, или вопли мутанта, с разорванным животом умоляющего о смерти.
Жар продолжал расти, теснота туннеля увеличивала силу пекла. Я повернул свой доспех по направлению к свету, и двинулся свозь бушующие облака живого пламени.
— Со мной! — прокричал я в вокс. Жар внутри кабины высушил глотку. Я едва мог двигаться и надеялся, что мои рыцари и Хоукшрауд услышали приказ.
Защищенные внутри «Капитол Империалис» магос Врил и его адепты будут в безопасности от идущего по туннелю пламени. Если какие-либо ксено-организмы и смогут последовать за нами по туннелю, то только от огненного шока.
Я прорывался через адское пламя. Каждый шаг — это маленькая победа. Жар внутри достиг своего предела.
