Брат-капитан Кадай сидел ближе всех к выходу, и в глазах его светились отвага и решимость. Он был облачен в доспехи ручной работы, исполненные в виде ящера, хотя, как и его подчиненные, до сих пор не надел шлем. Его шлем, личина которого изображала рычащего дракона, был пристегнут к поясу. Голова капитана была гладко выбрита, и лишь тонкая полоса белых, коротко подстриженных волос шла ото лба до затылка. Рядом с ним сидели воины его командирского отделения, Инфернальная Гвардия: Н'келн — заместитель капитана Кадая, очень уравновешенный (если не сказать — лишенный задатков лидера) офицер; чемпион роты Век'шен, кто во славу ордена одержал верх над бесчисленными врагами Империума и сейчас сжимал в руке свою огненную глефу; заслуженный брат Маликант, знаменосец роты, а также заслуженный брат Шен'кар, огнеметчик. Последним в их ряду сидел Фугис. Апотекарий сдержанно кивнул Дак'иру, увидев, что тот направился в камеру.
В святилище было темно. Крохотные пятнышки света на полу исходили от глаз Саламандр, сияющих красным светом. Едва взгляд Дак'ира оторвался от глаз Фугиса, как тут же встретился с другим взглядом, пылающим холодным огнем.
Брат-сержант Цу'ган пожирал его глазами с противоположного конца отсека. Дак'ир почувствовал, как непроизвольно сжимаются его кулаки.
Цу'ган мог бы служить идеальным образцом для любого приверженца Культа Прометея. Сильный, упрямый, самоотверженный — он обладал всеми качествами, которых можно ожидать от Саламандр. И все же изрядная доля высокомерия и надменности таилась в глубине пылающих глаз сержанта. Он родился в Гесиоде, одном из семи священных городов Ноктюрна, который, помимо прочего, являлся главной базой ордена по набору рекрутов. В отличие от большинства жителей мертвых вулканических миров, Цу'ган рос в относительном изобилии и достатке. Его семья принадлежала к знати, состоящей в родстве с королями племен Ноктюрна, находящихся на недосягаемой для других вершине богатства и власти.
Кочующий от одной пещеры к другой, игнеец Дак'ир был, напротив, выходцем с самой нижней ступени социальной лестницы. То, что он вообще стал Астартес, было беспрецедентно. Лишь очень немногие кочевые племена добирались до священных земель, где проводились испытания кандидатов, не говоря уже о том, чтобы кто-то из кочевников принимал участие и побеждал в них. Случай Дак'ира был уникален во многих отношениях. Для Цу'гана же он являлся отклонением от нормы. Опыт человеческой жизни до посвящения в Астартес остался для обоих далеко позади, но все же укоренившиеся за века предрассудки давали о себе знать.
«Громовой ястреб», войдя в зону высадки у самой границы «верхнего города» Нимбароса, вдруг накренился, и это разрядило напряжение, возникшее между двумя сержантами. Внешняя обшивка шаттла завизжала, словно возмущаясь возникшему напряжению, и скоро звук перерос в глухой стон металла.
— Что, знак надвигающейся бури? — азартно предположил Ба'кен, своим рыком перекрывая грохот посадки.
Этот бритый наголо Астартес из отделения Дак'ира представлял тяжеловооруженную пехоту, его широкие плечи и могучая шея идеально способствовали исполнению его профессиональных обязанностей. Ба'кен, как и многие в ордене, был к тому же одаренным оружейником и мастером по металлу. Висящий у него за спиной тяжелый огнемет был уникальным оружием, не имеющим аналогов в тактических отделениях, потому что Ба'кен изготовил его сам, выковав в раскаленных кузницах Ноктюрна.
— Согласно стратосским донесениям, предатели хорошо закрепились и их очень много. Это не будет…
— Мы и есть буря, брат! — не дал закончить ему Цу'ган, перекрывая гул двигателей. — Мы очистим это место пламенем наших огнеметов! — продолжил он с пылом фанатика. — И сотрем нечестивцев!
Ба'кен торжественно кивнул сержанту другого отделения, и Дак'ир почувствовал, как краска гнева заливает его лицо. Это был знак вопиющего неуважения к нему как к командиру.
Он уже хотел ответить, но тут, мигнув, зажегся янтарный огонек предупреждения, и голос брата-капитана Кадая не оставил Дак'иру времени на адекватную реакцию.
— Надеть шлемы, братья!
С лязгом металла и шипением стабилизаторов давления Саламандры водрузили на головы боевые шлемы.
Ни на миг не желая прервать дуэль взглядов, Дак'ир и Цу'ган надели шлемы последними. Наконец Цу'ган смягчился и, мрачно улыбаясь, вновь изрек свою последнюю фразу:
— Сотрем нечестивцев!
— В Кумулоне, на востоке, и в Нимбаросе, на юге, еще идут бои, однако на данный час мои войска занимают территории и берут под контроль небесные мосты, соединяющие эти три города… — Покрытый испариной полковник Танхаузе говорил с мерцающего и шипящего от помех экрана капитана Кадая, ехавшего сейчас на «Лэндрейдере» типа «Искупитель» по имени «Огненная наковальня». — Мы используем мосты для фильтрации гражданских. Тысячи людей остались заперты в каменных мешках за линиями обороны противника. Среди них есть и мои солдаты.
— Вы уже сделали здесь свою работу для Императора. И даю слово Саламандр Вулкана, что, если этих людей еще можно спасти, я их спасу! — ответил Кадай, стоя в отсеке бронетранспортера, мчащегося по небесном мосту в Циррион.
Конвой из четырех бронированных «Рино» громыхал следом за «Огненной наковальней».
Как только Саламандры десантировались в окрестностях Нимбароса, Кадай приказал брату Аргосу, магистру кузницы, произвести всестороннюю оценку дорог, ведущих к Цирриону. Изучив файлы с планами стратосских городов, которые были переданы когитаторами «Ярости Вулкана» на мониторы «Огненной виверны», технодесантники пришли к выводу, что небесные мосты совершенно не подходят для посадки боевых кораблей с последующим развертыванием сил Астартес.
Менее чем через двадцать минут три грузовых «Громовых ястреба» спустились с орбиты и сбросили Саламандрам необходимые транспортные средства.
В зоне приземления Саламандры по приказу Кадая разбились на отделения и ожидали в боевом строю прибытия транспортеров. На обсуждение тактики со стратосскими союзниками времени не было, и переговоры пришлось вести уже на пути к Цирриону.
— Я молю Императора, чтобы кто-нибудь еще остался в живых! — продолжил Танхаузе по видеосвязи, которая поддерживалась во всех транспортерах Астартес. — Но боюсь, что Циррион уже потерян для нас, лорд, — добавил он и подрагивающими пальцами зажег новую сигару. — Теперь там уже ничего не осталось, кроме смерти и ужаса.
Казалось, что полковник избегает смотреть на экран. Пока Астартес ехали по небесному мосту, Кадай снял шлем, и человек смог ясно разглядеть черты его лица.