– И ты боишься стать такой же ведьмой, как она?
– А вдруг?
– Нет! – Хродмар рассмеялся и покачал головой, снова обнял Ингвильду с чувством, что она вернулась и снова принадлежит ему. – Такой, как она, ты не будешь. Посмотри! – Он показал Ингвильде серебряную рукоять ножа на поясе – совсем нового, купленного на Остром мысу взамен того, что достался Хёрдис, – потом вынул его из ножен. – Этим ножом можно чистить рыбу, а можно темной ночью перерезать кому-нибудь горло. И так со всяким оружием. Все зависит от того, кто держит его в руках. Сама по себе сила не зла и не добра. Злым или добрым бывает только намерение. Только человеческая воля.
– Но это не то… – слабо начала Ингвильда.
– То самое! – уверенно перебил ее Хродмар. – Любой волшебный дар – это сила, это оружие, но не больше. Умение колдовать – не всегда зло. Хёрдис своим оружием творила зло. Но ведь ты – не она. Ты – другая, и твой дар будет совсем другим.
– Ты думаешь? – Ингвильда улыбнулась. Она еще не была уверена, прав ли Хродмар, но видела, что он вовсе не считает ее дар злом и не стал меньше любить ее из-за этого. И это уже было очень много! – Но мне страшно. Мне вчера казалось, что у меня так пусто в голове… Знаешь, если смотреть ночью на море, где нет ничего – ни корабля, ни лодки, ни бревна, даже волн нет. Только темная вода везде, сколько хватает глаз. И вдруг может появиться что угодно. Может приплыть хороший, красивый корабль… под красно-белым парусом с синей полосой, а может… может вдруг всплыть Мировая Змея*. И так легко, как будто земля не держит и можно взлететь. А я не хочу улетать!
Ингвильда прижалась к Хродмару, как будто ее уже что-то тянуло прочь. Тепло и сила его объятий давали ей блаженное чувство безопасности и счастья, уверенности, что ни одна беда не проникнет в кольцо его крепких рук.
– Не бойся! – Хродмар крепче прижал ее к себе. – Ты никуда не улетишь. Скоро ты уже будешь в нашей усадьбе, и там никакие ведьмы к тебе близко не подойдут. С моей матерью ты хорошо поладишь. Она, правда, не ясновидящая, но очень добрая и мудрая женщина.
Ингвильда вздохнула:
– Ты знаешь… Мне сейчас кажется, что мы с тобой еще не скоро увидимся. Море впереди совсем пустое, понимаешь?
Хродмар помолчал.
– Я не ясновидящий и не знаю, когда мы теперь увидимся, – сказал он. – Но я знаю: даже если это будет через год, через два года, я буду любить тебя так же сильно, как сейчас. Но ты же не думаешь, что твой отец откажется от слова?
Ингвильда промолчала, не поднимая глаз. Ей не хотелось порочить свой род, но она знала, как ее отец понимает честь. По мнению Фрейвида, истинная честь состояла в том, чтобы в любом деле суметь отстоять свою пользу.
Они стояли на самой тропе, возле младшего из двух «смотрельных камней». Вот он и увидел, молчаливый страж вечности, как маленькая девочка, приходившая когда-то поздороваться с ним, выросла и готова навсегда проститься с родным берегом, чтобы следовать дорогой своей судьбы.
Младший камень обозначает место, от которого нужно смотреть. А возле старшего камня, дающего ответ, уже качался на мягких утренних волнах «Тюлень». На Фьялльской отмели суетились люди, с землянки сняли крышу, двое товарищей несли на корабль последнего из хирдманов, который еще недостаточно оправился от болезни, чтобы встать на ноги.
– Возвращайся скорее! – взмолилась Ингвильда, стараясь выбросить из головы свои предчувствия и поверить, что судьба в их собственных руках. Сейчас Хродмар был ей ближе всех на свете, она доверяла ему больше, чем даже отцу или брату, и расстаться с ним ей было тяжело, как с частью себя самой. – Скорее приезжай за мной! Я буду тебя ждать! Ждать каждый день, ты понимаешь?
– Я вернусь так быстро, как только смогу! – уверял ее Хродмар, стараясь не подать вида, что нехорошее предчувствие сжимает ему сердце.
Ему захотелось просто взять ее на руки и отнести на «Тюленя». И все, через восемь дней они дома, в усадьбе Бьёрндален, и не надо будет гадать, сдержит ли слово Фрейвид Огниво. Но Хродмар подавил в себе этот порыв: похищение позорит невесту, и брак без согласия родных, приданого и свадебных даров лишает будущих детей их наследственных прав. Не для того же он выбрал себе в жены такую прекрасную и знатную девушку, чтобы их будущих детей считали незаконными!
Солнце встало уже немного в стороне от старшего камня – Середина Лета осталась позади. Возле «Тюленя» зазвучали голоса – звали Хродмара.
– Иди, иди! – Ингвильда старалась оттолкнуть его, через силу отстраняя лицо от поцелуев, и силы ее были на исходе. Долго прощаться – дольше мучаться, и она почти жалела, что вообще пришла сюда сегодня. – Иди же!
Она вырвалась из объятий Хродмара, отступила на несколько шагов, взмахнула руками.
– Иди! – отчаянно крикнула она, понимая, о чем он думает, и чувствуя, что еще несколько мгновений – и она сама пойдет с ним к кораблю. Но под молчаливо-бесстрастным взглядом стоячего камня она не могла решиться на такое нарушение долга перед родом. – Иди!
Хродмар подчинился. Повернувшись, он быстрым шагом пошел по тропинке к кораблю. Ингвильда смотрела ему в спину, прижав руки к лицу, и из глаз ей на пальцы неудержимо бежали горячие слезы. Теперь она знала, что чувствуют, когда говорят, что «разрывается сердце». Оно разрывается пополам, когда от тебя уходит тот, в ком твоя истинная жизнь. Она уже не помнила, как жила полтора месяца назад, пока еще не знала Хродмара. Это осталось в другой жизни, а прежней Ингвильды больше не было, была новая, неотделимая от него.
Он уходил, и по его быстрым уверенным движениям никто не заподозрил бы, что не так давно он был тяжело болен, обезображенного лица не было видно. Длинные светлые волосы мягко поблескивали под первыми лучами солнца, и в глазах Ингвильды Хродмар был красив, как сам Бальдр. Ее душа уходила с ним, а оставалась только пустая оболочка, для которой само существование будет томительной пустотой, пока он не вернется и не принесет ей ее саму. Наверное, о такой любви и говорят древние сказания, которые маленьким внучкам когда-то рассказывала Сигнехильда Мудрая. Сигурда Убийцу Дракона обманом заставили жениться на Гудрун, но как она любила его! Она не хотела жить, когда он умер.
Ночь мне казалась —
как в новолунье,
когда над Сигурдом
в горе сидела я;
мнилось, что волки
благо бы сделали,
если б меня
жизни лишили! [18] —
вспоминала Ингвильда плач Гудрун, и ей хотелось не умереть, но заснуть на все время долгой разлуки и проснуться только тогда, когда Хродмар вернется и склонится над ней, чтобы он был первым, кого увидят ее глаза. И никакие волшебные силы не помогут ей перенести тяжесть этой разлуки.
